Золотые нашивки

НАРДИН НЕ ХОЧЕТ РИСКОВАТЬ

„Ригель” стоял в бухте Ахья. Многие курсанты оставили в порту новых знакомых и потому неохотно расставались с гостеприимным берегом. Кое-кто ворчал:

— Опять утюжить море. Еще бы денька два постоять…

Но все делалось по программе, заранее намеченной капитаном. Здесь он намеревался произвести генеральную мойку и уборку всего судна, после чего продолжить учения. Правда, Нардин обещал еще раз в конце практики зайти в порт, и это немного утешило курсантов.

Спустя несколько часов после того как «Ригель» отдал якорь, в Ахья пришел «Алтаир». Для курсантов его появление было приятной неожиданностью. Вдвоем не так скучно стоять. После Дерхольма парусники не встречались. Шведов «ползал» по морю, тренировал команду.

Нардин, поеживаясь от свежего ветра, поднялся на палубу. Накрапывал дождь. Серое небо с низко плывущими штормовыми облаками не предвещало ничего хорошего. По бухте бежали волны, заворачивая на себя белые гребешки. «Ригель» покачивался на якоре. Постукивала в клюзе цепь. У мачты, одетый в штормовую робу, втянув голову в плечи, сидел вахтенный. Нардин оглядел горизонт.

«К обеду раздуется. Мойка судна сегодня отпадает, — подумал он, глядя на стоящий невдалеке «Алтаир», — самая погода, чтобы учить мальчиков. Пусть привыкают работать в свежий ветер, а то плавали почти все время по тихой воде».

Капитан спустился в каюту, надел под форменную курточку свитер, натянул резиновые сапоги и пошел в кают-компанию. Там завтракали.

— Доброе утро, — сказал Нардин, присаживаясь к краю стола. Зойка подвинула ему чашку с кофе. — Сейчас пойдем. Кончите завтрак — свистите всех наверх.

Лица у сидевших за столом вытянулись, никому не хотелось качаться в море, мокнуть под дождем. Моргунов посмотрел на капитана.

— Стоит ли, Владимир Васильевич? Погода больно плохая. Куда пойдем?

— А как же с мытьем? — спросил второй помощник.

— Переменим якорную стоянку. Пойдем в Тага-лахт. Там помоемся, если исправится погода. Насчет того, стоит или не стоит, я думаю, двух мнений быть не может. Мы же учебное судно. А потому мы и должны тренировать практикантов, причем в любую погоду.

— Верно, конечно, — сказал, поднимаясь, второй помощник. — Но, честно говоря, в море вылезать нет никакого энтузиазма. Здорово неохота. Прав был тот, кто сказал: «Самая худая стоянка лучше самого хорошего плавания».

— Что поделаешь. Смотрите, вон военный флот в хорошую погоду стоит, а в шторм выходит в море. Вырабатывает морские качества у личного состава. По принципу: «В море — дома, на берегу — в гостях». Вот вам противоположная точка зрения.

— Кто же спорит, Владимир Васильевич, — улыбнулся второй помощник. — Я так просто, по-честному. Не хочется. То, что надо, я понимаю.

Через полчаса Нардин стоял на мостике и наблюдал, как вяло двигаются по палубе одетые в штормовки практиканты и штатная команда. Прав второй помощник, кому хочется вылезать из теплых кубриков на пронизывающий, холодный ветер? Никому. Появилось бы солнце, веселее стало работать. Ну, может быть, усилится ветер, разгонит облачность.

Мачты медленно одевались в паруса. Взятые на гитовы и топенанты, они оглушительно хлопали и «стреляли».

— Тренева на руль! — приказал Нардин вахтенному помощнику. Он часто ставил Тронева к штурвалу в особо серьезных случаях — при входе в порты, постановке на якорь или в узкостях.

Это противоречило обычаям — на руле должен был стоять кадровый матрос, но практикант проявил настоящий талант. Тронев чувствовал судно. Под его рукой оно шло быстрее, не так качалось, хорошо выдерживало курс.

Виктор как-то говорил капитану:

— Не могу сказать отчего, но «Ригель» представляется мне живым существом. Я знаю, чего он хочет, чего не хочет, что любит и чего не любит. Например, если мы идем на фордевинд, то надо держать чуть-чуть круче. А ведь все суда идут быстрее, чем больше ветра в парусах. Верно ведь?

