Золотые нашивки

ВОЗВРАЩЕНИЕ

„Алтаир” пришел в порт вечером. Лил дождь. На асфальте пузырились лужи. Несколько человек, прячась под зонтиками, встречали парусник. Курсанты в зюйдвестках и штормовой робе неуклюже двигались по палубе, вглядываясь в стоящих на берегу людей. Ветер и течение мешали швартовке. «Алтаир» несколько раз пытался подойти к причалу. Его относило. Капитан скучно командовал помощнику:

— Малый вперед! Стоп! Малый вперед! Стоп! Малый назад!

Надоедливо звякал телеграф. Наконец на берег полетели бросательные концы. Начали выбирать швартовы. Шведов сказал в мегафон:

— Так стоять! — и ушел в каюту.

Марина, подняв воротник плаща, больше получаса стояла на стенке. Она замерзла. Выходные туфли, которые она надела специально для такого случая, промокли, но она обязательно хотела встретить Димку в первый день прихода из плавания. Он будет рад.

Девушка старалась отыскать его среди практикантов, но широкополые зюйдвестки и роба делали их похожими один на другого.

— Марина! — вдруг услышала она негромкий голос.

Около нее стоял Роганов. Он спрыгнул на причал прямо с кормы, не дождавшись, когда подадут трап.

— Маринка! — повторил он, и Марина, увидя его глаза, сразу поняла, что у Димки что-то случилось.

— Димка, я так рада, что ты вернулся. Очень соскучилась. Очень. У тебя все хорошо?

— Все хорошо. Впрочем, нет. Скорее все плохо.

— Что же случилось? Ну, рассказывай немедленно.

— Долго. Подожди, если можешь. Я скоро освобожусь. Да и не мокни ты. Иди вон в ту парадную. Я приду туда.

— Постарайся поскорее. Я волнуюсь. Надеюсь, что ничего страшного не случилось?

— Страшного не случилось, — Димка виновато посмотрел на Марину. — Иди. Я сейчас.

Она перебежала улицу и нырнула в темную парадную. На лестнице было тепло и пахло кошками. Марина присела на подоконник. Почему Димка выглядел таким странным? Неужели произошло что-нибудь серьезное? Внизу хлопнула дверь.

«Димка», — подумала Марина, но по лестнице поднимался незнакомый мужчина в шляпе. Он оценивающе оглядел девушку, улыбнулся:

— Не меня ждете? Могу составить компанию.

— В вашем возрасте надо думать о боге, а не о компаниях, — грубо сказала Марина.

— А вы зубастая и невежливая, — хохотнул мужчина в шляпе. — Но я таких люблю.

Он подошел к Марине вплотную. От него пахнуло водочным перегаром.

— Зато я не люблю. Идите, пожалуйста.

— Ах, скажите.

Снова хлопнула входная дверь. По лестнице бежал Роганов.

— Димка! — крикнула Марина.

— Вот в чем дело. Извините, — сказал мужчина в шляпе и начал быстро подниматься наверх.

— Приставал? Дать ему, Мариша?

— Оставь. Пойдем лучше отсюда.

Они вышли на улицу. Дождь перестал. Блестящие лужи отражали городские огни.

— Куда пойдем?

— Мне все равно. Куда-нибудь поближе.

В «Кафе-мороженое» посетителей не было. Марина и Роганов заняли столик в углу. Тут им никто не мешал.

— Рассказывай скорее, что случилось, Дима.

— Понимаешь, Мариша… Наверное, меня выгонят из училища.

— Выгонят? За что?

— За нарушение правил поведения советского моряка.

— Что же ты сделал?

— Да ничего особенного. Дал в рожу какому-то подонку. Дело было так…

Димка подробно рассказал Марине о случае в Тронгейме. Марина с испугом глядела на него.

— И за это могут исключить из училища? Ты же был прав!

— Нет, я не был прав…

— Я не понимаю, почему капитан приказал тебе молчать?

— Очень понятно. Не хотел, чтобы волновались курсанты. Неприятное дело. Зачем заранее о нем говорить?

