Тронев пришел на «Ригель» с опозданием, когда все его соученики разместились в кубриках. Первой, кого он увидел на палубе, была Зойка. Она поднимала тяжелое ведро с помоями, намереваясь выплеснуть их за борт.
— Разрешите я вам помогу, молодая морячка, — сказал Виктор, ставя чемодан.
— Обойдемся, молодой моряк, — в тон ему ответила девушка, выливая воду.
— Ловко у вас получается. Тренировочка! — засмеялся Тронев. — Вы не скажете, куда я могу бросить свои кости?
— Обычно у нас их бросают в мусорное ведро.
— Вы не поняли. Я имею в виду свою персону.
— Ах, вот что. Свою персону, — язвительно сказала Зойка. — Идите к вахтенному помощнику. Он пристроит вашу персону где-нибудь в массах, в кубрике на верхней койке. Надеюсь, на отдельную каюту не рассчитывали?
— Нет, отчего же, — скромно заметил Тронев, — неплохо бы… А вы, значит, на «Ригеле» плаваете? Украшаете общество моряков? Давайте познакомимся — Виктор Тронев.
— Какой вы проницательный. Я действительно плаваю на «Ригеле». Познакомимся, — Зойка сделала книксен. — Княгиня Барышева, Зоя Александровна.
— О, в какое великосветское общество я попал. И много здесь титулованных особ?
— Я единственная.
— Видно сразу. Такое воспитание, манеры. Как вы терпите грубых моряков? Ведь здесь иногда прорывается крепкое слово?
— Ошибаетесь. Моряки очень галантны и умеют ценить дамское общество. Запомните — ругаться у нас не принято. Капитан не терпит.
— Что вы, разве я позволю! Может быть, пойдем сегодня вечером в кино на новый фильм?
Зойка презрительно сощурила глаза, отрицательно встряхнула «конским хвостом», в который были собраны ее волосы.
— Берете быка за рога? Во-первых, я никуда не хожу с незнакомыми людьми, во-вторых, все свободные вечера расписаны на два месяца вперед. А вы — «сегодня»! Наивный человек!
— Вот как? Тогда запишите меня в очередь. К тому времени мы познакомимся лучше. А пока, прощайте, княгиня.
Тронев отвесил Зойке поклон и отправился в кубрик. Дойдя до тамбура, он оглянулся. Зойка все еще стояла на прежнем месте.
«Хорошая девчонка», — подумал Виктор.
В кубрике, увидев своих, он радостно закричал:
— Здоро́во, толпа! Есть ли место на нижней койке для одного, отбившегося от стада?
— Греби сюда, Витек. Я для тебя занял лежбище. Помни — забота о людях. Потом сделаешь что-нибудь для меня, — сказал плотно сбитый курсант с большим ртом, приплюснутым носом и скуластым лицом. — Вот твой номер, бери. Старпом дал.
— Спасибо, капитан Врунгель. Я отдам тебе свою пшенную кашу, когда нам ее дадут.
— Почему Врунгель? Ты неблагодарен.
— Ладно, Батенин. Буду называть тебя Колумбом. Подойдет?
— Начинается жизнь в коллективе, ребята. Держитесь достойно, как подобает советским студентам. Чтобы штатная команда брала с нас пример, — еле сдерживая смех, строго сказал курсант Курейко. — Прозвища — отставить. Будьте внимательны и ласковы по отношению друг к другу. Недостойных завтра повесим на бом-брам-рее. Между прочим, когда ужин?
— Кому что, а Курейко главное в судовой жизни — время приема пищи. Интеллектуальный тип.
— В общем, завтра начинается новая жизнь. Кое для кого она уже началась. Под полубаком я видел одного из наших. Он страшно визжал. Его порол боцман линьком за то, что он умыкнул пирожок с камбуза.
— Что ж. Пусть неудачник плачет. Не умеешь — не берись.
— Разве сегодня к ужину дадут пирожки? — не удержался от вопроса Курейко.
— Ватрушки с творогом. Хочешь, я тебе отдам свою, если ты постираешь мою робу?
— Не слушай его, Курейко. Он тебя покупает. На ужин борщ и сардельки.
— Ну и моряки пошли. Только о жратве и думают. Нет чтобы вспомнить такелаж, терминологию. Посмотрю, как вы завтра на бом-брам-рей поползете.
— А ты куда поползешь?
— А я на камбуз. Завтра я там дежурю.