— Так.

— А вот «Ригель» — нет.

Тронев пришел к штурвалу. Лицо у него, как и у всех, было сердитое, недовольное.

— Вы что, не выспались? — спросил Нардин.

— Погода плохая, — буркнул Тронев. — Смотрите-ка, Владимир Васильевич, — вдруг закричал он. — «Алтаир», кажется, тоже снимается?

Нардин оглянулся. На «Алтаире» — аврал. По палубе бегали люди, Шведов с мегафоном в руках стоял на мостике. На баркентине уже ставили передние паруса.

«Вот это хорошо, — обрадовался Нардин. — Шведов решил показать класс. Великолепно. Сейчас мои ребята оживут».

Он взял рупор и крикнул:

— Побыстрее на мачтах! «Алтаир» уходит в море.

Но команда уже заметила, что «Алтаир» снимается с якоря. Все изменилось на палубе в мгновение ока. Куда девались медлительность и вялость! Практиканты летали по палубе, резво разбегались по реям, улыбались, подбадривая друг друга шутливыми возгласами. Кейнаст, до сих пор спокойно наблюдавший за работой, откинув капюшон плаща, бросился к фор-мачте.

— Живо, пуйки! Живо! Посмотрим, кто есть быстрейший матрос! — закричал он, хватаясь своими огромными руками за снасть.

Нардин сохранял внешнюю невозмутимость, но внутри него уже поднимался возбуждающий спортивный азарт. Он с нетерпением ждал, когда можно будет подать команду: «Вира якорь!»

Наконец с палубы отрапортовали о готовности. Капитан закричал в мегафон:

— Пошел шпиль! — и тотчас же услышал, как застучал мотор и звенья якорной цепи начали падать в канатный ящик.

— Якорь чист! — донеслось с бака, и Нардин скомандовал:

— Поставить марселя! Лево на борт! Поставить кливера!

Нос начал уваливать. Тронев быстро завращал штурвал. Заполоскали передние паруса, заскрипели блоки. Команда изо всех сил тянула шкоты. «Ригель» красиво развернулся, лег на борт и, сердито пеня носом воду, с креном прошел мимо «Алтаира». Там еще выбирали якорь.

Практиканты на «Ригеле» испустили победный вопль:

— Ура! Банзай! Ху-хай!

Они срывали с голов зюйдвестки, махали ими. Ребята на «Алтаире» тоже что-то кричали, но «Ригель» уже шел к выходу из бухты, и разобрать, что именно они кричали, было трудно. «Алтаир» остался позади.

В море штормило по-настоящему. Волны стали крупнее. Берег перестал прикрывать баркентину. Ветер засвистел в вантах. «Ригель» еще больше накренился. По палубе стало трудно ходить, и люди передвигались, цепляясь за предусмотрительно натянутый боцманом штормовой леер. Подветренный борт опустился к самой воде. Море оказалось так близко, что его можно было достать рукой.

«Нельзя сравнивать современное судно с парусником, — удовлетворенно подумал Нардин. — Море прямо стучится в каюты. Вон первая вахта все время работает под водой — убирает и крепит снасти. С носа здорово дает. Не зевай, а то и за бортом недолго оказаться. Опять их накрыло волной… Ничего, отряхнулись и снова работают. Получатся из них моряки. Привыкнут видеть море рядом, перестанут его бояться… Хорошо, что мы не поставили верхние паруса. Парусности и без них хватает…»

— Отличный ход, Владимир Васильевич, — прервал его размышления Тронев. — Не догнать нас «Алтаиру». Упустили момент.

«Алтаир» нес такие же паруса, как и «Ригель», но из-за того, что опоздал сняться с якоря, шел не менее чем на милю позади него. Догнать «Ригель» теперь было трудно. Тронев прав — упустили момент.

На «Ригеле» объявили отбой авралу. Подвахту отпустили вниз. На палубе, устроившись поудобнее, осталась только первая вахта. Нардин уже успокоился, возбуждение его прошло. Они выиграли это маленькое соревнование, и капитан был доволен. Он хвалил себя за то, что вышел в море, не поддался лени, хотя и ему не очень хотелось бросать интересную книгу и «лезть на мостик». Хорошо, что не опозорились. Не дали Шведову возможности поиздеваться над «Ригелем». Владимир Васильевич повернулся к корме, балансируя, чтобы не соскользнуть к подветренному борту, достал зажигалку, собираясь закурить, но тут в поле его зрения снова попал идущий позади «Алтаир», и капитан, так и не прикурив, опустил зажигалку в карман.