— Ты так мечтал стать моряком…

— Эх, Мариша… Всегда в жизни получается не так, как тебе хочется…

Вид у Димки был печальный, расстроенный.

— Стыдно перед родителями, перед дедом. Не выполнил я его наказ. Глупо получилось. И пить-то я не люблю. — Роганов тяжело вздохнул.

— Слушай, мне противно на тебя смотреть. Ты не мальчишка, а тюфяк какой-то. Пойди к капитану, наконец, объясни все начальнику училища. Не может быть, чтобы тебя никто не понял.

— К Шведову я не пойду, а к начальнику училища обращаться смешно, — махнул рукой Димка. — Ты на все смотришь очень легко.

— Я хочу, чтобы ты остался в училище, понял? Мне больно за тебя. Я же знаю, что ты пошел в Мореходку по призванию. Бросил институт, и везде в другом месте тебе будет плохо.

— Хватит причитать, Мариша. Будь что будет. Давай о другом. Не надо тебе вмешиваться в мои дела.

— Причитать? Я думала, что твои дела — мои дела. Я могу совсем не говорить с тобой, — глаза у Марины сузились. — Мне очень жаль, что я… что у меня такой друг. Тряпка безвольная. Можешь никуда не ходить и ничего не делать. Поступай к нам в магазин грузчиком. Ты парень здоровый. И не заходи больше за мной.

Марина всхлипнула и побежала к двери.

— Марина! — крикнул Роганов. — Подожди.

Но Марина выбежала из кафе, прыгнула на подножку остановившегося автобуса. Пассажиры с удивлением смотрели на нее. Она все еще плакала. В окно Марина видела понурую фигуру Роганова. Он стоял у двери, смотрел на автобус. Девушка забилась в угол, на заднее сиденье. Ехать ей было далеко. Она перестала плакать, вытерла слезы. Пусть, все кончено… Пусть. Но я должна ему помочь. Как, чем? Что я могу? Все отвернулись от него. И я тоже. В самый тяжелый момент.

Глаза опять набухли. Марина шмыгнула носом. Ей стало очень жаль Димку.

— Зеленая улица, — хрипло сказал водитель в микрофон. Марина вздрогнула. Ее остановка. Надо выходить.

Роганов пришел в училище задолго до начала дисциплинарного совета. Он не мог оставаться дома. Неизвестность мучила. И Марина не выходила из головы. Предала… Никого у него нет. Остался один. В пустых коридорах гулко отдавались шаги. Везде было чисто убрано и необжито. Пахло хлоркой. Занятия начинались через две недели. Димка разыскал восемнадцатую аудиторию, где обычно проводили совет, заглянул в дверь. Никто еще не появлялся. Он походил по коридору, почитал старую первомайскую газету. Несколько незнакомых курсантов-старшекурсников, громко разговаривая, прошли в учебную часть. Время тянулось бесконечно долго. Скорей бы уже! Устало думалось об одном: «Не оставят. Зачем я пришел сюда?» Он взглянул на большие круглые часы в конце коридора. Стрелки подползали к десяти. В десять начинался совет. Роганов занял место в нише. Здесь его никто не заметит, а ему хорошо видна дверь в восемнадцатую аудиторию. Члены совета собирались. Мимо него, блестя золотом нашивок, прошел начальник училища. С папками под мышкой появился секретарь учебной части, по лестнице поднимался Шведов в штатском костюме. Димка неприязненно подумал:

«Пришел. Сейчас нарисует картинку».

Один за другим члены совета входили в аудиторию. Пробежал Варенков, представитель их курса. Вскоре изнутри закрыли дверь. Начиналось самое страшное. Теперь уже Димка не мог спокойно сидеть в своем укрытии. Он несколько раз подходил к двери, прислушивался к голосам выступавших, но разобрать ничего не мог. Все сливалось в какое-то невнятное гудение. Димка попробовал читать захваченную из дома книжку, но буквы прыгали перед глазами. Он никак не мог сосредоточиться. Все его мысли были там, за стеклянной дверью.

