Завещание рыцаря

ГЛАВА 15

От лесника мы выбрались только после полудня — пришлось ждать, когда он придёт в относительно нормальное состояние. Ничего из предыдущих трёх месяцев он не помнил, страшно удивлялся и возмущался беспорядку в доме, мучился от дичайшей головной боли, стукался о косяки, а потом упал с крыльца, шагнув мимо ступенек — короче, вёл себя так, что я не выдержал и попросил:

— Вы нам, пожалуйста, оставьте свои чертежи, чтобы мы вас потом хоть собрать могли…

Как раз к полудню он пришёл в себя настолько, чтобы просветить нас насчёт «криминогенной обстановки на вверенном участке», успокоив, что у него тут «не балуют». На дорогу собрался вручить нам картошки, спустился за ней в погреб и вылез с озадаченной физиономией, после чего эту тему не поднимал, зато вышел нас проводить до ворот и долго шумел вслед:

— Ежли мочиться не хотите, так по просеке, а там — об ряку, об ряку и увидите!

Не только Энтони — меня, и то привела в глубокое недоумение сказанная им напоследок фраза. Почему если мы не хотим… гм… мочиться, то надо идти по просеке? Он что — ею так дорожит и предпочитает, чтобы… э… желающие сворачивали в кустики? Что мы должны «увидеть»? И наконец…

— Эндрю, что такое «обряку»? — перебил мои мысли Энтони.

— Если бы я знал, — честно ответил я.

Была самая жара. Перед выходом мы забыли намазаться гвоздичным маслом, но комары на просеку не совались и вообще жизнь замерла. Казалось, что мы и не идём никуда — месим ногами на одном и том же месте, настолько длинной и однообразной была эта просека.

— А я у него патроны спёр, — признался я. — У меня мало, а его по калибру подходят…

К нарушению права частной собственности Энтони отнёсся неожиданно наплевательски:

— У него их, наверное, полно, а тебе лишние четыре не помешают… И вообще — знаешь, как тренируют солдат Специальной Воздушной Службы?

— Командос? — решил щегольнуть я знаниями.

— Командос, — наставительно сказал Энтони, — это те, кто охраняет порты и нефтедобывающие вышки в Северном Море… А люди Эс-Эй-Эс называются просто «бойцы»… Вот, высаживают кого-нибудь в одних плавках с подводной лодки где-нибудь около пляжей Борнмута, например. Задание — пробраться в Глазго, причём вся полиция предупреждена, что надо ловить, скажем, международного террориста — и даны его приметы… Он доплывает до пляжа и начинает бродить. Там джинсы, там носки, там рубашку, там кроссовки, там права, там — деньги и часы… Глядишь — часа за два он полностью экипирован. А ты говоришь — патроны.

— Значит что же — можно красть?! — возмутился я вполне искренне. Энтони покачал головой:

— Вообще-то нельзя. Но для большого дела — можно.

— А у нас разве большое дело?!

— А разве маленькое? — вопросом ответил он. Задумался и добавил: — И всё-таки, что такое «обряку»?

Через пять минут мы вышли к реке, вдоль берега которой тянулась тропка — и я расхохотался:

— Да вот она — обряку! Энтони не обряку — а «Об об реку», около реки! В смысле — если мокнуть — мочиться — не хотим, нужно идти вдоль реки и…

— Теперь я и сам вижу, — недовольно сказал Энтони, — вон мостик…

Мостик состоял из двух брёвен и, как я ехидно заметил, на карте у Энтони отмечен не был. Англичанин буркнул, что на русскую дурость карта не рассчитана.

— Поэтому с нами лучше не воевать, а дружить, — заметил я наставительно, и Энтони откликнулся:

— Согласен.

Мы какое-то время постояли на брёвнах, глядя, как у дна ходит рыба — и не маленькая. Это зрелище меня так и подбивало наладить спиннинг и попытать счастья, но Энтони заявил, что до привала далеко и тащить с собой рыбу глупо, а нужно думать, у кого бы узнать поточнее, как в этих местах обстоят дела с крепостью. Если уж мне приспичило чего-то найти на вечер, то лучше поискать грибов.

— В такое лето для поиска грибов нужен английский оптимизм, — ответил я сердито, уже когда мы шли по лесу еле заметной — звериной, наверное, — тропинкой. Комаров тут не было — местность плавно поднималась, деревья стояли пореже и между ними задувал тёплый, но всё-таки ветерок. Кусты почти исчезли, в подлеске осталась густая трава, какой не бывает в глубине леса — и не успел я сказать, что мы, наверное, подходим к опушке, как лес кончился и перед нами развернулся вниз косогор, переходивший в широкий луг с редкими берёзками. А в паре километров впереди опять начинался лес — отсюда он казался синим и загадочным.

Пекло. Над травой колебался разогретый воздух. Высоко-высоко в небе ходил кругами ястреб, отдыхавший в потоках воздуха — в небе, похожем по цвету на потёртые джинсы, безоблачном и тоже горячем. Вот стоя здесь и вправду можно было представить себя в далёком прошлом, не изгаженном никакими помойками…

Энтони поднёс к глазам бинокль и какое-то время изучал луг. Потом сообщил:

— Колодец посреди этого луга. Или что-то очень похожее. Пошли?

