Божьим промыслом. Пожары и виселицы

Глава 6

И тут он слышит, как снизу зычный и уверенный голос отдаёт команду:

— Гульверт, бери всех своих и на стену, на них… На них. Не пускай их никуда. Давай! Давай!

Волков не смотрит на того, кто это там орёт, он теперь ищет глазами лестницу, что ведёт со двора на стену, и почти сразу находит её у правой от ворот коновязи. Ступеньки, а по ним уже поднимаются люди… Один с копьём, ещё один тоже с копьём, за ним двое с алебардами, и всех их подгоняет, видно, корпорал, сам он тоже с алебардой; итого встретить генерала и его людей на стене хотят пять человек.

Пять человек закроют им проход по стене, и сзади тоже подопрут. Закроют и подопрут, а снизу или с башни, как по мишеням, будут бить арбалетчики и аркебузиры. Сначала побьют Кляйбера, у того и поножей нет, потом Хенрика, он тоже не в полном доспехе, плечи лишь красивой стёганкой закрыты, а голени красивыми сапогами. Любит же он покрасоваться. Да и они с фон Готтом не застрахованы от того, что аркебузная пуля скользнёт под кирасу или пролетит в забрало.

В общем, запечатают вместе с маркграфиней их на стене так, что только прыгать вниз, а там высота в три копья, в доспехе прыгать — ноги ломать. А со сломанной ногой даже от баб с вилами и скалками не отобьёшься. Нет, Волков этого допускать не хочет, он ускоряет шаг и опускает свою красивую павезу, как бы намекая стрелкам: Вот он я, давайте, кидайте всё в меня. И пока он спешит к поднимающимся по лестнице врагам, в него прилетают два болта.

И один бьёт в забрало шлема.

«Вот ублюдки! Гарнизонная шваль, а стрелять умеют! Ладно, Бог с ними, лишь бы ничего не летело в сторону фон Готта и маркграфини».

Первый солдат, взобравшийся на стену, остановился и ждёт остальных, выставив вперед копьё. Заросшая щетиной упитанная морда, крепкий, сволочь, но не дурак, на рожон не лезет. Волков добирается до него. Он хотел оттеснить его щитом к лестнице, загородить им проход или вовсе сбросить со стены. Но храбрый подлец и не думает отступать, он встречает барона двумя выпадами… Всё, как его учили в молодости, первый удар копья он наносит генералу в шлем, что чуть торчит над краем щита, и тут же быстрый удар под щит, целился в пах, мерзавец, но попал в правую поножь. Если шлема едва касается, то вниз бьёт сильно. Нет, таким ударом поножь не пробить, но всё равно это неприятно, ведь жало копья может и соскользнуть по отличному железу… Волков всё равно делает шаг вперёд и, прихватив топор за самый конец, пытается достать мерзавца, бьёт справа налево, целясь чуть выше плеча и желая попасть врагу в шею. Нет… Расстояние большое… Тот отскакивает и в свою очередь наносит всё те же два удара, в шлем и вниз, на этот раз не в пах, а в область колена. Но и на сей раз отличный доспех, что подарил генералу архиепископ, выдерживает попадание. А за спиной солдата, на стене, появляются его товарищи, и вот уже на Волкова нацелено два копья, а над ними висит весьма неприятная пика алебарды. Ну, ждать, пока на стену поднимутся ещё двое, он не собирается.

Нет. Волков поднимает павезу повыше, чтобы полностью закрыть шлем, и плечом вперед с ускорением идёт на сплотившихся в какое-то подобие строя врагов. Идёт на частые удары копий, на удар сверху, удар тяжёлой алебарды через щит, он почти бежит на них, сближается с ними, игнорируя опасность, и, добравшись, щитом ударяется в них, с грохотом и каким-то хрустом, успев ещё снизу и сбоку рубануть одну из попавшихся под его топор ног.

Крики, кровь на кирпичах, и один из врагов просто куда-то девается, а ещё один, падает, не устояв, только тот, что был с алебардой, продолжает бестолково молотить своим опасным оружием, и всё сверху, сверху, через щит, пытается достать до шлема генерала. А тот, лишь подняв павезу повыше, очень хочет зарубить того, который упал, первого, что взобрался на стену, кажется, он самый толковый из этих врагов, но первый удар у барона не выходит, он попадает солдату, который пытается встать, по шлему, но не сильно, вскользь, и поэтому повторяет попытку, замахивается снова… На сей раз удар выходит хороший, тяжёлый, да вот только солдат, не будь дурак, бросив копьё, вскакивает и пытается сбежать, и хороший удар генерала приходится врагу вдогонку, в спину, в кирасу, и, по сути, не причиняет ему вреда. И когда он кинулся прочь, забыв про своё оружие, Волков теперь принялся за того, что был с алебардой. Но этот в одиночку стоять против барона не решился — с трудом парировав два удара топором, он улучил момент и кинулся по лестнице со стены вниз.

