Золотые нашивки

ПОДЪЕМ ФЛАГА

В уши настойчиво врывается звонок громкого боя. Подъем! Так уютно лежать в койке под теплым одеялом. Хоть бы минуток десять еще. Но времени нет. Один за другим вскакивают ребята.

— Скорее, скорее!

Надо подниматься. Быстро умыться и позавтракать, чтобы не опоздать к подъему флага. На парусниках свято чтут традицию. Курсанты, обжигаясь горячим чаем, торопливо жуют хлеб с маслом и тревожно поглядывают на часы. Времени мало, надо торопиться.

«Ригель» и «Алтаир» стоят рядом. На судах все одинаково. Так же толпятся курсанты на «Алтаире» в ожидании подъема флага. Ровно без трех минут восемь на палубах появляются старпомы и почти одновременно командуют:

— На флаг!

Курсанты выстраиваются. Ряды ровные, подтянутые. Они под впечатлением торжественной минуты. К концу практики все будет выглядеть иначе. Ежедневный ритуал поднадоест, к нему привыкнут, курсанты перестанут так ровно держать строй, но сейчас на них любо посмотреть. Первый подъем флага!

— На флаг, смирно!

Бьют склянки. Вахтенный медленно, с достоинством, поднимает флаг. Курсанты застывают.

— Вольно! По работам — разойтись!

Теперь практиканты попадают в распоряжение боцманов. Вот они стоят у фок-мачт, торжественные и невозмутимые. Миша Бастанже надел мичманку с золотым «крабом». В обычные дни он ее не носит, предпочитает синий берет. Но сегодня первое занятие. Он должен выглядеть внушительно. На Кейнасте голубая, застиранная до белизны роба, на голове английская кепка. Важные фигуры. Пожалуй, самые важные при первых шагах практикантов на палубе. Боцмана парусных судов! Морские асы. У каждого из них имеется собственный гардаман — парусный наперсток, набор парусных иголок, они специалисты такелажного дела, они отлично работают пилой и топором, знают на своем судне каждый гвоздь и умеют по свисту ветра в снастях определить его силу.

— Так, значит, — неторопливо начинает Кейнаст, — садитесь вокруг меня. Я буду объяснять. Надо запомнить — для каждой снасти имеется свой собственный нагель. И тот есть очень плохой моряк, кто будет путать, крепить снасть не на свой нагель…

Миша приступает к занятиям иначе. Он ни в чем не хочет подражать старому Кейнасту.

— По очереди на ванты, до салинговой площадки и обратно. Буду замечать время. Вообще, надо бегать быстро. Но первый раз — осторожно.

Боцмана… Пройдет время и курсанты станут капитанами. Многое выветрится из памяти. Трудно будет вспомнить фамилии людей, с которыми придется плавать на разных судах, но своего первого боцмана вряд ли кто-нибудь забудет. Первый боцман… Безжалостный судья твоей морской хватки, ловкости и уменья.

Боцман «Ригеля» эстонец Арвид Кейнаст — полная противоположность Мише Бастанже. Если Миша взрывается по всякому пустяку, нещадно ругает практикантов, шумит, как шторм, носясь по палубе, то Кейнаст невозмутим и спокоен. Спокойствие он сохраняет в самых трудных и опасных положениях. Высокий, худой, как будто расплющенный двумя жерновами, жилистый и сильный, Кейнаст никогда не выходит из себя. Увидит, как курсант халтурит, стараясь поскорее отделаться от неинтересной работы, остановится, долго глядит на парня, потом возьмет из его рук швабру или свайку и сделает сам.

— Вот так надо. Понял, пуйка? Иди на корму, попробуй там, как я учил.

У него большие, изрезанные парусными нитками, руки. Он перепробовал все морские специальности — от кока до кочегара. В далекой молодости Арвид плавал на английских пароходах и любит рассказывать о мытарствах, какие пережил в разных странах. Курсанты слушают его с интересом и удивлением. Рассказы боцмана похожи на небылицы. Кейнаст не выпускает изо рта коротенькую обгорелую трубку. Он выкуривает огромное количество «капитанского табака».

Боцман женат на русской. На стоянке она частенько приходит на судно, приносит мужу кофе, которое старик очень любит. Кейнаст держится независимо. У него имеются кое-какие сбережения. Он скопил их за долгие годы плавания. Боцман решил, что, когда выйдет на пенсию, построит свой домик. Поэтому обычно Арвид не отличается щедростью. Но иногда на него накатывает волна расточительности. Тогда он тратит много, не задумываясь. Делает неожиданные подарки жене, дает в долг, покупает дорогие вина и закуски. В такие периоды Кейнаст молодеет, ходит гоголем — знай, мол, наших, мы моряки… Проходит несколько дней, и Арвид снова меняется. Становится таким, как прежде. Скупым и расчетливым.