Наверное, Шведов еще вчера рассказал обо всем начальнику. Сегодня выступит на совете, и проголосуют — отчислить из училища. После такого в загранплавание не возьмут. И думать нечего. Что же ему делать? Как хорошо все началось и как глупо кончилось! Он не мог себе простить того, что случилось. Роганов тяжело вздохнул. Дома еще ничего не знают. Что дед скажет?

Когда же кончится эта пытка? Прошло уже два часа, как захлопнулась стеклянная дверь, а Роганов все ходил и ходил по коридору.

Совет закончился в час дня. Оживленно разговаривая, из аудитории выходили члены совета. Сейчас Димка все узнает. Вон Варенков о чем-то весело беседует со Шведовым. Смеется, кретин. Ему можно, у него все в порядке. Ну, чего они там растравились? Как будто век не виделись. Димке казалось, что все смотрят на него. Исключенный курсант!

Никто к нему не подошел. Продолжают разговаривать, как ни в чем не бывало. Наверное, о нем. Наконец Шведов протянул руку Варенкову. Кончили, слава богу! Сейчас…

— Вареник, пойди-ка сюда, — как можно спокойнее позвал товарища Димка.

— Димка? — удивился Варенков. — И ты здесь? Чего приплелся?

— Надо было в учебную часть. Ну, как совет?

— Как совет? Нормально. Хвалили нас за помощь «Ригелю», за переход в Норвегию.

— Никого не исключили?

— Ты в своем уме? За что? Наоборот, говорили, что дисциплина в эту навигацию была на высоте.

— Про меня Шведов не вспоминал?

— А ты что за фигура, что он тебя должен вспоминать?

— Ну так… Не знаю… Просто спросил…

Димка не верил своим ушам. Не сказал…

— Гуд бай. Мне тут еще кое-что необходимо провернуть. Пытаюсь перевестись в военно-морское училище, — сунул ему руку Варенков.

Димку охватило беспокойство. Почему Шведов промолчал, не свел с ним счеты? Нет, тут что-то не так. Капитан не из таких, кто прощает. Может быть, он еще скажет? Надо все выяснить точно. Роганов искал объяснений и не мог их найти. Поговорить со Шведовым? Он оглядел коридор. Капитана не было.

Роганов поднялся в третий этаж и спросил у секретаря начальника училища, не видела ли она Шведова.

— Машина повезла его на судно, — сказала женщина. — Он мне говорил, что поедет туда.

Димка вышел на улицу. Сейчас же на «Алтаир», застать там капитана и спросить… Он почти бежал.

Димка увидел Шведова на набережной у борта «Алтаира». Он отдавал боцману последние распоряжения и собирался уходить с судна. Роганов подождал, пока капитан закончит разговор, и догнал его.

— Анатолий Иванович, одну минуту, — дотронулся Димка до рукава капитанского пальто. Шведов удивленно обернулся. Узнав курсанта, он нахмурился.

— Роганов?

— Да. Пришел узнать, остаюсь ли я в училище.

— Остаетесь.

— Я не совсем понимаю. Я же виноват. Совершил проступок. За это полагается наказание.

Шведов взглянул на Димку:

— Я ничего не сказал на совете о Тронгейме. И знаете почему? Совсем не потому, что так хорошо отношусь к вам, Роганов. Далеко нет. Просто я объективен. Из вас получится моряк, если, конечно, вы где-нибудь опять не сорветесь. И не следовало ставить вашу дальнейшую судьбу под удар. Думаю, что поступил правильно. Вам необходимо научиться управлять своими поступками и словами.

— Прошу извинить меня за то, что я наговорил вам тогда у Дерхольма, — тихо проговорил Димка.

— Поняли, что были неправы или ваши извинения надо принимать как благодарность за мое молчание?

— Я понял, что вы лучше, чем я думал…

— Спасибо хоть за это, — сказал Шведов.

Роганов, не оборачиваясь, быстро зашагал вдоль моста. Шведов посмотрел ему вслед, усмехнулся и вспомнил вчерашний вечер…

…Марина приехала на набережную, когда уже начало темнеть. Облокотясь на решетку, стояла, смотрела на «Алтаир». Идти или не идти? Неудобно как-то. Капитан обязательно спросит ее, кем приходится ей Димка. Что она скажет? Знакомый? Жених? А может быть, совсем не захочет с ней разговаривать? Мол, не ваше дело, милая. Помнит ли он ее? Наверное, нет. Всего один раз подвез на машине. Вот и все знакомство.