И тут барону залетает болт в правую подмышку, но кольчуги под кирасой он не пробивает, и Волков вытаскивает его и небрежно кидает под ноги. Солдаты, те, что поднимались по лестнице на стену, теперь все внизу. На его секире — тёмные, засыхающие на жаре капли. Один из врагов, должно быть, ранен. Жаль, что только один. Впрочем, проход к ближайшей башне открыт, и генерал поворачивает голову назад. Там, закрытая телом оруженосца и большим щитом, стоит женщина. Она глядит на него, и в её глазах генерал находит… Нет, не страх, и намёка на страх в её взоре нет. Изумление? Удивление? Интерес? Или, быть может даже… восхищение? А по стене, спустившись вниз от флигеля, уже бегут сзади к ним Хенрик и Кляйбер, а значит, разглядывать прекрасные глаза принцессы времени у него нет, и он, перехватив поудобнее ремни павезы, молча идёт дальше, к первой на их пути угловой башне.

Дверь в башню была открыта, и он не раздумывая вошёл в неё… И оказался в полутьме, которая встретила его…

Вссс-Пухх…

Яркая вспышка почти перед забралом на мгновение ослепила барона, а удар, сильный удар, одновременно и в челюсть, и в горло, пихнул его, едва не свалив. Он отшатнулся, сделав шаг назад. И ещё один. У него перехватило дыхание, может оттого, что горло болело и было сдавлено болевым спазмом, а может оттого, что в шлеме ему нечем было дышать от терпкого и горького порохового дыма. И, чутьём зверя или старым солдатским чутьём осознав опасность, он машинально делает ещё шаг назад, из башни на стену, на свет. И вовремя: тут же на место, где он только что стоял, обрушивается алебарда. Её топорище пронеслось, едва не коснувшись его плеча, а пика неприятно скрежетнула по каменному полу. И, не найдя его, алебардист кинулся из башни, теперь действуя алебардой как копьём, попытался ударить генерала снизу в бедро. Но тут уже Волков смог среагировать и отвёл удар щитом; едва различая цель, сделал шаг вперед, сокращая дистанцию, и в свою очередь рубанул топором сверху. Куда-то попал, металл звякнул о металл, он ударил ещё раз и ещё, и все три раза тяжёлый топор находил цель, а алебардист из-за сближения с генералом никак не мог снова воспользоваться своим грозным оружием… Решил сбежать и просто кинулся в открытую дверь башни. Тут уже зрение полностью вернулось к Волкову, и он, прикрыв голову павезой, снова шагнул в полумрак башни, и там на сей раз никто его не встретил. Кто-то лишь топал тяжёлыми башмаками на лестнице, убегая вниз. Видно, то был сволочь аркебузир.

Барон и не думал его догонять, он обернулся и махнул фон Готту рукой: давайте сюда, тут безопасно. А за оруженосцем и маркграфиней в башню вбежали и Хенрик с Кляйбером. Они были возбуждены.

— Все целы? — спросил Волков, поднимая забрало.

— Угу, угу, — тяжело дыша, отвечали Кляйбер и Хенрик.

— Я в порядке, — заверила барона маркграфиня. Как-то поспешно, что ли. Барону показалось, что Её Высочество боится быть обузой.

«В порядке так в порядке. Хотя нужно отдать ей должное, для женщины голубых кровей, как и положено, держалась она неплохо!».

А вот фон Готт, кстати, засунувший за пояс свой клевец и теперь держащий в руке обронённое врагом копьё, в свою очередь заметил:

— Сеньор, вам неплохо врезали из аркебузы, я смотрю.

— Что? — не понял Волков.

— У вас горжет пулей смят, — тоже разглядел повреждение в доспехе старший оруженосец. — С правой стороны, где подбородок.

Ах вот почему у него болела челюсть; он трогает горжет: да, даже через перчатку и наощупь чувствуется, как помято отличное железо. Ну а как же иначе? В него из темноты выстрелили практически в упор; чудо, что пуля не пошла на пару пальцев выше.

— Отличный всё-таки это доспех! — восхищается фон Готт.

И он, конечно, прав. Не всякое другое железо выдержит выстрел из аркебузы с двух шагов. И вдруг барон думает, что его нынче ведёт Господь, очень на то похоже… И морок развеял, и руку вражескую с клинком в зале отвёл, вот и от выстрела в упор уберёг…

«Слава Богу, что не мушкет!».

И тут он случайно ловит взгляд принцессы. Та молчит, в кругу мужчин, что заняты войной, жёнам говорить — только дурь свою показывать, хоть и принцесса. Глаза её… не так чтобы видно ему было, он почему-то знает, что сейчас Её Высочество глядит на него. Глядит, молчит и верит.

«Видно, Господь не просто мне её придал. Должен, должен я её вывести из ведьминого дома».

Но стоять тут долго нельзя: мало ли какие ещё сержант колдунов приготовит им ловушки.

— Надо идти. Фон Готт, храните маркграфиню, Хенрик… — тут генерал вспоминает: — Вы, кажется, разрядили оба пистолета, вы там убили кого-нибудь?

— Ранил одного, — бурчит оруженосец невесело.

