Инструктор Грай поправил форму, тёмно-голубую, с золотыми эполетами. Обилие орденов и медалей передаётся через несколько планок с обрезками их лент на левой стороне груди. Гражданскому это покажется прямоугольником, собранным из цветных «кирпичиков», но для Грая это символы боли, потерь и победы. Каждый орден, каждая медаль, в равной степени политы кровью врагов, друзей и собственной. Они напоминают о жертвах, о том, почему он не может уснуть без конской дозы снотворного и проснётся от любого шороха. В зеркале отражается статный офицер с нелепым золотым патчем вместо глаза. Рядом на тумбочке — старомодная фотография улыбающихся кадетов, закинувших руки друг другу на плечи.
Грай взял фото, привычно нашёл взглядом себя, ещё целого и способного искреннее улыбаться. Большая часть сокурсников погибла в первых боях Великой Войны, остальные — в течение двенадцати лет. Остался только он, и то не полностью. Глаз и душа сгинули в пронизанной радиаций бездне космоса, среди вспышек умирающих кораблей.
Он вышел в коридор и, не обращая внимания на удивлённые взгляды коллег и старшекурсников, направился в кабинет ректора. Коридоры академии отдают фальшью мирного времени, ему не нравится находиться здесь. Казарма, борт крейсера или кабина истребителя, вот милые сердцу места. А здесь чувство опасности просто кричит от каждого элемента: опасно, ненадёжно, не практично!
У двери в кабинет стоит Адамас фон Бриер, по обыкновению в парадной форме, что оттягивает взгляды от шрамованого лица. Конечно, он может исцелить кожу до молодого состояния, но, как и каждый военный, ценит шрамы выше большинства наград. Ведь они истинные свидетельства его действий. По этой же причине Грай не хочет выращивать новый глаз. Он заслужил его потерять и золотой патч, вечное напоминание собственной глупости и потерянном друге.
Преподаватели поздоровались сдержанным рукопожатием. Начинается ежегодный спектакль. Некоторые родители слишком любят своих детишек и забывают, что в первую очередь аристократ — это военный, а не богач. Следовательно, и воспитание должен получить военное, а не потакательство любой прихоти. Такие родители, прознав о порядках в Академии, несутся через всю галактику, устраивать скандал о том, что их дитятку обижают и, о ужас, бьют!
Вид же покалеченных ветеранов сбивает спесь, тем более оба вполне могут выбить из скандалиста всю дурь.
За дверью кто-то кричит, переходя на визг, и стучит по столу в звериной ярости. Адамас закатил глаза и кивнул на дверь. Грай покачал головой, пусть накричатся вдоволь и охрипнут. Ректор даст сигнал, когда входить, всё уже давно заученно, за годы практики. Привлечённые шумом, в коридор заглядывают редкие курсанты, отдыхающие между пар, но, увидев «извергов», исчезают.
Грай щёлкнул пальцами, привлекая внимание Адамаса, вытянул руку и слегка потряс кистью. Улыбнулся. Бриер кивнул и тоже вытянул руку. Оба трижды махнули кулаками, будто забивая гвозди. Грай выкинул «ножницы», а Адамас «камень». Победно улыбнулся и отступил от двери, уступая инструктору право первенства. Одновременно у обоих в карманах задёргался коммуникатор, инструктор закатил глаза и толкнул дверь.
В кабинете, кроме ректора, болезненно красивая женщина. Такое случается, когда гонишься за красотой, не считаясь со средствами, в итоге каждый элемент образа доведён до идеала, но вместе они вызывают скорее оторопь. Незнакомка развернулась на вошедшего с видом львицы, готовой вцепиться в горло. Вздрогнула, увидев шрамы и отсутствие глаза, но всё равно «пошла в атаку».
— А, так это вы тот изверг, пытающий детей?!
— Я инструктор. — Ответил Грай, подходя к столу ректора.
Велизарий приветствовал, устало подняв кисть, откинулся в кресле и наблюдает за благородной матроной.
— Как вы и просили, мисс Пендрагон. Это учительский состав, ответственный за обучение вашего сына.
— Сволочи, которые наслаждаются страданиями детей!
Мадам Пендрагон грохнула кулачком по столу и, резко встав, ткнула пальцем в грудь Грая, почти угодив в планку с орденами.
— Ваша задача, учить их, а не издеваться! Чему их научат утренние марафоны и попытки утопить в кабине истребителя?!
— Мисс...
Хлёсткая пощёчина врезалась в челюсть, как боксёрский хук, и почти так же сильно. Голова инструктора дёрнулась к плечу, и золотой патч сорвало. Пластинка сверкнула и исчезла под книжным шкафом. Леди Пендрагон тяжело дышит, глаза круглые, как у совы, а ладонь трясётся от желания вцепиться в горло мучителю сына. Грай молча повернулся к ней и вперил «взгляд» пустой глазницы, до сих пор сохранившей вид, будто в ней ковырялись шипастым буром. Женщина вздрогнула и попятилась, уткнулась поясницей в стол ректора. Кровь отхлынула от лица, а к злобе примешался страх и отвращение.
Грай шагнул к ней, навис, как скала, над очень злой и испуганной мышью. Взял за руку и приложил ладонь к щеке под пустым глазом. Силой удержал.
— Ч-ч-что вы себе позволяете?!
— Мисс, смотрите внимательно, эту рану я получил в боях с врагами империи. Если вы не знали, это военная академия. Мы здесь ВОСПИТЫВАЕМ солдат, а не детишек. Наша задача — сделать их смелыми, решительными и готовыми ко всему. После обучения их отправят на смерть. Не в тёплые конторские кабинеты, родительские дома или отдых, их отправят убивать врагов империи. Моя задача и задача господина Бриера, обучить их настолько хорошо, что они вернутся не только живыми, но и целыми. А не такими, как мы.
Он слегка подвинул руку, так чтобы кончики пальцев слегка зашли внутрь глазницы. Пусть почувствует последствия плохой подготовки. Пусть поймёт, что ждёт драгоценную кровиночку, если с ним будут мягки и обходительны в обучении.
Женщина дёрнулась, бледная, как полотно. Грай удержал, продолжая смотреть в глаза.
— Мисс Пендрагон, — вклинился Адамас фон Бриер, — я понимаю вашу озабоченность и непринятие наших методов. Но обучение — это не просто передача знаний и приращивание навыков. Это инициация во взрослую жизнь, а учитывая, что поступающие рассчитывают на военную карьеру... жизнь эта будет жестока. Мирное время кончилось, мадам, увы, космические войны не бывают короткими. Мы готовы пойти вам навстречу и уже подготовили документы об отчислении. Вам нужно только подписать.
Мисс Пендрагон дёрнулась, как от удара, куда более сильного и злого, чем её пощёчина. Грай отпустил руку, галантно поклонился.
— Леди, надеюсь вы поняли нас.
Вместо ответа женщина вылетела из кабинета, хлопнув дверью. Ректор откинулся в кресле и закатил глаза, потёр лоб и сказал, глядя на преподавателей.
— Кажется, вы размякли. В этом году только один жалобщик.
Грай и Адамас поклонились, придав кулак к левой стороне груди, в один голос ответили:
— Очень сожалеем, сэр. Исправим.
— Хорошо. Завтра составьте мне отчёт об успеваемости, будем смотреть, кого исключить.