— Конечно, чего ждать? — заторопился я. Вода во фляжках степлилась и воняла пластмассой, как это всегда бывает с новыми фляжками.

Мы начали бегом спускаться по откосу — лес исчез из глас и нас со всех сторон обступила высокая сохнущая трава. Обычно на таких лугах влажная почва, но нынешнее лето высушило даже заливные луга — и трава на корню превращалась в сено…

— А какой азимут на этот колодец? — в шутку спросил я. Энтони невозмутимо так ответил:

— Двадцать пять. Что теперь скажешь о наших картах?

— Скажу, чтобы ты следил за компасом, — посоветовал я, — а то заблудимся в этой траве…

Не знаю, компас помог, или что, но мы вышли точно к колодцу. Да, это и в самом деле был колодец, но немного необычный — сруб выложен из плоских каменных плиток. Мятое жестяное ведро стояло вверх дном на краю сруба, вода серебрилась совсем близко — всё-таки луг есть луг.

Энтони вытащил ведро, мы вместе напились из него и залили фляжки. Тут, около колодца, было прохладнее, хотя сверху жарило. Трава вокруг перешёптывалась, хотя не было ветра — её колыхал идущий от земли горячий воздух.

Мне подумалось, что у колодца неплохо бы вздремнуть; совершенно безмятежное ощущение покоя охватило меня. Похоже, нечто подобное ощущал и Энтони — он сбросил рюкзак и, потянувшись, весело спросил:

— Ну что плохого может сейчас случиться? — но почти тут же его взгляд, направленный мне за спину, изменился и он добавил негромко: — Чёрт, лучше бы я не спрашивал…

Я обернулся сразу. Нас подвело именно шуршание травы, чтоб её…

С другой стороны колодца стояли двое мальчишек нашего возраста — по пояс голые, загорелые, одетые в чёрные брюки, заправленные в высокие берцы на тугой шнуровке. Один — блондин, почти беловолосый и узколицый — держал пять фляжек, другой — накачанный, с татуированным на левом предплечье мечом — большую пластиковую канистру. Особо враждебными они не выглядели, но держались по-хозяйски.

— Привет, — вполне дружелюбно сказал блондин, бросая фляжки на жухлую траву. Его спутник поставил канистру и молча начал спускать ведро в колодец. Мы ответили такими же приветствиями и — все трое — продолжали молча разглядывать друг друга. — Вы откуда?

Я напрягся. Не знаю, как в Англии, а у нас с таких вопросов часто начинаются драки… «Ты откуда?… А чего здесь ходишь?… А мы сюда чужих не звали…» — и поехало… Поэтому я сразу пошёл на обострение конфликта. Многим это покажется глупостью, но, если противник явно не превосходит вас численностью, то лучше самому спровоцировать его, появляется преимущество.

— Закрой хлеборезку, — посоветовал я, — а то так звездарезну — все пуговицы на кальсонах поотскакивают.

Мама рассказывала мне, что так «борзели» и «нарывались» во времена её молодости. Сейчас большинство шпаны не в силах усвоить сказанного, но тон и непонятность явного оскорбления её только больше «доводят». Так получилось и здесь — только среагировал не блондин, а татуированный, которому мы тоже, сразу видно, не понравились с первого взгляда. Он выпустил ведро и, перемахнув через сруб в молниеносном прыжке, врезал мне обеими ногами в грудь — ожидал такого развития событий!

Но и я ожидал чего-то подобного, потому что принял удар на боксёрскую зищиту — на предплечья. Однако, пинок был так силён, что меня буквально швырнуло в траву, а этот кадр сумел не только приземлиться, но и подставить блок под пушёчный свинг Энтони, скользнувшего вперёд в раскачивающемся боксёрском танце. Энтони тут же отскочил и ушёл от кругового удара ногой в голову — кажется, такое в кикбоксинге называется хай-кик.

Я как раз вскочил и успел перехватить блондина, уже понимая, что мы столкнулись отнюдь не с деревенскими парнями, балдеющими от жары и вознамерившимися отстаивать суверенитет своей родной Захребетовки кулаками. Блондин был одного со мной роста, тоньше — но не похоже, что он испугался или хотя бы заколебался. Неожиданно он стал словно бы меньше ростом — и я успел подпрыгнуть. Оказывается, он присел и круговым движением ноги попытался меня подсечь — прежде чем я контратаковал, он уже приплясывал в трёх шагах от меня, легко меняя стойку. На узком загорелом лице было равнодушие: не получилось — не очень-то и хотели…

Но и я занимался не кройкой и шитьём, а что самбо — самая эффективная форма контактного рукопашного боя, не признают только окончательно сдвинувшиеся на восточной философии. Поэтому вторая атака — быстрый удар кулаком в лицо — окончилась тем, что я швырнул блондина через себя и развернулся, чтобы прижать к земле… но этот козёл падал, как кошка — извернулся в воздухе и встал на ноги! Тем не менее, атаковать в третий раз он не спешил.