Все стараются показать свое пренебрежительное отношение к тому, что их ждет на «Ригеле». Подумаешь, лезть на реи! Подумаешь, сто сорок восемь снастей, которые надо находить даже в темноте? Стоять на руле тоже проще простого: право, лево, так держать! Компас не ахти какой сложный прибор. Они всё проходили в училище, отлично подготовлены… Но бравада показная — от желания скрыть волнение. У каждого в душе копошится неуверенность. Каким-то он окажется завтра? Не будет ли хуже других, неловким, смешным? Одно дело изучать вооружение парусных кораблей в классе, другое — работать с парусами на практике. Нельзя опозориться, показать свое незнание и неумение. Ребята засмеют. Прохода не будет от подначки.
…Закончился ужин. Согласно распорядку дня после него полагается отдых. Курсанты разбредаются по судну. Некоторые подходят к мачтам. Украдкой дергают за снасть, поднимают головы кверху, стараются заметить, где закреплен конец, шепчут:
— Дирик-фал, топенант, гордель, фока-брас. — Ничего не разобрать, все перепуталось. Наверху веревочная паутина…
— Петрусь, иди-ка сюда! Посмотри, что это? Фал?
— Сам ты фал. Фал поднимает парус за верхний угол. Ну-ка, подергай. Еще, еще. Так-с… Да, пожалуй, фал.
— Видишь, я говорил! Тоже мне адмирал Нельсон. Тебе шлюпкой командовать нельзя доверить.
— Если хочешь знать, я все вооружение на память помню. Перечислить?
— Нет, ты вот тут на мачте покажи мне, где какие снасти. Что? Не можешь? Трепач…
День проходит быстро. На судне все в новинку. Начинает темнеть. Палуба пустеет. Один за другим спускаются курсанты в кубрик. Сегодня никого не увольняют на берег. Предстоит провести первую ночь на паруснике. На три месяца он станет их домом.
— Знаете, братцы, что таких судов, как наш «Ригель», в Советском Союзе имелось около ста штук, — говорит худенький курсант, лежащий на верхней койке над Троневым. Он свешивает голову вниз и все время крутит ею в разные стороны. — После войны «рыбники» заказали их для перевозки грузов между мелкими дальневосточными портами. И шли они, альбатросы, через океаны своим ходом. Некоторые через Панаму, другие через Суэц.
— Все благополучно дошли?
— Все до одного. Вот какие мореходы, не смотри, что маленькие!
— Заходов, наверное, у них было!.. Валютки заработали на несколько лет вперед, — раздается чей-то голос из дальнего угла.
— Что же дальше с парусниками? — с любопытством спросил Батенин.
— Ничего. Хорошие рейсы делали. У меня там один знакомый матросом плавал на перегоне. Такую травлю разводил, уши развесишь. Рассказывал, как они стояли на якоре в Сингапуре или в Коломбо, уж не помню где. Представляете себе? Темная, тихая ночь. Духота. Вся команда расположилась на открытом воздухе. Кто где нашел место. Мой знакомый, его Валентином звали, лег у самого борта. Видит, из воды высовывается змея. Большая, в руку толщиной. Есть там, в южных широтах, такие водяные змеи, очень ядовитые.
— Смотрите, ребята. Змея плывет… — Валентин не успел закончить фразу, как раздался крик:
— Змея на палубе! — и повар, как был, нагишом, сиганул на мачту. — Вон, вон она! — кричит уже сверху.
Ну, тут паника. Все повскакали. Где, что? Смотрят, а змеища действительно лежит в районе мидель-шпангоута, протянулась через всю палубу, вздрагивает, извивается… Один парень схватил пожарный топор, как ахнет по змее. Она как подскочит. Он топор выпустил из рук и ходу. А тут вышел механик из машины.
— Вы что тут делаете? Мы из льял воду откачиваем мотопомпой, а вы по шлангу топором лупите, дураки.
Оказалось, что черный резиновый шланг был протянут в машину, а они его за змею приняли.
Курсанты захохотали.
— А что, ведь может быть такой случай, верно?
— По-моему, травля.
Затихают кубрики. Реже раздается смех, паузы становятся длиннее. Кое-кто уже уткнулся носом в переборку.
— Тушите свет. Спать! Хватит травить! — кричит курсант Орлов. Он поворачивает выключатель. Кубрик погружается в темноту. Через несколько минут наступает полная тишина. Слышно, как струится вода за бортом. Теперь курсанты будут слышать ее всегда. Ласковую и вкрадчивую, бурную и злую. Всегда.
Тронев дремлет. Медленно ворочаются в голове мысли. В памяти всплыло Зойкино лицо. Чего можно ждать от нее? Сходит с ней в кино, на танцы и, наверное, больше усилий не потребуется. Скучно, обычно…
За обшивкой плескалась вода.