Божьим промыслом. Пожары и виселицы

Глава 18

Едва он поднялся к ним, как принцесса налила ему вина в чашку и хотела подойти, но он остановил её:

— Стойте там, Ваше Высочество. Я сам.

Волков всё боялся, что она пойдёт или встанет так, что будет видна арбалетчикам врагов. Тогда маркграфиня остановилась и сказала, когда он подошёл:

— Прошу вас, барон.

Он принял чашу из её рук. Ту самую, гнутую, похожую на соусник, из которой она сама пила многократно.

Барон вспомнил как утром ему подносила чашу с вином женщина, в ту минуту казавшаяся ему необыкновенно красивой. Но теперь…

«Вот как на самом деле принцесса Винцлау подаёт чашу с вином».

Он сделал глоток. Ах, что это было за ощущение! Оказалось, вино она смешала с водой, но даже этот теплый напиток после многочасовой жары, после жажды, показался ему божественной амброзией. Тем более чашу ему преподнесла настоящая принцесса. Он выпил всё, что она ему налила, и потом вместо того, чтобы просто вернуть женщине чашу, взял её за руку и поцеловал ей пальцы.

— Благодарю вас, Ваше Высочество. Уж и не вспомню, когда я что-то пил с таким же удовольствием.

Говоря это, он не торопился выпускать её пальцы из своей руки, и она тоже не очень спешила. И отвечала ему:

— Рада это слышать, барон, уж и не помню, чтобы какой-то кавалер так радовался моему подношению, — причём смотрела на него… ласково? Тепло? С интересом? — Разве что на рыцарских турнирах, да и то давно было.

Продолжать этот разговор, да ещё на глазах своих людей, которые как раз на них глазели с нескрываемым любопытством, Волков не захотел. Нечего им поводы для болтовни давать. И поэтому обратился к своему оруженосцу:

— Фон Готт, ну что там у колдунов?

— Да ничего, — отвечал тот с некоторой прохладцей или с разочарованием. — Двор почистили, гарь всю убрали. Холопы по двору ходят, а ни господ, ни солдат не видно.

Барон потихоньку отходил ото сна и счёл, что пришло время для не очень приятного разговора. Он встал у западной части башни и позвал к себе кавалериста:

— Кляйбер.

— Да, господин, — сразу отозвался тот и встал. Он ещё что-то скручивал из полос такни, вязал узлы.

— Ну, что с верёвкой? — начал генерал не сразу.

— Готова, — ответил кавалерист. — Понавязал на ней узлов, теперь легче будет спускаться.

— Крепка получилась?

— Крепка, крепка… — кивает Кляйбер. — Всё гнильё выбросили, крутили верёвку только из хороших кусков.

— Значит, крепка? — Волков вздыхает. Он знает, как начать трудный разговор, но почему-то тянет.

И тут неглупый человек Кляйбер приходит ему на помощь:

— Господин, да вы не мучайтесь, я и так знаю, чего вы хотите сказать.

— Знаешь? — уточняет генерал.

— Так оно и дураку понятно. Воды у нас нет… Ждать, пока Брюнхвальд подойдёт? А сколько ждать? Можно ведь и не дождаться, — здраво рассуждает кавалерист. — А верёвка скручена, к Брюнхвальду бежать надо, а кому бежать?

— И знаешь кому? — снова спрашивает Волков.

— Э-хе-хе… — тут Кляйбер засмеялся. — Оно понятно кому… Ну не принцессу же по верёвке со стены спускать.

— Не принцессу, — соглашается барон.

И тут кавалерист морщится, потом принюхивается и морщится ещё больше:

— Чуете, господин?

— Чего? — не понимает Волков.

— Падалью снизу несёт, — отвечает Кляйбер и даже выглядывает из-за стены вниз, заглядывает в тёмное ущелье, что начинается прямо за стеной замка, после чего качает головой и добавляет уверенно: — Вот оттуда несёт мертвечиной.