Он увидел, как на «Алтаире» ставят бом-брамсель — верхний прямой парус. Черные фигурки практикантов копошились на бом-брам-рее. На палубе пузырилось какое-то серое полотнище.

«Бом-кливер поднимают», — понял Нардин. В первый момент он хотел вызвать команду наверх, чтобы не опоздать поставить дополнительные паруса, но, взглянув на небо, на крен, с которым шел «Ригель», на пенящуюся воду на палубе, отказался от этой мысли. В такой ветер дополнительные паруса были безумием. Вслух он недовольно процедил:

— Порвет паруса, лихач.

На «Алтаире» бом-брамсель уже заработал, бом-кливер «пузом» надулся на носу, и баркентина рванулась вперед. Как будто огромные острые шпоры вонзились в белые борта парусника.

Ни у кого, кто находился сейчас на палубе, не оставалось сомнений, что не пройдет и получаса, как «Алтаир» догонит «Ригель». Нардин с напряжением наблюдал за «Алтаиром». Нет, он прав. Так нельзя. Видно же, что для такой погоды парусов слишком много. Ненужное лихачество! Но в душе он не мог не отдать должного смелости Шведова. Старпом, стоявший рядом, насмешливо смотрел на Нардина. Взгляд его недвусмысленно говорил:

«Струсил, брат? Кишка тонка? Все ясно… Вот если бы я командовал…»

Капитан понял и отвернулся.

«Алтаир», как белое облако, опустившееся в море, в каскадах воды и пены, то зарываясь бушпритом в волну, то высоко поднимая его, стремительно несся вперед, с каждой минутой все приближаясь и приближаясь к «Ригелю».

— Какая красавица! Но он есть плохой хозяин своего судна. Ему не жаль парусов, — сердито сказал Кейнаст, когда «Алтаир» уже почти догнал «Ригель».

Видимо, Шведов решил обойти «Ригель» совсем близко. Ему хотелось увидеть лицо Нардина, насладиться своим триумфом. Да, это будет полный триумф. Победа воли, смелости, знания морского дела.

Свободные от вахты практиканты давно уже повылезали из кубриков, чтобы не упустить такого необычного состязания. Они уже ничего не кричали. На обоих судах властвовало напряженное молчание. Все понимали, что здесь не просто гонки одинаковых судов, а соревнование нервов и воли.

Шведов, торжествующе улыбаясь, стоял, небрежно облокотившись о балюстраду. Он был картинно красив в своем блестящем от воды черном дождевике, в фуражке с опущенным под подбородок ремешком, с прищуренными глазами и красноватым от ветра лицом.

Нардин опытным глазом моряка-парусника видел, как выгнулись на «Алтаире» стеньги. Все было на пределе.

На мостик во главе с Троневым — он уже сменился с руля — поднялась группа практикантов.

— Владимир Васильевич, вот мы пришли… — просительно начал он, но тут же заговорил горячо, волнуясь: — Неужели сдадимся? Может быть, поставим такие же паруса, как на «Алтаире»? Мы ведь не хуже ходим.

— Владимир Васильевич, очень просим, — загудели практиканты. — Разрешите. Мы их мигом поставим. Еще раз проверите, как мы работаем в такую погоду. Вы же сами говорили, что моряки должны быть смелыми.

У них горели глаза, видно было, что ребята готовы на все. Они ничего не боятся и пойдут куда угодно. На мачту, на рею, если надо — бросятся в воду. Нардину очень хотелось разрешить постановку дополнительных парусов, но он сердито сказал:

— Смелыми должны быть, когда требует дело. А тут… Не разрешаю ставить паруса.

— «Алтаир»-то идет. Ничего с ним не случилось, — недовольно заметил Хабибулин. — И мы смогли бы.

— Чего стоит командир, смело ринувшийся в бой, потерявший при этом всех своих людей и ничего не достигнувший? Вы поняли, Хабибулин?

Практиканты молчали.

— А мы, кроме всего, не на войне. Поэтому пойдем так, — закончил Нардин.

Практиканты спустились на палубу.