— Не стой, где попало, — сквозь зубы предупредил я, — а то ведь опять попадёт!

И всё-таки на этот раз попало мне — ногой в бедро, да так, что мне сразу стало скверно. Ногу словно парализовало, и блондин двинулся в решительную атаку — но тут же подался назад.

Энтони надвигался угрожающим скользом, поводя кулаками у лица. Его противник обливался кровью из носа и рта, лёжа на спине по другую сторону колодца. У англичанина был рассечён левый висок, алые струйки стекали по щеке на воротник камуфляжа.

— Файт ми, — бросил Энтони, — уэлл, ю, стинк![10]

Блондин бросил на меня быстрый взгляд — и метнулся в воздух в сокрушительной «вертушке». Энтони скользнул назад и вбок… а я, преодолевая боль — наоборот, вперёд. И через секунду наш второй противник оказался взят мной в захват древним, как мир, «двойным нельсоном» — руки, пропущенные сзади под мышки, давят на затылок врага. Блондин рванулся, но я без особой жалости надавил серьёзнее — и он, замычав, перестал дёргаться.

— Неплохо, — Энтони опустил кулаки. — Кажется, это называется «дабл нэлсн».

— Точно, — с одышкой сказал я. Блондин не трепыхался, но мне казалось, что я держу сжатую стальную пружину. — Теперь бы узнать, что им было нужно — деньги, или кулаки почесать?

— Не хочу показаться несправедливым, но, по-моему, это ты полез в драку, — заметил Энтони, доставая ведро из колодца и выплёскивая его на лежащего в нокауте татуированного. — Ну вот, похоже, я ему нос перебил… Открывай глаза, открывай! — Энтони помог ему сесть и прислониться к стенке колодца. Татуированный был в невменухе, и Энтони присел рядом.

— Отпусти, — процедил блондин, — скотина…

— Помалкивай, — заметил я, — а то шею сломаю…

— Да ты не грози. Ещё скажи, что всю деревню с кольями соберёшь.

— Какую деревню, баран?! — со звоном сказал он. — Мы в походе, я думал — это вы местные!

— По-моему, ты поторопился, — заметил Энтони, поднимаясь.

— Чёрт, — растерянно сказал я, начиная ощущать себя неудобно. — Если я тебя отпущу — полезешь драться?

— Нет, — помедлив, ответил блондин. Я убрал захват и шагнул в сторону, готовясь отразить любую попытку свести счёты. Но блондин подошёл к колодцу, наклонился над своим товарищем и длинно свистнул:

— Ой ё-моё-о… Мне пожалуй повезло, что я не с тобой драться начал… Саш, Саша, ты как?

— Добальдо, — послышался голос невидимого мне татуированного. Я подошёл следом. Энтони уже успел упаковать аптечку и сейчас деловито раскладывал её на траве. — Уди, — сказал ему татуированный. Переносица у него расплылась на треть лица и почернела.

— Не уйду, — спокойно возразил Энтони. — убери лапы, дурак, я помочь хочу.

— Да ты ему уже помог — дальше некуда, — хмыкнул блондин.

— Ну, знаешь. — сказал Энтони, что-то делая (татуированный зашипел и выругался), — попади он мне каблуком не вскользь, а прямо, я бы сейчас валялся с сотрясением мозга. Или вообще с проломленным черепом.

— С пдодобдедым, — уточнил Сашка-татуированный, — у бедя удад поддоды.

— Полтонны у него удар, — перевёл блондин. Подумал и сказал: — Только он врёт… врёшь, врёшь, не дёргайся!

— Получается, я кругом виноват, — зло (и это была злость на себя, потому что я струсил — СТРУСИЛ! — и от этого полез в драку первым!) сказал я. — Мужики, я ведь и правда подумал, что местные хотят рэкет устроить или просто кулаки почесать!

— Бывает, — неожиданно сказал блондин. — А вы тоже в походе?

— У-гу, — откликнулся Энтони, отстраняясь и любуясь своей работой. — Вот. Неплохо… Посмотри, что там у меня?

Это он сказал мне, и я присел рядом, демонстративно подставив свой затылок блондину. Но тот просто стоял рядом и смотрел, как я заклеиваю висок Энтони пластырем, а потом спускаю штаны — посмотреть, что с ногой. Бедро затягивал кровоподтёк симпатичного цвета.

— Неплохо получилось, — заметил блондин. И протянул мне руку — Кравцов, Колька. А это — Сашка Ленский. Правда Ленский.

— Лобанов, Андрей, — пожал я его руку.

— Антон, — без фамилии представился Энтони. И пожал плечами: — Ладно, мы пойдём…

— А пошли к нам в лагерь, — предложил Колька. Я удержал на языке злое: «Двое на двое не вышло — двадцать на двое хотите попробовать?» Это было бы несправедливо.

У Кольки были честные глаза.

Дальше через луг мы шли к лесу вчетвером.