Волков склоняется вместе с ним, заглядывает вниз: там, где кончается стена замка, начинается скала, а вот где она кончается — не рассмотреть. Сумерки уже сгустились так, что там, в ущелье, темно и почти ничего не видно. Но вот сейчас он хорошо почувствовал запах падали. И барон уже не очень-то верит, что так могут смердеть объедки горных орлов. Да уж… Попасть в лапы этих нечестивых тварей, что так и прячутся в господских покоях, так за всё время и не показав оттуда носа, ему очень не хочется. И он снова смотрит на кавалериста.

— Ну так ты понимаешь, зачем я тебя позвал на разговор?

— Да чего же тут непонятного, — невесело отвечает Кляйбер, — всё я понимаю, понимаю, господин, — он вздыхает, — понимаю, что бежать к полковнику придётся мне.

— Сам понимаешь, фон Гота и Хенрика я послать не могу, они мне тут нужны будут, если нечестивые на башню полезут. Доспех у них получше твоего, — начал объяснять ситуацию генерал.

— Да и бойцы они получше моего будут, — соглашался кавалерист. — Уж и Хенрик неплох, а ваш фон Готт, у… — он махнул рукой, показывая, какой отличный воин оруженосец барона. — Вы мне, господин, ничего не говорите, я сам всё понимаю, я когда верёвку вертел, знал, что для себя делаю. И знаю, что дело моё опасное будет. К этим… — он кивнул на замок, — в руки лучше живым не попадать, а то вон, — теперь Кляйбер кивает на ущелье под стеной, — будешь потом лежать там, вонять. И хорошо ежели сразу, без пыток убьют. А то ведь и измываться ещё будут. Так что, господин, я всё понимаю, вот только… я же это… жизнью рискую…

А теперь и генерал всё понимал.

— Десять золотых, если до полковника доберёшься.

— Ишь ты! — кавалерист, кажется, был доволен предложенной наградой. Он сразу посчитал в уме. — Девять коней купить можно. Или четырёх, но хороших.

— Да, а можно купить хорошего жеребца и пару кобылок на развод, — говорил генерал. — Или поставить домишко в Эшбахте.

— Домишко у меня уже есть, — сообщил Кляйбер. — У Солдатских полей. Давно там проживаю.

— Продашь и поставишь около моего замка, я место выдам, или у новой церкви, что скоро будет строиться.

— О, — эта мысль кавалериста заинтересовала. — У церкви — это хорошо, моей бабе понравится у церкви.

— И знаешь, что нужно делать?

— Да чего не знать-то? — кивал кавалерист. Они отошли от западной стены и подошли к южной. Кавалерист указал рукой: — Как сползу со стены, так пойду на юг…

— Только не по дороге, что ведёт к замку, — наставлял его генерал. — Иди по краю ущелья.

— Ну да, ну да… Пойду вдоль ущелья до самой западной дороги, а как дойду, так поверну на восток, навстречу полковнику.

— Он должен быть рядом, — задумчиво глядя на юг, произнёс Волков. — Ты только не сбейся с пути.

— Насчёт этого вы не сомневайтесь, господин, — уверил его Кляйбер, — когда же это кавалерист дороги не находил.

Генерал ничего на этот счёт не стал говорить своему человеку, хотя случаев про то, как кавалерия блуждала, он мог вспомнить предостаточно. Барон просто полез в кошель на поясе и вытряхнул оттуда пригоршню серебра, талеров десять.

— Если получится, купи у первого встречного мужика коня.

— Это ночью то? — удивлялся кавалерист, но под денежки сразу руку-то подставил.

— Не воруй, поймают — повесят! — напомнил ему генерал и бросил серебро в натруженную солдатскую ладонь.

