Божьим промыслом. Пожары и виселицы

Глава 27

А тут наверху и Вилли объявился; поняв, где находится командир, он доложил:

— Господин генерал, тут наверху ни одного тела мы не нашли.

«Вот как? А куда же они своих мертвецов дели, куда фон Флюгена девали? Из замка они вывезти тела не могли. Сложили куда-то? А куда? — барон снова взглянул на спящего под лестницей пленного; он, наверно, мог бы о том сказать, но генерал снова не решился его будить. — Ладно, потом, пусть чуть отдохнёт».

И тогда он спросил у майора, не вставая со своего табурета:

— Вилли, а есть там в покоях чем поживиться?

— Навалом! — кричит командир мушкетёров. — Одного женского платья сотня штук, да всё бархат, атлас, все береты с редкими перьями, там одних перьев, я думаю, на сто талеров. Сейчас сносить будем. А ещё балдахины на кроватях, обивка стен роскошная в спальнях, начали отдирать потихоньку, зеркала большие везде, тут даже паркеты надо бы разобрать, жалко оставлять такую красоту. Тут и мебель есть из дуба, есть из ясеня, всё резьбы удивительной. Канделябры и простые подсвечники, подносы, посуда… Всего в достатке.

«Паркеты… Да, жалко… Но вот зеркала, мебель, подсвечники в моём новом доме будут кстати, может, и обивка подойдёт. К вечеру придёт Карл, и тогда займёмся замком по-настоящему».

— Вилли, друг мой, скажите солдатам, чтобы обивку отрывали аккуратно, — кричит ему в ответ генерал. — Чтобы не рвали поди как. Чтобы не били и не ломали ничего. И всё пусть сносят сюда понемногу. И платья тоже, и башмаки, и прочее. В общем, всё, что цену имеет.

— Будет исполнено, господин генерал.

Снова вылез из подвалов сержант и сообщил:

— Господин, там вина ещё много. Бочки почти все пробиты, — он показал Волкову свой мокрый башмак, — вина на полу по щиколотку, но в каждой пробитой бочке ещё винцо-то осталось, и сладкое есть, и кислое, некоторые бочки наполовину полны, и пустые бочки есть целые, мы с ребятами вот что подумали… Может, слить всё оставшееся вино в целые бочки. Зачем добру пропадать? Ребята Брюнхвальда не откажутся, когда придут, от пары кружечек.

— Да, мысль хорошая, сливайте, — соглашается барон. Действительно, зачем пропадать вину. Пусть даже перемешанное, оно всё равно придётся его людям по вкусу. Не такие уж они тонкие ценители, чтобы нос воротить от подобного пойла. — Только не вздумайте собирать вино с пола.

— Не собирать? — кажется, сержант до этого сразу и не додумался, но теперь, когда генерал ему о том сказал, мысль показалась ему не такой уж и дурной. Но раз командир запретил… — Ладно, пойду ламп найду побольше.

И тут один из солдат, что был рядом, и говорит ему:

— Господин, вам с башни машут.

Волков оборачивается — и вправду, с «его» башни ему машет рукой фон Готт. Не стал бы оруженосец сам о чём-то просить, не иначе маркграфиня что-то захотела. Генерал встаёт и идёт к башне, позвав с собой пару людей.

Он оказался прав, Её Высочество и фон Готт уже спустилась вниз, и едва оруженосец отворяет толстую дверь башни, принцесса говорит Волкову:

— Барон, видела я, что люди ваши уже все господские покои обошли, они там в окнах появлялись, думаю, опасности больше нет. Теперь мне хотелось бы посетить мои покои. Мне надобно.

Надобно? Ну ладно. Сначала Волков думал отправить с нею фон Готта и ещё пару солдат, но принцесса добавляет, прежде чем он успевает ответить:

— Не могли бы вы, если вам то ещё не надоело, побыть при мне? — и она добавила, как бы оправдываясь: — Мне при вас покойно.

Быть при ней? Ей покойно? Генералу и так жарко, да неохота таскаться по лестницам, он вообще мечтает снять доспех, выпить воды вдоволь, поесть и помыться, но отказать принцессе он, конечно же, не может, ведь служанок у неё здесь нет. Тут вообще нет ни одной женщины. И он теперь вроде её доверенного лица. Всё-таки водил госпожу нужду справлять, подол задирал ей даже. Причём два раза. В общем, как ни крути, а стал человеком ближнего круга Её Высочества. Стал всего за один день и ночь. Неплохая карьера! И поэтому отказать он ей не может.

