Дискотека икнулась нам в пригородном поезде. За окном был сплошной туман, с утра — душно, мы, фактически не просыпаясь, добрались до вокзала, купили билеты, уселись в вагоне на ребристые лавки, обшитые светло-жёлтыми плашками… и проснулись, когда на нас насела контролёр, требовавшая, чтобы мы прекратили притворяться и покупали билеты. Кажется, она была очень огорчена, когда мы предъявили всё-таки «билетики», как она слащаво выражалась — и пошла дальше по проходу, что-то недовольно бурча под нос и терроризируя пассажиров.
— Могла бы и не будить, — заметил Энтони, потирая спину. — Господи, какой палач додумался сделать такие сиденья?!
— Вагон переделан из плацкартного спального, — пояснил я, потягиваясь. — У перегородок срезали верх, мягкие диваны сняли и настлали этот помост… Уф, у меня во рту как кошка окотилась.
— Вода тут есть? — спросил Энтони, выглядывая в окно. — Красиво? Это он — тот самый лес?
Я посмотрел тоже. Да, мы проезжали лес — большая часть пути осталась позади. Солнечные песчаные косогоры, поросшие сосняком, сменялись зарослями подлеска, через который в таинственную тёмную глубину дубрав уходили тонкие тропки. Потом вдруг поезд проскакивал над чёрной водой лесных проток, подёрнутых ряской, где смыкались ветви ив, а поверхность воды расчерчивали ещё не затянувшиеся следы уток. И снова лес — дубы, вязы, изредка — весёлые берёзки и серые стволы осин… Да, Энтони был прав — красиво. Я всегда знал, что наши места красивы, но сейчас смотрел на них с особенной гордостью — их похвалил немало видевший иностранец!
— Похоже на те места, где ты родился? — полюбопытствовал я. Энтони медленно покачал головой:
— Нет… У нас тоже дубы и вязы, но они растут рощами между холмов. Там же текут речки — узкие, тихие…А на самих холмах — зелёная такая трава и всегда ветер… Если с моря — пахнет солью, йодом. А если с запада — цветами, землёй, травой… У нас очень красиво, Эндрю! — он задумчиво улыбнулся, потом тряхнул головой и спросил: — Ну, тут есть вода?!
— В туалете, — предвкушая реакцию, ответил я.
…Жарища в Тамбове стояла такая же, как и у нас, но было гораздо оживлённей. Судя по лицам, большинство людей были не в восторге от собственной торопливости — они бы предпочли провести время на одном из пляжей. Это зрелище навело меня на философские размышления — когда мы садились на остановке около вокзала в автобус N18, я поделился ими с Энтони:
— Сколько же всё-таки у взрослых неприятных обязанностей!
— Это если работа нелюбимая, — не согласился со мной англичанин. — Каждый человек должен любить свою работу или службу… Слушай, что-то наших знакомых не видно.
— Может, за нами тот, третий, следит, — предположил я. Энтони осмотрелся — по возможности, салон был набит битком — и признался:
— Да, его нам не вычислить… Ну и в конце концов — чёрт с ним, пусть следит! Они же и так знают, что мы собираемся в поход — ничего нового он не увидит…
— Я о другом… Как бы они домой не забрались, вот что.
— А твой Фюрер?
— Геббельс… Обойдут дом со стороны соседского двора и влезут в кухонное окно. Соседи всегда датые.
— Что? — нахмурился Энтони.
— Пьяные они всегда, — пояснил я. — Конечно, всё равно ничего не найдут, но загадят ведь всё…
— Не полезут, после короткого раздумья сообщил мне Энтони решительным тоном.
— Посуди сам: зачем им лишнее внимание привлекать? Мы ведь можем про них сообщить властям — зачем давать лишний повод? Их задержат и, даже если они быстро выйдут, мы-то сможем из-под их контроля вырваться…
Автобус, бесконечно застревая на красный свет, тащился по переполненным машинами улицам. Интересно, кстати, почему так получается. Если ты едешь на транспорте — на каждом перекрёстке тебя ждёт красный свет, стой и жди. Пешком идёшь — на тех же самых перекрёстках тот же красный свет, но уже для пешеходов. Та же история — стой и жди! Один мой приятель говорит — закон подлости… Энтони примолк, внимательно рассматривая улицы, по которым мы проезжали, потом вдруг спросил:
— А сам этот ваш Тамбов — старый город?