Он любит парусные суда. Они напоминают ему молодость. Кейнаст все замечает своими зоркими голубыми глазами. Не так свернута бухта троса, болтается незакрепленный конец, скрипит блок или плохо выбран шкот — ничто не укроется от боцмана.

Каждый вечер Кейнаст приходит к старпому. Сидит, курит, молчит, делает какие-то пометки в своем блокноте. Старпом все говорит, дает указания, что и как, по его мнению, надо сделать. Наконец выдыхается. Кажется, все сказал. Арвид встает и спрашивает:

— Ну, все? Тогда я пойду.

Его можно не проверять на следующий день. Все будет сделано. Тихо, без шума и лишней суеты. И все-таки Моргунов недолюбливает боцмана. Он чувствует его превосходство. Кейнаст по-настоящему знает дело, и старпому трудно давать ему указания. Моргунов это прекрасно понимает.

Несмотря на разницу характеров и возраста Миша Бастанже и Арвид Кейнаст симпатизируют друг другу. Их можно частенько встретить вместе в каком-нибудь буфетике или пивной, за кружкой пива обсуждающих дела своих парусников. Если надо помочь «Ригелю» или «Алтаиру» краской, олифой, инструментом, тросами, то оба всегда стараются найти нужное в своих кладовках, выкроить из судовых запасов. Постоянное соперничество между командами парусников не влияет на отношения боцманов.

Тем не менее в присутствии практикантов оба не скупятся на веселую морскую «подначку».

— Эй, Арвид, тере[1]! — кричит Миша, завидев на палубе «Ригеля» Кейнаста. — Все спишь? А я уже весь рангоут пошкрабил и отлакировал.

Кейнаст растягивает рот в улыбку:

— Плохо спал, пуйка. Твои ржавые блоки не дают спать. Скрипят и скрипят. Найди время, смажь. Пока ты лакировал рангоут, я вытащил на берег и проверил якорные цепи. Теперь спокоен. А ты?

Миша отделывается шуткой, но Кейнаст прав. Цепи надо проверить. Это важнее, чем лакированный рангоут. Как-то выпала из головы эта работа.

Закончено первое занятие. Курсанты свободны до обеда. Тронев перелезает через фальшборт на палубу «Алтаира», разыскивает Димку Роганова. Ага, вот он стоит у бизани, перебирает снасти. Наверное, хочет запомнить расположение нагелей.

— Привет, — подходит к нему Тронев. — Как оморячиваетесь?

— Привет, — пожимает ему руку Димка. — Начали понемногу. Боцман у нас молоток. Молодой, загонял совсем. Вверх, вниз, по секундомеру.

— За сколько секунд ты поднялся?

— Я сегодня не лазил, — смущенно отводит глаза Димка. — Колено зашиб на днях. Распухло.

— А нас какой-то судак учит. Плоский. Ты видел его? Сухой, как вяленая рыба. «Это не есть хорошо». Три часа объяснял, какой нагель для какой снасти служит. Кибернетика!

— Иначе нельзя, Витька. Вначале может быть и скучно, но необходимо. Я вот себе планчик нарисовал, где что расположено. Сделай себе, легче все запомнится.

— Вот еще. И так запомню. А как ваш кэп?

— О, мировой. А ваш?

— Я его мельком всего и видел. Кажется, ничего особенного не представляет. Какой-то он штатский. Пришел вчера на борт — пальтишко серое, шляпчонка, ботинки остроносые. Морского вида нет, вот только борода… Думали, капитан нас соберет, а он и не подумал. Видно, не очень интересуется курсантами.

— Ну, наш не такой. Сразу всех собрал, побеседовал, рассказал, что к чему. Моряк настоящий.

— Значит, тебе повезло, — беспечно рассмеялся Тронев, — а мне нет. Ничего, как-нибудь переживем. Вот, боюсь, учениями замучают. Скорее бы уж в плавание. Буфетчица у нас — сила. Видел?

— Видел, — равнодушно отозвался Роганов. — Тебе-то что? Кажется, вы на берегу кого-то оставили, сеньор? Ее зовут Люка, если не ошибаюсь?

— Одно другому не мешает, — нахмурился Тронев. — Ведь кто-то должен скрашивать однообразие плавания. Иначе с тоски подохнешь.

— Ты уверен, что именно для тебя приготовлен этот счастливый удел?

— Посмотрим. Как поживает Марина?

— Спасибо. Живет. Вероятно, завтра уйдем на острова. Там встанем на якорь, и две недели нас будут гонять по реям и мачтам. Бедные капитаны должны любоваться нашими задами, пока мы не научимся убирать и ставить паруса. Освоим, тогда — в море.

— Слыхал. С Дерхольма в город не приедешь. Далеко.

На баке пробили четыре двойных удара. Наступил полдень.

— Ладно, Витек, еще увидимся. Надо идти принимать пищу. Наши троглодиты уже гремят посудой. Салют! Заходи.

— Обязательно. Говорят, что мы, как Аяксы, будем вместе. Привет Марине. Будь.

Тронев перепрыгнул на свое судно.