— Быть при вас — то для меня честь, Ваше Высочество, — отвечает генерал и показывает фон Готту: идите первым.

Тот, молодец, додумался взять с собой павезу, так и пошёл вперёд, за ним шёл генерал, потом принцесса, а уж за нею два солдата.

Так они не спеша поднялись на третий этаж и там по балконам пошли к распахнутой до сих пор двери комнаты, в которой держали маркграфиню. А как дошли, так генерал сказал ей:

— Постойте тут, Ваше Высочество. Фон Готт, будьте бдительны.

А сам вошёл в её покои и стал осматривать всё. Сундуки, кровать, отхожее место с крышкой, стол и стул, большую лохань, заглянул и за ширму и даже выглянул в окно, что выходило на серые, в белых потёках от птичьего помёта, скалы. Скрытых помещений и дверей в покоях не было, и он был удовлетворён.

— Принцесса, — генерал выглянул из комнаты на балкон. — Прошу вас.

Та вошла и сразу принялась за дела: открыла сундук и начала вытаскивать оттуда свои одежды. Волков же не стал стоять рядом, а вышел на балкон к своим людям. Но буквально через минуту госпожа выглянула из комнаты и сказала:

— Барон, так будет у меня вода в купальне? Если бы вы распорядились нагреть мне пять-шесть вёдер воды, я была бы признательна.

'Нагреть пять вёдер, да ещё сюда их затащить — суеты много… Была бы простая, так и одним ведром негретой воды бы управилась. Тут бы просто доспех снять, и то счастлив был бы…

— Один колодец забит, во втором вода… мы ещё не знаем, чиста ли она; сейчас, как прояснится… — Он немного подумал и предложил: — Тут ниже этажом — хорошая купальня, ванная прекрасная, везде чистота, изразцы, печь есть, чан для кипячения воды. Может, пожелаете взглянуть?

По тому, как принцесса думала, сомневалась, видно было, что предложение генерала ей не по душе. Но и отказываться она не решилась и наконец, как бы нехотя, согласилась.

— Хорошо, я возьму надобное мне, и пойдём в ту купальню.

Собрав собой чистую одежду в узелок, щётки для волос, что-то ещё, она вышла из комнаты, и генерал повёл её по знакомому ему пути вниз в купальню.

И вправду, комната для омовений была хороша; в прошлый раз он видел её впопыхах, когда почти бежал через неё, а теперь уже мог рассмотреть как следует. Ему приглянулся витраж в большом окне, а ещё те самые расписные плитки по полу и по стенам. Целый ряд кувшинов из меди, многие чаны и лохани самых разных форм и размеров, тоже медные и к тому же отменной работы.

«Не забыть всё это забрать! Изразцы, жаль, не оторвать. А вот ванну надо вынести отсюда, ванна-то и вправду хороша!».

Стеклянная ванна, стоявшая на возвышении, ему очень приглянулась. Он разумно полагал, что вся эта красота должна была произвести впечатление на Её Высочество, но та была скорее насторожена, чем восхищена. Мало того, женщина всё пыталась осмотреть и оглядывала купальню придирчиво, и наконец, глядя под потолок, произнесла тихо:

— А это здесь для чего?

Волков поначалу не понял, тоже взглянул вверх и увидал под потолком кованую балку, что вела откуда-то из другой комнаты и уходила в самый конец купальни.

— Может, то для подачи воды, — предположил генерал. — По ней привозят воду. Вон там и люк в полу.

— Это зачем тут? — маркграфиня подняла руку и указала в конец помещения, где под потолком на этой самой балке находились крючья. Точно такие крючья есть в каждой мясной лавке, а эти пять или шесть крюков висели на той самой балке и были собраны над люком. На этот вопрос маркграфини Волков ответить не мог.

«И вправду, зачем тут эта балка над ванной и мясницкие крюки?».

— Я не желаю здесь мыться, — твёрдо произнесла женщина. Она не стала как-то объяснять это своё нежелание. Впрочем, взглянув на эти чёрные, ужасные крюки с острыми концами, не всякий с лёгкостью согласился бы предаваться омовениям в этой изысканной купальне. А принцесса ещё и добавила: — И не желаю оставаться в этом доме. Барон, когда мы покинем замок?