— Относительно, — подумав, ответил я. — С 1636 года, его строили, как крепость против крымских татар… Да не делай стойку, у нас тут все города в прошлом крепости.
— Нет, если 1636 год — это не годится, — согласился Энтони. — А до этого точно ничего не было?
— Точно, — кивнул я. — Вернее, было поселение эпохи бронзы, но оно даже не славянское.
— А-а… Нам когда выходить?
Я посмотрел в окно:
— Через одну. А там рядом… Обратно, кстати, можно на автобусе, тут до вокзала недалеко.
Энтони промолчал — снова внимательно рассматривал людную улицу и проносящиеся мимо машины.
…Нужный нам магазин «Охота» открылся в Тамбове не так уж давно, но пользовался большой популярностью как среди людей, которые и в самом деле заходили что-то купить из богатого ассортимента, представляемого магазином на продажу — так и среди тех, кто купить ничего не мог, но не мог и отказать себе в удовольствии просто полюбоваться на «тулки», «винчестеры», «сайги», газобалонники и ножи различных форм и размеров. Продавцы никогда никого не гоняли и охотно давали пояснения даже сопливым пацанам, толкавшимся у оружейных витрин. Я тут бывал в каждый свой приезд — иногда просто смотрел, а иногда покупал кое-что для рыбалки.
Однако, сейчас в магазине было почти пусто — он только что открылся, да и обычный контингент посетителей уже часа два как торчал на речке. Кассирша читала книгу. Усатый продавец неспешно беседовал с высоченным тощим мужиком о видах на урожай при такой жаре. Мужик при этом без особого интереса рассматривал оптический прицел к карабину.
Энтони вошёл в зал вполне хозяйской походкой, с видом не наигранно-уверенным, а просто уверенным. Осмотрелся с порога и негромко похвалил:
— Ничего ассортимент… По-моему, тут есть всё, что нужно.
Его слова гулко отдались в большом, с высокой крышей, зале, и продавец без особого интереса, но вежливо спросил:
— Брать что-нибудь будете, ребята?
— Да, — кивнул Энтони, — и многое.
Продавец оставил своего собеседника — тот, кстати, совершенно не огорчился и продолжал прикидывать на руке прицел — и перебрался к нам.
— Что показать? — поинтересовался он. Энтони осмотрелся ещё раз и указал подбородком:
— Начнём вон с тех рюкзаков… Они с опорным каркасом?…
…По-моему, продавца мы умотали. Энтони оказался, как ни странно, въедливым и даже привередливым покупателем — браковал вещи, казавшиеся мне лично вполне подходящими. Так, забраковал топорики только потому, что у них рукояти не были обтянуты резиной — и продавец без звука принёс финские, обрезиненные. Он вообще попал под гипнотическое влияние англичанина — надо было слышать, каким извиняющимся стал его голос, когда он объяснял, что не может, к сожалению, продать охотничьи ножи несовершеннолетним. Кажется, он принял нас за сынков «новых русских», потому что тут же предложил специальные туристские ножи «трамонтана», наборы из четырёх штук. Мне ножи понравились, но Энтони покрутил их и покачал головой:
— Это даже не сталь, а плохое железо.
Продавец с извиняющимся видом кивнул.
Куча вещей росла, и Энтони рылся в ней, по английской же пословице — «как терьер в лисьей норе», ухитряясь и тут что-то выбраковывать и заменять. У меня-то в душе пело при одном взгляде на «гриндерсы» с тугой шнуровкой и мягкой подошвой, или немецкие камуфляжные куртки, так что я считал привередство англичанина излишним.
— Консервы купим у вас и аптечку сформируем тоже, — обратился он наконец ко мне, — нечего их отсюда тащить… А где у вас палатки? — вновь повернулся он к продавцу. Тот немедленно показал несколько разнокалиберных свёртков, и Энтони с ходу прилип к одному, словно увидел старого знакомого. — Двухместная? — уточнил он и, получив утвердительный ответ, кивнул: — Беру, — а мне пояснил: — Это наша, английская. Фирмы «Ойстон фэмили груп».
— Э… ты уверен, что сможешь с ней справиться? — поинтересовался я. — Я палаток в жизни не ставил. Мы в походах в гамаках спим…
— Не беспокойся, нас с ней сделали в одной стране, — заверил меня Энтони и снова обратился к продавцу. — У вас не очень хорошие бинокли.