— Боится наш Володя. Вот и все. На войне, не на войне. Эх, засмеют нас средние мореходы, — с горечью проговорил Хабибулин.

— А может быть, и не боится, — вступился за капитана Тронев. — Много ты понимаешь. Только что снасти научился различать, салажонок. Владимир Васильевич на парусах собаку съел.

— Сам ты салажонок, — рассердился Хабибулин. — Тоже мне новоявленный Ушаков. Три месяца назад парусники только на картинках видел, а теперь… А насчет собаки, так наверное Шведов не хуже Володи дело знает. Он с детства на парусниках. Мне рассказывали их ребята. Замечательный мастер.

— Ничего не значит. Кранец всю жизнь плавает и дураком остается.

— Смотри, вон «Алтаир» уже впереди. Хотел бы я быть таким кранцем.

В самом деле, «Алтаир», пеня воду, обходил «Ригель». Скоро стало трудно различать лица. «Алтаир» вышел вперед.

Настроение на «Ригеле» упало. Нардину старались не смотреть в глаза. Все считали его виновником поражения «Ригеля».

Если бы он не побоялся и вовремя поставил дополнительные паруса, разве догнал бы их «Алтаир»? Никогда.

Когда старший помощник доложил Шведову, что «Ригель» собирается уходить в море, капитан брился. Он быстро сунул бритву в коробку, обтер одеколоном лицо и распорядился:

— Всех наверх! Паруса ставить. Я сейчас иду.

По судну загремели звонки громкого боя:

— Аврал!

По палубе уже топали курсантские ботинки. Здорово отработаны у него авралы. Молодец, Кравченко! Не зря гонял курсантов. Они даже жаловались ему, что старпом замучил частыми учениями. Ничего, им полезно. Если хочешь быть капитаном, — терпи. Ну, надо идти на мостик.

Наверху слаженно работала команда. Практиканты разбежались по местам и ставили паруса.

— Ребята, — крикнул Шведов, поднимая голову кверху. — Честь «Алтаира» в опасности! Утрем нос «академикам». Покажем, на что мы способны!

Ему ответили дружным: «Покажем!»

На бизань-мачте заело дирик-фал. Задержка! Шведов сам бросился к снасти. К счастью, фал быстро раздернули. Парус легко пошел наверх.

— Нажмем, орлы! — подбадривал капитан работающих.

Шведов сыпал шутками, весело ругался, появлялся везде, где было трудно. Практиканты улыбались: «Вот он, наш Швед! Подает личный пример».

Капитан чувствовал необыкновенный подъем. Ему казалось, что вернулись те времена, когда он был таким же неумелым практикантом. Глаза горели юношеским задором, он ощущал легкость во всем теле. Скинуть лет пятнадцать, он сам полез бы на рею. Шведов был уверен, что «Алтаир» снимется раньше. Его команда лучше натренирована, чем у Нардина. От этой мысли ему стало весело. Еще раз утрет нос «романтику». Вон на «Ригеле» только принимаются ставить грот, а у него все паруса уже готовы.

Капитан вернулся на мостик и, приняв рапорт старпома о том, что судно может сниматься с якоря, подал команду:

— Вира якорь!

Мотор затарахтел, но тут же заглох.

— В чем дело? Вира якорь, черт возьми! — заревел Шведов в мегафон. — Механика ко мне!

Шведов пришел в бешенство. Испортить такой маневр! На «Ригеле» уже выбирали якорь, и он видел, как ползет в клюз якорная цепь.

— Что у вас там, инженеры? Может быть, прикажете якорную цепь обрубить или вручную выбирать?

— Не волнуйтесь, Анатолий Иванович, — виновато сказал механик. — Сальник пробило.

— Вечно у вас так — сальник, поршень, донка. Почему-то все выходит из строя в самые неподходящие моменты. Инженеры!

Но тут заработал мотор. Обиженный механик, вытирая замасленные руки, не сказав капитану ни слова, ушел. Шведов нетерпеливо прохаживался по мостику. Ну, скорее же, скорее, недотепы! «Ригель» уже сделал поворот и приближался к «Алтаиру». Ого! Здорово его положило. Даже здесь, в бухте, много ветра, а ведь он бом-брамсель не поставил.