Марина прошла вдоль набережной и снова вернулась к судну. Ну, смелее. Вон на палубе появился вахтенный матрос. Марина подошла к трапу. Вахтенный с любопытством смотрел на нее.

— Скажите, пожалуйста, — смущенно спросила девушка, — капитан у себя?

— На борту.

— Можно его видеть?

— Сейчас доложу. Постойте тут.

Матрос спустился в капитанскую каюту.

— Анатолий Иванович, вас какая-то принцесса спрашивает. Пустить?

Шведов отложил дефектные ведомости в сторону, встал, посмотрел на себя в зеркало. Он вытащил гребенку, зачесал волосы так, чтобы не очень просвечивала лысина, и только после этого сказал:

— Проведи ее сюда.

Он с интересом посмотрел в иллюминатор. Кто бы это мог быть? Капитан никого не ждал. Ого, какая прелестная девушка!

— Осторожнее, — предупредил Шведов, когда ноги Марины появились на трапе. — Не ударьтесь.

— Здравствуйте, — сказала Марина, оглядывая маленькую каюту. Она никогда не бывала на парусниках.

— Здравствуйте. Чем могу служить? Садитесь, пожалуйста, сюда, — Шведов подвинул девушке кресло.

Марина села, одернула короткую юбку, заметив нескромный взгляд капитана. Она растерянно смотрела на Шведова. Что она ему скажет? Как решилась прийти сюда? Всю ночь Марина плохо спала, думала о Димке. И вот пришла… Все приготовленные заранее фразы куда-то исчезли. Осталось лишь невероятное смущение. Убежать? Капитан улыбался. «Ну, я жду», — говорил его взгляд.

— Вы меня не помните? — чуть покраснев, спросила Марина.

Шведов, все еще улыбаясь, пристально посмотрел на девушку:

— Извините, что-то не припоминаю.

Марина покраснела еще больше.

— Мы с вами соседи…

— О, я польщен. Жить рядом с такой очаровательной представительницей наших девушек… Как я не заметил вас раньше?

— Вы однажды довезли меня на своем «москвиче» на работу. Я опаздывала. Сказали, что служите капитаном на «Алтаире», а я продавщица из универмага. Вспомнили?

Шведов радостно закивал головой:

— Да, да. Конечно вспомнил. Вы простите, бога ради. Такая гостья! Сейчас я все устрою.

— Пожалуйста, не надо ничего устраивать. Я пришла к вам по делу. Очень прошу, не надо ничего…

Шведов строго сказал:

— У нас, моряков, есть свои обычаи, милая девушка. Мы гостеприимны. И уж если вы попали ко мне на борт, извольте подчиняться им. Вот так.

Марина испуганно замолчала. Еще рассердится, чего доброго, и выгонит.

Капитан открыл шкаф, вытащил оттуда коробку с печеньем, конфеты, бутылку коньяка и две рюмки на длинных ножках. Он, не торопясь, наполнил их, прищелкнул языком и сказал:

— Можем начинать деловой разговор. Прошу, — он поднял рюмку. — За успех вашего дела. Ну?

Марина выпила половину. Коньяк обжег горло. Она закашлялась.

— Вот и наказаны. Потому что не до дна, — засмеялся капитан. — Так что же привело вас ко мне?

— С вами плавал курсант Роганов?

Шведов с удивлением посмотрел на Марину:

— Плавал. Он чем-нибудь обидел вас?

— Нет, нет… Совсем не то, — заторопилась Марина. — Наоборот.

— Наоборот? Не понимаю.

Марина совсем смутилась, снова одернула юбку.

Капитан наполнил ее рюмку.

— Мне больше не надо, прошу вас, — остановила его Марина.

— Ну, ну, не бойтесь. Совсем немного. Курите? — Шведов протянул ей пачку заграничных сигарет.