— Ранил… — повторяет генерал с укоризной. Ему жарко в доспехах под поднимающимся солнцем и хочется хотя бы снять нагревающийся шлем. Но это будет выглядеть как проявление слабости. Нет. И он продолжает: — Ладно, вы с Кляйбером пойдёте в арьергарде, закройтесь щитами, чтобы вас не ранило никого, слышите, раненого тащить не сможем, останавливаться не будем… — он не стал говорить, что от аркебузной пули павеза не защитит, он о том и думать не хотел. — Всё, господа, пошли.

Внизу во дворе были люди, вся замковая челядь так и торчала там, глядя и обсуждая их; сержанта Волков тоже видел, он с парой солдат был на балконе второго этажа. Как раз там он находился неслучайно, оттуда, из покоев, он мог получать указания от своих господ, которые, кстати, на глаза генералу не попадались.

«Прячутся, выродки!».

Видел барон также арбалетчиков, что на балконах деловито заряжали свои арбалеты и спокойно целились в него и его людей. Вернее, в его людей, так как в него они уже болтов не кидали, поняли, что его доспех их оружию не по зубам.

Арбалетчиков насчитал четверых.

«Быстрее нужно убираться от них, рано или поздно попадут кому-нибудь в ногу… Лишь бы маркграфиню не задели, сволочи!».

Так как шли быстро, дошли до приворотной башни, что нависала над подъёмным мостом. Генерал и заглядывать в неё не стал, хотя дверь была радушно распахнута; он торопился, прошёл по стене над воротами, а за ним быстро прошли и его люди. И вот тут, видно, сержант графа решил, что это противоречит его планам, и снова погнал солдат на стену. И опять сам не пошёл. Умный, подлец. Уж очень и генерал, и особенно фон Готт с Хенриком хотели бы с ним встретиться, как говорят в западном королевстве, «буклиер эн буклиер», щитом в щит, лицом к лицу.

Но шестеро солдат, что попытались перехватить их на стене, теперь, после первой попытки, огнём уже не пылали. Они все влезли на стену, выставили вперёд копья и алебарды, перекрывая Волкову и его людям проход, и когда генерал стал напирать, вроде даже и упёрлись, но тут фон Готт, оставив щит и маркграфиню на попечение Хенрика, поспешил к генералу на помощь, встал за его спиной, как положено, спрятался за ним, выдвинув копьё вперед почти на всю его длину, и первым же движением своего опасного оружия, первым же выпадом снизу из-под своего сеньора хорошенько ранил одного из солдат, проткнув ему щиколотку. Раненый заорал и, недолго думая, просто спрыгнул со стены во двор, а остальные стали пятиться по лестнице, лишь отбиваясь от наседающего Волкова, да и корпорал, что был с ними, не сильно-то упорствовал, тоже отходил. И Волков, сгоняя их вниз при помощи топора и почти не получая ударов обратно, был бы рад помощи оруженосца и поблагодарил бы его, но тут…

— Ах! — звонко и немного обиженно вскрикнула принцесса.

«Не дай Бог!».

Стёганка у него под доспехом была мокрая от пота, но тут сердце у барона похолодело. Ему едва дурно не стало от мысли, что маркграфиню могли… ранить? Убить? Лучше бы болт залетел ему в забрало… Он обернулся, пренебрегая отступающими врагами, и зарычал:

— Что там?

— Ничего страшного! — отозвалась принцесса. Она присела и теперь была полностью закрыта щитом. — Это я от неожиданности крикнула. Простите, господа.

Но он словно и не слышал её:

— Хенрик! Что с нею?

— Кажется, болт в юбки залетел! — отвечает тот, довольно бесцеремонно разбираясь с женской одеждой.

— Со мною всё в порядке! — повторила принцесса, выглядывая из-за павезы. — Платье чуть попортилось.

«Неужели они уже и в неё будут стрелять? Да. Тельвисы побоятся выпустить её из замка. Они держали её взаперти против её воли, и теперь, когда принцесса вырвется из плена, так она им мстить будет. Конечно, им лучше её убить, чем отпускать!».

Тут генерал ещё больше взволновался.

— Фон Готт! — ревёт он, не поднимая забрала, но даже с закрытым забралом его люди слышат этот рёв. — Я велел вам быть при маркграфине! Какого дьявола⁈.

— Простите, монсеньор, — бурчит оруженосец.

Но Волкову некогда выслушивать его извинения.

— Храните маркграфиню, — говорит он и двигается дальше; барон прекрасно помнит о том, что у врага, помимо арбалетов, чьи болты путаются в юбках, есть и аркебуза. А посему торчать тут на виду у этих мерзавцев нельзя, — пойдёмте.

Он хотел побыстрее добраться до юго-западной башни, а до неё осталось всего тридцать шагов по стене. Под градом арбалетных болтов и под злобными взглядами обитателей поганого замка, но всего тридцать шагов.

«Господи, храни эту женщину! Дай мне её вытащить отсюда!».

А о себе он даже и не просил Бога.