— Да, не «цейсс», — пожал плечами тот. — Если вы не очень торопитесь, то через три дня привезут янковские — с указателем расстояния до цели и ночным видением.
— Возьмём эти, — решил Энтони. — Так, а у вас есть готовые комплекты выживания?…
…Оказалось, что нет. Энтони тут же взялся, как он выразился, «формировать» их — затребовал себе две жестянки охотничьего табака, сам табак немедленно выбросил и принялся заполнять коробки водоотталкивающими спичками, свечами, кремнями и кресалами из ножовочного полотна, лупами, иголками с мотками ниток, светокристаллами (я их первый раз увидел так близко), струнными пилами и ещё какой-то мелочью. Продавец уже посматривал на нас с лёгкой опаской — то ли принял нас за функционеров националистической организации, закупающих снаряжение для партизанской войны, то ли просто внезапно заопасался, что мы схватим всё это в охапку и убежим, не расплатившись.
Я тем временем отошёл к витрине — надоело, если честно, наблюдать за Энтони, ножи рассматривать интереснее. Я так увлёкся разглядываньем «джангл кинга» офигенных размеров с пилой на обухе, что не заметил, как ко мне подошёл и встал рядом ещё один посетитель магазина — он видел, что продавец плотно занят и решил скоротать время за разглядываньем холодного оружия. Я же обратил на соседа внимание только когда он спросил:
— Хорошие штучки, правда?
Я посмотрел на этого человека — среднего роста мужчину лет сорока, крепкого, просто одетого, с добродушным лицом сельского работяги. Не иначе как зашёл что-то для рыбалки купить… или порох для самодельных патрон.
— Да, красивые. — согласился я. — Только не для нас.
— Не продают? — сочувственно спросил он, кивнув на продавца, который уже начал считать цену покупки. Энтони на корточках сидел около свёртка с палаткой и что-то разглядывал. Я кивнул:
— Собрались в поход, а с ножами облом.
— В поход? — с уважением переспросил он. — Люблю парней, которые свободное время не за компьютером проводят, а с рюкзаком за плечами… Да, без ножей — плохо… — он задумался, потом вдруг неожиданно мне подмигнул: — Сейчас, погоди.
Он отошёл к столику продавца и заговорил с ним, оторвав от подсчётов. Продавец выслушал сказанное, кивнул, что-то сказал в ответ. Мужчина достал какую-то книжечку; продавец посмотрел в неё и, снова кивнув, шагнул за прилавок, скрылся под ним. Я смотрел во все глаза, но не мог понять, что же происходит, пока мой новый знакомый не вернулся ко мне, неся в руке… два ножа в коричневых кожаных ножнах с петлями для крепления на поясе и охвата рукояти! Ножи были не очень длинные, с медными перекладинками и деревянными рукоятями в мелкой насечке. Не такие красивые, как те, что на витрине — и мужчина, увидев лёгкое разочарование на моём лице, хмыкнул:
— Что, некрасивые? Ну и дурак. Все эти, — он кивнул на витрину, — для богатеньких потупее… Держи, — он протянул ножи мне, — тебе и твоему приятелю. Хороший нож — необходимая вещь для парня. Я вырос в местах, где ножи носят по традиции все мужчины… даже не ножи, а настоящие кинжалы!
— Постойте, погодите, я сейчас расплачусь с вами, — заторопился я, беря оружие. — Сейчас, постойте, хорошо?
— Подожду, подожду, — кивнул он, — триста за два. Есть деньги-то?
— Есть, есть! — ответил я на ходу, чуть ли не бегом направляясь к Энтони, который так и не посмотрел в нашу сторону. Опустившись рядом с ним на колено, я сунул ему ножи и зашипел: — Давай три сотни, тут один мужик нам ножи купил, надо расплатиться…
— Какой мужик? — спросил он, доставая деньги и оглядывая зал. — Эй, Эндрю, какой? — повторил он уже удивлённо. — Кто тебе их купил-то?!
Я обернулся.
Продавец заканчивал подсчёт.
По-прежнему вертел в руках прицел тощий посетитель.
Двое пацанов лет по 11–12 рассматривали в витрине газобаллонники.
Моего благодетеля в зале не было.