«Надо закурить. Чувствовать себя свободнее, прогнать эту дурацкую робость. Пусть не считает меня совсем девчонкой», — подумала Марина, беря сигарету.

Шведов поднес ей зажигалку. Марина неумело затянулась.

— Так что с Рогановым?

— Понимаете… Я все знаю. Он все рассказал мне.

— Что именно? — глаза у Шведова похолодели.

— Ну, все… Про заграницу, как он там ударил какого-то типа. Он сказал, что вы доложите в училище об этом.

«Дурак, мальчишка, болтун. Сам себе наделает беды», — сердито подумал Шведов и спросил:

— Вы ему, собственно, кем приходитесь? Сестра?

Марина поперхнулась дымом, положила сигарету в пепельницу.

— Нет. Просто знакомая.

— Ах, просто знакомая. Так зачем же вы пришли, просто знакомая?

Марина была готова провалиться. Шведов явно насмехается над ней. Но она не отступится. В ногах будет у него валяться, просить за Димку.

— Вы его совсем не знаете, Анатолий Иванович. Он прекрасный парень. Для него уход из училища — трагедия. Он моряк, настоящий моряк…

Шведов иронически улыбался, слушал.

— Я не знаю, что с ним будет. Ведь это на всю жизнь. Его лишат плавания. Скажут, не умеет себя вести за границей, и все кончено. А он ведь никогда не пьет. Где бы мы с ним ни бывали, он никогда… Такой невероятный случай. И потом, он прав, совершенно прав. Нельзя было стерпеть. Он молодой еще, глупый. — Марина говорила не останавливаясь, боясь, что капитан прервет ее и попросит уйти. Она умоляюще сложила руки на груди. На глазах появились слезы. Ей казалось, что она все говорит в пустоту, что Шведов смотрит куда-то сквозь нее, думает совсем о другом. У нее не хватает силы убеждения. — Скажите, вы уже доложили в училище? Доложили? Ну говорите же… Может быть, нет?

Марина не заметила, как погрустнел Шведов. Плечи у него опустились. Она не ошиблась. Капитан думал о другом.

Он вспоминал время, когда Зина была такой же молодой, как Марина, почти девочкой, и себя, только что пришившего на рукава по одной золотой нашивке. Он плавал тогда на пароходе «Байкал». В жестокий шторм у мыса Саус-Кап, на Шпицбергене, случилось несчастье. Пароход выбросило на камни. Несколько суток команда работала в ледяной воде, пыталась спасти судно. Но усилия людей оказались безуспешными. Пароход погиб.

По возвращении в пароходство начался разбор аварии. В числе виновных оказался и третий помощник Шведов. В те дни ему так были нужны поддержка, доброе слово, ласка. Но Зина уехала отдыхать в Анапу. На его тревожное письмо она ответила: «Может быть, не стоит спешить, Толик? Ведь я тебе ничем не могу помочь. В этих делах я совсем не понимаю. А здесь так хорошо. Солнышко, море… Когда я еще попаду на юг… Не унывай. Все должно кончиться хорошо. Но если ты считаешь мой приезд необходимым — телеграфируй. Приеду немедленно. Целую тебя миллион раз».

Действительно, все кончилось хорошо. Комиссия детально разобралась в обстоятельствах и пришла к выводу, что случай «форс-мажорный», авария — следствие непреодолимой силы.

Шведов изнервничался, похудел, чувствовал себя разбитым. Зина приехала загорелая, веселая, счастливая тем, что у него все неприятности позади.

Он обрадовался ее приезду. Подробно рассказывал о шторме, об аварии, следствии и своих переживаниях. Но какой-то горький осадок остался в душе. Несколько лет спустя, когда они поссорились из-за какого-то пустяка, он упрекнул жену в нечуткости. Зина расплакалась. «Ты несправедлив. Сам мне разрешил. Напиши ты мне одно слово, я была бы у тебя через несколько часов. Как только не стыдно». Больше они об этом никогда не говорили. А вот теперь он снова вспомнил… Посмотрел на Марину и вспомнил… Она готова на все, чтобы защитить мальчишку. Вступилась бы за него, Шведова, так Зина, если бы пришлось трудно? Восемнадцать лет они прожили вместе, а он не знает… Девчонка плачет. Надо ее успокоить.