На баке похоронно прозвонили три удара в колокол. Еще три смычка цепи осталось в воде! Выбирать целую вечность. Подвели инженеры! Шведов представил себе лицо Нардина, как он иронически, наверное, поглядывает сейчас на «Алтаир». Он слышал победные крики, доносившиеся с палубы «Ригеля». Сопляки! Чему радуются? Наконец-то пошла последняя смычка. Но было поздно, поздно! «Ригель» уже повернул к выходу из бухты.

Нет, уважаемый Владимир Васильевич, не выйдет. Полагаете, что победили Шведова? Напрасно! Мы так легко не сдаемся. Что подумают о нем практиканты? Он всегда говорил им, что морская лихость прежде всего. Шведов сейчас покажет, как выглядит эта лихость. Капитан прибавит парусности. Пусть риск, но иногда риск нужен. На карту поставлен его престиж. Нельзя поколебать веру в капитана у курсантов. Много ветра, ну ничего. Была не была…

— Бом-брамсель и бом-кливер ставить! — громко скомандовал Шведов.

Старпом удивленно посмотрел на него.

— Ветер крепчает, Анатолий Иванович. Как бы…

— Делайте, что вам приказано! — раздраженно повернулся к нему Шведов. — Поворот!

«Алтаир» лег курсом на выход. «Ригель» резво бежал впереди. Шведов выжидающе наблюдал за постановкой дополнительных парусов. Сейчас они встанут на место и будет видно… В крайнем случае, можно сразу их убрать. Ну, вот и ничего особенного. Стоят нормально. Правда, очень прогнулась стеньга и надраился такелаж, но зато ход! «Алтаир» летит как птица. Курсанты в восторге. Видно по лицам. Ку, что они теперь думают о своем капитане?

Роганов, закончив работу у грот-мачты, куда его недавно перевели, безучастно наблюдал за суетой на баркентине. После падения с реи что-то перевернулось в его душе. Надоели бесконечные авралы, штурманские вахты, болтовня товарищей, однообразное плавание. Что это за плавание? Бесцельное хождение по морю. Галсы, лавировки, галсы… Он с неприязнью смотрел на картинного Шведова. Ему казалось, что он раскусил капитана. «Все я понимаю, — думал Димка, мысленно обращаясь к Шведову, — и какой ты человек, и зачем нас гоняют на мачты с утра до вечера. Вниз, вверх, вниз, вверх. Лихость, тренировки, высокие показатели в ученье! А для чего? Да для того, чтобы о тебе говорили — вот у Шведова, вот Шведов… Нардина хочешь обскакать? Ведь все ясно. В общем, своеобразная показуха. Не так, что ли? Так. И отношения у нас с «Ригелем» какие-то идиотские. Сначала все шло, вроде, нормально, а теперь капитаны, видите ли, переругались, на якорь даже рядом не становятся. Скорее кончалась бы практика! Говорят, что «Алтаир» пойдет за границу, все ждут этого, а мне все равно».

«Алтаир» вышел из бухты, и Шведов сразу почувствовал, как усилился ветер. Казалось, что такелаж зазвенел от напряжения. Стеньга выгнулась индейским луком. Пожалуй, надо убрать бом-кливер и бом-брамсель, но «Ригель» так близко… Еще десяток минут, и «Алтаир» обгонит его. Убрать паруса… Команда будет недовольна. Мучились, ставили, не прошло и получаса, как снова убирать, опять лезть на самую верхотуру. А результат? Ну, еще немножко. Как только «Алтаир» обойдет «Ригель», Шведов сейчас же распорядится убрать дополнительные паруса. Сейчас же. Не стоит испытывать судьбу. Но пока еще судно позади, он не может, теперь уже не может, отступать. Практиканты жались к надстройке под рострами, стараясь укрыться от потоков воды, заливавших всю палубу. Вниз их не отпускали. Люди могли понадобиться каждую минуту, да и сами они не хотели уходить, прежде чем «Алтаир» не обойдет «Ригель».

— Ай да Швед! Вот это капитан, — в восхищении говорил товарищам Гуков. — Ничего не боится! Сейчас «Ригелю» кончик покажем.

Кротов презрительно сплюнул:

— Не боится! Смотри, худа бы не было. Полетит мачта тебе на башку, тогда другое запоешь.

— Брось ты, Крот, каркать. Не полетит. Идем, как торпедный катер.