— Да знаю, знаю, — отвечал ему кавалерист, а сам уже укладывал монеты под кирасу, под рубаху, куда-то на пузо. — Коли найду, где купить, так куплю честно. Утром… Если полковника не встречу до рассвета, так пойду в первую деревню и куплю лошадку.

А вот тут Волков засомневался.

— Знаешь что, Кляйбер…

— Чего? — поинтересовался тот.

— Ты по деревням-то не шастай особо.

— Не шастать? — на самом деле солдат был неглуп. — Думаете, что мужичьё обо мне доложит? Думаете, сволочной народец тут проживает в долине?

— Доложит…? — Волков усмехнулся. — Схватят тебя. Ты же видел, какое мужичьё тут зажиточное, сразу видно, что колдуны их лишней барщиной не притесняют. А значит, мужик здешний господину предан.

— Нешто они не знают, кто у них господа? — удивлялся кавалерист.

— Не могут не знать, — Волков был в этом уверен. — Ладно, осторожнее будь, на глаза старайся не попадаться. Я думаю, Брюнхвальд уже рядом, думаю, ты ещё до рассвета его лагерь найдёшь.

— И мне так кажется, — согласился с ним кавалерист. — Ждёт, наверное, внизу, у дороги на замок, пока земля после дождя подсохнет, чтобы пушки наверх тащить. Главное, чтобы обо мне колдуны не прознали сразу. Чтоб не кинулись следом, — тут он сделал паузу и поглядел на своего командира. Кавалерист явно хотел слышать от него главное.

И Волков сказал ему те самые слова, что тот хотел услышать:

— Когда ты спустишься со стены, им поначалу будет не до тебя. Мы потрепали их неплохо за утро, троих убили и четверых поранили…

— Четверых убили и четверых поранили, — поправил его кавалерист. — да и то больше будет, господин Хенрик ещё стрелял… И попадал.

— А ты всё, я вижу, замечал, всё подсчитывал, — говорит генерал.

— И я, и госпожа за вами отсюда следили, как вы дрались у огня, — заверил генерала кавалерист.

— И госпожа за тем следила?

— Ещё как. Я ей говорю: не стойте так, арбалетчик-сволочь болт кинуть может, а она не слушает меня, к стене лезет, вниз заглядывает. За вас переживает… Я уж её павезой прикрывал, как мог. Она же настырная: дай погляжу, и всё тут. Не слушалась меня, одно слова — госпожа. Смотрела, переживала…

— Думаешь, что переживала? — Волкову, признаться, было приятно слышать подобное. То, что лезла маркграфиня к стене, несмотря на опасность, — это, конечно, плохо, но факт говорил сам за себя.

— А как же, переживала, переживала, — уверяет его кавалерист. — Глаз не отводила, кулачки сжимала, молилась тихохонько, и говорила: зачем же он один пошёл? Да, точно… Так и говорила: зачем же он один туда пошёл?

— Ладно, — наконец произносит барон и продолжает: — Знаешь, что сказать полковнику?

— Знаю, — кивает кавалерист. — Сказать, что вы тут в замке и ждёте его в юго-западной башне.

— Да, что ещё?

— Скажу, чтобы пушки не тащил, а взял отряд в пятьдесят человек и шёл к вам на выручку.

— Со всей возможной поспешностью.

— Да, господин, да, — кивал кавалерист. — Со всей возможной поспешностью.

— Про что забыл? — спрашивает у него генерал.

— Про что забыл? — Кляйбер начинает вспоминать и почти сразу вспоминает: — А, про лестницы.

— Пусть срубит пару лестниц в четыре копья длиной; как подойдёт и будет готов, пусть играет «атаку», я буду ждать, а как только он пойдёт на приступ, так я выйду из башни и помогу ему, смахну мерзавцев со стены.

— Понял, понял, — продолжал кивать Кляйбер.

— Ладно, пошли ужинать, да будем готовиться, — и генерал, в знак большого своего расположения к кавалеристу, даже положил руку тому на плечо.