— Вы доложили или нет? Почему вы молчите? Анатолий Иванович? — уже почти кричала Марина. — Если нет, то не говорите ничего. Вы же хороший, незлопамятный.

«Ну что сказать ему еще, что сделать, чтобы он помог Димке?»

— Вы так много и быстро говорите, что я не имею возможности вставить двух слов, — прервал девушку Шведов. — Садитесь, успокойтесь, помолчите и слушайте.

Марина села, дрожащими руками принялась раскуривать потухшую сигарету.

— Положите сигарету на место. Не приучайтесь курить, если еще не научились. Вредно для здоровья. И не пейте коньяк. Это не для вас. Вы же девушка, — вдруг сердито сказал Шведов, отодвигая рюмку. — Ешьте конфеты.

— Я не пью… — удивленно прошептала Марина. — Я думала, что вы…

— «Думала, думала», — проворчал капитан. — Теперь о Роганове… Я ничего не собираюсь докладывать в училище. О случае в Тронгейме знают только двое — я и он. Вы третья. Если он, конечно, не разболтал еще кому-нибудь. Роганов отличный курсант, дисциплинированный, работяга. Любит дело. Из него выйдет моряк. Узнают в училище — будет иметь неприятности. Пусть сделает выводы сам. Моряк никогда не должен терять контроль над собой. Особенно за границей. Он представляет там нашу страну. Я повторяю, Роганов деловой парень, но… — Шведов холодно скользнул взглядом по Марине, — склонен к скоропалительным заключениям, необдуманным словам и поступкам…

Марина против воли улыбалась. Димка останется в училище! Вот радость! Бежать к нему, сейчас же, все рассказать. Какое у него будет лицо? Он не поверит. Капитан совсем не такой плохой, как говорил о нем Димка. Совсем нет. Такой интересный, мужественный и добрый. Димка его сильно обидел, а он не вымещает на нем зла. Хороший человек.

— Вы, кажется, меня совсем не слушаете, Марина?

— Да что вы… Он склонен к необдуманным словам и поступкам и скоропалительным заключениям, — скороговоркой повторила Марина, показывая этим, что она слушает.

Шведов нахмурился.

— Ему ничего не надо передавать. Никто не должен знать, что вы просили за Роганова, были у меня. Особенно он. Вы понимаете? Парень очень самолюбивый. Он никогда не простит, если узнает, что вы пришли ко мне без его разрешения. Никогда. Он же мужчина, моряк. И вдруг девушка пришла просить за него. Мы, моряки, народ обидчивый, когда дело касается… Вы же не хуже меня знаете, какой он, ваш Димка?

Марина сидела, опустив голову, раскручивала и свертывала бумажку от конфеты.

— Вы правы, — сказала она, взглянув на Шведова. — Он не должен знать, что я была у вас. Никто не должен знать.

Она вскочила с кресла.

— Нет уж, нет, — остановил ее Шведов. — Съешьте еще конфетку, а я выпью за верность. С таким защитником можно выиграть любое дело. Итак, за верность!

Капитан залпом выпил свой коньяк.

— Я пойду, — повторила Марина. — Спасибо за Димку. Извините меня.

— О, ничего. Я был рад познакомиться с вами поближе… и очень завидую Роганову.

— Чему же?

— Тому, что у него есть настоящий друг.

— Разве у вас нет?

Шведов ничего не ответил, пожал плечами и, как это полагается на судах, первым поднялся по трапу на палубу.

— До свидания. Заходите. Буду всегда рад вас видеть, — на прощание помахал рукой Шведов, когда Марина сошла на набережную.

…Счастливый Димка шел по мосту. Он остается в училище. Все сомнения позади. Об этом сказал Шведов. Куда же теперь? К Марине. Обрадуется, когда узнает, что у него все в порядке. Что же, он готов принести извинения. Он попросит прощения. От мысли, что он сейчас увидит Марину, Димке стало легче. Он зашагал быстрее.