Глава 32. Интерлюдия

Со временем, мне стало это нравится. Или мне всегда это нравилось, но со временем я просто перестал слышать голос совести. Снова не так. Со временем, мне стало это нравится настолько, что я убедил себя в собственной правоте. Я надеялся, что Семён меня расстроил. Я хотел, чтобы он совершал ошибки, чтобы он не слушался меня, делал что-то мне назло. И чем чаще я избивал его, тем чаще он так поступал. Я был благодарен, в какой-то степени. Но больше всего, я был благодарен за то, что слепые не в силах дать отпор.

Слабость жертвы заводит намного сильнее, чем сопротивление. Рассказы о людях, которые находят упоение в равной драке лживы, от первого и до последнего слова. Нам не нравятся «достойные» противники, они вызывают страх, а страх вызывает гнев. Потом, этот гнев мы выдаём за то самое «упоение боем». Мы пытаемся забыть этот мерзкий укол страха, когда понимаем — жертва посмела сопротивляться. Некоторые, выйдя победителем из такой драки, «наказывают» жертву с особым упоением, некоторые нет. Но все мы хотим, все мы надеемся, когда затеваем драку, что жертва не будет сопротивляться.

Семён был такой жертвой. Я бил его, и был счастлив тому, что слепой парнишка, мой бывший друг, не может даже оттолкнуть меня, парализованный страхом и чувством вины. Вины за то, что стал инвалидом. И каждый раз, когда я избивал его, я пытался укоренить в нём это чувство вины.

Я бы хотел, чтобы человек, который рассказывает вам эту историю, был хорошим. Чтобы он мог смотреть на себя в зеркало без отвращения; чтобы он хотя бы одну ночь в году мог думать о чём-то, кроме того возбуждения — эмоционального, физического, сексуального — что он получал, раз за разом опуская специально купленный для этого ремень на лицо и грудь взрослого человека. Я бы очень этого хотел. Но у вас есть только я, а у меня есть только ненависть и отвращение. Чувство вины, к сожалению, есть только у хороших людей.

Загрузка...