— Я согласен с Гуковым. Анатолий Иванович настоящий моряк. У него есть чему поучиться. И в первую очередь — смелости, — поддержал Гукова Варенков. — Такие командиры нужны военному флоту. Они приносят ему славу.

— Опять он со своим военным флотом! Это уже делается несносным. О чем бы ни заговорили — Варенков лезет с военным флотом, — плачущим голосом сказал Бибиков. — Давайте выбросим его за борт, чтоб не надоедал?

— Нет, что ни говорите, а Шведов — молодец. Есть, конечно, у него элемент… ну, как бы сказать… Элемент «личного выпячивания», но это не беда, — улыбнулся Кротов. — Вьется за свою собственную славу, за честь судна и за нашу. Разве не хорошо?

Удар волны в надстройку прервал разговор. Курсантов окатило с ног до головы.

— Ух ты! Вот дало! — отряхиваясь, закричал Гуков. — Жизнь морская — красивая сказка! Поэта бы сюда…

— Не получится из тебя адмирала Макарова, Коля. Кость слабовата, воды боишься. Два-три шторма — и удерешь.

— Не беспокойся. Останусь для того, чтобы скрашивать тебе жизнь. «Ригель» на траверзе, ребята! Покричим им что-нибудь веселенькое? Ну, скажем… «Сла-ба-ки!» Все вместе. Раз, два, три!

Практиканты дружно скандировали это слово, но вряд ли их слышали на «Ригеле». Ветер свистел в снастях, с шипеньем и грохотом катилась вода по палубе. Ветер усиливался. Шведов нервничал. У него достаточно опыта, чтобы правильно оценить обстановку. Она становится опасной, и не надо зарываться. Собственно, «Алтаир» уже догнал «Ригель». Шведов победил, доказал, что Нардину еще далеко до настоящего капитана парусника. И напрасно он кичится своей преданностью и любовью к парусам. Этого еще мало. Надо знать дело. Ладно, уберем паруса. Шведов взял мегафон.

— Паруса надо убирать, Анатолий Иванович, — вдруг услышал он голос старпома. — Сейчас бом-брамсель полетит. Ветер крепчает.

Капитан опустил рупор.

— Знаю. Нервишки сдают, Константин Петрович? Вот обойдем совсем «Ригель» и уберем, — сам не понимая, почему он это говорит, насмешливо бросил Шведов. — Выдержку, выдержку надо иметь.

Сейчас же подать команду, сейчас же убрать… Но Шведов ничего не скомандовал. Он как завороженный смотрел на идущий справа «Ригель». Еще немного… обойти его…

«Алтаир» вырвался вперед. Паруса пока стояли, ничего не случилось. Шведов облегченно вздохнул и поднял мегафон.

— Бом-кливер долой! — раскатисто закричал он, но голос его заглушил громкий, похожий на пушечный выстрел, звук. Что-то угрожающе затрещало. Он увидел, как бом-брамсель расползается на узкие ленты. На палубе тревожно закричали:

— Берегись, полундра! — И фор-стеньга повисла на снастях.

— Все паруса долой! Готовить машину! — тут же скомандовал Шведов.

Капитан не растерялся. Он был подготовлен к этому и знал, что скомандует, если произойдет авария. Опоздал! Убавь он паруса пять минут назад — все сошло бы отлично. «Алтаир» повернул против ветра, сразу потерял ход. Теперь он беспомощно покачивался на волнах. У фор-мачты уже распоряжался Кравченко. Матросы полезли наверх, стараясь концом поймать раскачивающуюся стеньгу.

— Вот к чему приводит фанфаронство, — иронически глядя на Гукова, сказал Кротов. — Мотай на ус, если все же доплаваешься до капитана.

— Да… — разочарованно протянул Гуков. — Переборщил. А я думал, что Швед выйдет победителем. Был уверен. Не получилось.

— Так мы же и вышли победителями, братцы. Обогнали «Ригель». В военном флоте таких примеров много. Корабль сам погибает, но выполняет задачу…

— Снова затянул, — поморщился Бибиков. — Брось наконец ты. Какая уж тут победа. Слепому видно. Перехватили. А зачем?

— Ты не патриот своего судна, Бибиков, — возмутился Варенков. — Выиграли бой…

— Я-то патриот, а вот ты действительно осел. Ну, почему Нардин парусов не поставил? Могу объяснить. Не захотел глупо рисковать. В обстановке лучше разобрался…

Роганов издали смотрел на капитана. Шведов стоял, положив руки на планширь. Он был бледен. Краска сошла с его всегда обветренного лица. Интересно, что он сейчас думает? Знает ли, что большинство осуждает его и вся история выглядит глупой?

Это Шведов знал. Мысленно капитан обзывал себя всякими обидными словами. Ему нет оправдания. Как мальчишка, юнец решил побахвалиться, показать: «Вот, дескать, мы какие. Утрем нос». Если бы он был юнцом, ну тогда еще можно было бы найти какие-то объяснения. Молодость, там, неопытность… А тут ведь все понимал, предвидел, легко мог вовремя остановиться. И все же… Не хватило здравого смысла, поступил не как моряк, а как недотепа. Это его любимое слово. У него оно всегда обозначало высшую степень неуважения. А «Ригель» в порядке. Идет себе спокойно.

От этих мыслей у Шведова поднималось непреодолимое отвращение к Нардину. Не было бы его, остались целыми парус и стеньга. Конечно, не в нем дело. Шведов виноват, но если подумать, что двигало им, когда он приказал добавить парусов? Все-таки Нардин.

— Сигнал с «Ригеля», Анатолий Иванович. Спрашивают, нужна ли помощь? Что ответить? — спросил подходя третий штурман.

— Ничего, — буркнул Шведов. — Мы же помощи не просим. Они видят. Пусть идут, куда шли.

…Вот с курсантами дело не так просто. Ребята уже, наверное, сделали выводы. У них ведь все быстро. Тебя хвалят, превозносят, но достаточно сделать маленькую ошибку, и ты уже последний человек. Что ж, тут они правы. Он учил их одному, а на деле вышло другое. Практика опровергла теорию. Надо сказать им все честно. Тогда они поверят. Их трудно обмануть… Стеньгу и рваный парус спустили. Можно следовать дальше. Придется идти в Тага-лахт. Поблизости более удобного места нет. С каким бы удовольствием ушел он куда-нибудь подальше от «Ригеля»…

На «Алтаире» убрали порванный парус, закрепили перепутанные снасти, и только укороченная отсутствием стеньги фор-мачта напоминала о недавнем происшествии.

На следующий день после ужина Шведов приказал собрать команду в столовой. В маленьком помещении набилось много народу. Никто не знал, чем вызвано это непредусмотренное собрание. Все с нетерпением ждали появления капитана. Он вышел нахмуренный, сел на оставленное для него место, обвел глазами присутствующих. Разговоры затихли.

— Удивлены, товарищи? Я собрал вас для того, чтобы сделать разбор нашего последнего перехода в Тага-лахт. Он стоит того, чтобы потратить на него время.

— И так все ясно, — сказал кто-то из курсантов, стоявших у двери.

— Сомневаюсь. Многое надо объяснить. Ну, прежде всего… Экипаж работал отлично, если не считать задержки с выборкой якоря. Механики подвели…

— Всего несколько минут меняли сальник. А вы — механики, механики… Привыкли все валить на механиков, — недовольно проговорил стармех и потянулся за сигаретой.

— Подождите, потом выскажетесь. Я повторяю. Если бы не якорь, «Алтаир» первым вышел бы в море. У нас все было готово раньше. Вы понимаете, что мы всегда должны сравнивать себя с «Ригелем». У них хорошо поставлено дело, а у нас должно быть лучше. В этом смысл соревнования. Постоянно следить за соперником. В каждой мелочи стараться быть впереди. Потому я и виню механиков. А дальше начинается вина капитана. — Шведов пошевелился на стуле. — Я, и только я, совершил непростительную ошибку. Прекрасно понимая, что не следует ставить паруса, что при усилении ветра это может кончиться плохо, я все же приказал увеличить парусность. Но вы должны понять меня, товарищи. Я тоже человек, и ничто человеческое мне не чуждо. Я поддался чувству азарта. Мне хотелось показать, что на «Алтаире» плавают настоящие моряки, что нас нелегко победить и мы даже в самых трудных условиях будем впереди. И все началось хорошо. Паруса стояли надежно. Но наступил момент, когда их надо было немедленно убрать, еще имелось время. Но я этого не сделал, видел, что надо, и не сделал. Тут моя главная ошибка…

В столовой было очень тихо.

— …Не остановился вовремя. Хороший капитан не должен так поступать. Учтите это, когда сами вступите в командование. Никаких компромиссов с ненужным риском. Только здравый смысл и предусмотрительность. Я предостерегаю вас от подобных ошибок. «Ригель» показал, что там знают, что такое выдержка и хладнокровие. Но это не значит, что он нас победил навсегда. Нет. Мы сделаем правильный вывод из сегодняшнего случая. По моей вине такого больше не повторится. Я не ищу себе оправдания. Мне придется объясняться с начальством, ну это уж мое дело. Я не скажу там того, что сказал сейчас вам. Но вы должны как следует продумать вчерашнее происшествие. Вот и все.

— О чем говорить, — поднялся Миша Бастанже. — Вот погода немного успокоится, поставим запасную стеньгу. Будет не хуже. Так? — он оглянулся на сидящих.

— Так, так, — зашумели в столовой.

— А все-таки мы их обошли, — вскочил с места Варенков. — Пусть с потерей, но обошли.

Шведов покачал головой:

— Вы не поняли меня, Варенков. Цена слишком велика для удовлетворения личного тщеславия.

Роганов с удивлением смотрел и слушал капитана. Что случилось со Шведовым? Лицемерит или говорит правду? Похоже, что он искренен. Не побоялся публично рассказать о своей ошибке. Не всякий так поступит. Может быть, он не такой уж плохой, как казалось ему?

Встал Кротов.

— То, о чем сказал нам Анатолий Иванович, ясно. Он прав. Такое лихачество ни к чему. Но пусть кто-нибудь из присутствующих здесь скажет… — он обернулся к сидящим, — что ему не хотелось, чтобы «Алтаир» обогнал «Ригель»? Таких нет. Все мы с замиранием сердца ждали этого момента, восхищались смелостью Анатолия Ивановича, и его чувства мне, например, понятны.

Роганов вспомнил, как Кротов осуждал капитана. Хамелеон. В глаза говорит одно — за глаза другое. Ему захотелось выступить самому.

— Разрешите, — попросил он слова, когда Кротов сел. — Мне кажется, что у нас вообще что-то неладно. На «Ригеле» плавают такие же ребята, чем они хуже нас? А мы стараемся высмеять их, как будто мы замшелые моряки, придумываем всякие прозвища — «академики», «аристократы» и тому подобные. Мы первые, мы лучшие, мы вам всегда нос утрем. Как будто кто-то сознательно старается разжечь антагонизм между судами…

— Зарапортовался Роганов, — с места сказал Кротов.

— Загадки задаешь? Говори прямо. Кто разжигает антагонизм? А то кто-то, что-то, — крикнул Миша Бастанже. — Может быть, я?

— Может, и вы…

— Я полагаю, что Роганов плохо представляет себе основу соревнования, — снисходительно проговорил Шведов. — Это — борьба.

— Возможно, — согласился Димка. — Но дух у нас все же не такой, какой должен быть. Не товарищеский. Отсюда вот такие происшествия, как вчера…

— Ты тут демагогию не разводи, Роганов. Наша задача быть победителями в соревновании, а уж «дух» зависит от вас самих, — недовольно проговорил старпом Кравченко. — Все, что ли, Анатолий Иванович?

— Все. Если ни у кого ничего больше нет, можно разойтись.

Шведов спустился к себе в каюту, закурил. Он сделал верный ход. Симпатии экипажа на его стороне. Он показал всем, что не трус и умеет признавать свои ошибки. В данном случае лучше было откровенно все сказать, чем промолчать и потом чувствовать на себе насмешливые взгляды людей — вот, мол, горе-капитан. Говорил, говорил и в конце концов потерял паруса. Нет, все сделано правильно.

А вот выступление Роганова ему не понравилось. Обвинял во всех смертных грехах. Антагонизм, нетоварищеское отношение к «Ригелю», зазнайство. Чувствовалось, что говорил искренне. А может быть, мстил за случай на Дерхольме? Ушел тогда обозленным… В общем-то, в его словах есть какая-то доля правды. Дружба у ребят с «Ригелем» не получается. А кто виноват? Плохо, конечно, что его личная антипатия к Нардину как-то отразилась на отношениях между курсантами. Антагонизм! Какая ерунда.