— Мне самому здесь находиться не в радость, — отвечал ей генерал, всё ещё разглядывая крюки. — Но я хотел разузнать об этом месте побольше, прежде чем уйти.

— Зачем вам-то? — спросила она, немного удивляясь.

— Я сам в прошлом состоял при Святой Комиссии. Как вернусь, так буду говорить с епископом Малена, он в прошлом отец Инквизиции, расскажу ему обо всех злодеяниях Тельвисов, а ещё про всё увиденное отпишу и архиепископу Ланна; полагаю, эти два достойных человека изыщут способы покончить с этими колдунами, — объяснял ей генерал.

Ну а что он должен был ей сказать? Генералу не хотелось рассказывать принцессе, что ему нужно время, чтобы вывезти из замка всё, что может ему пригодиться в новом доме, или то, что можно продать. Разве принцессе интересно было бы слушать, что его люди не будут, не будут удовлетворены той платой, которую уже получили за это дело. Ведь все они рассчитывают на добычу, так как пошли с генералом-инквизитором, к которому Господь всегда благоволит и без добычи не отставляет. Да, ему самому и его людям, от Брюнхвальда и до последнего кашевара, хочется получить деньжат сверх того, что положено по контракту. Но об этом разве будешь говорить принцессе, которой хочется побыстрее покинуть страшное место. И это понятно, она женщина, которую колдуны держали в плену, и ей здесь, в купальне, стало страшно. Просто страшно. Но ему-то нет… Нет, не пугают его ужасные крюки на балке. И если из-под них удастся вытащить ванну, то на крючья ему плевать. А вот та ванна из прекрасного стекла ему очень даже приглянулась. И, возможно, ради этой ванны, а ещё ради медных тазов искусной работы, ради зеркал и бронзовых канделябров и всего, всего прочего, красивого и дорогого, он готов был посидеть в этом замке ещё немного.

Но чтобы как-то успокоить Её Высочество, Волков поспешил закончить сей разговор:

— Завтра мы отсюда уйдём, а пока я распоряжусь нагреть вам воды и принести её в ваши покои.

— Благодарю вас, барон, — почти холодно отвечала маркграфиня и, продолжая оглядывать ванну, двинулась к двери.

Волков послал одного из солдат вниз с приказом начать греть воду для госпожи, а сам промеж тем заметил, что солдаты, бывшие при майоре Вилли и осматривавшие покои господ, стали уже сносить вниз одежду, и один из них, неся огромную охапку господских нарядов, даже издали выглядящих богатыми, не выбирая места, небрежно кинул их во дворе совсем недалеко от горелых остатков навеса.

«Ах, подлец! Там же нет ни одного платья, что было бы дешевле двадцати талеров! А он их в грязь!».

И это небрежение не на шутку разозлило генерала, и он, перегнувшись через перила, закричал:

— Эй ты! Чёртов болван! Там атлас и бархат, а ты всё это в грязь кидаешь! Ум у тебя есть? Себе купишь те платья, что испортятся, — и тут же повернулся, и заорал ещё громче: — Вилли! Майор Вилли!

— Да, господин генерал, — через несколько мгновений донеслось с балкона этажом ниже.

— Майор, соизвольте объяснить своим дуракам, чтобы к дорогим вещам относились бережно. Иначе за всю рвань будут отвечать своими кошельками! — весьма едко выговаривал Волков.

— Непременно, господин генерал, — быстро отвечал майор и поспешно и с топотом убежал в покои, где орудовали его солдаты. Давать наставления.

Нейман, находившийся внизу, услыхав всё это, распорядился выкатить для того во двор телегу, в которую люди Вилли стали сносить сверху господскую одежду, в том числе и мужскую. И тогда Нейман стал выбирать кое-что себе из одежды. Генерал, стоя у перил балкона, видел, как тот вытащил себе из кучи очень недурственный ярко-синего бархата берет с белым пером цапли. Тот ему пришёлся. Потом он нашёл пару белоснежных рубах. То был батист, не иначе, а может, даже и шёлк. Взял себе, посмотрел один дублет графа, потом другой. Оба, скорее всего, были из отличного атласа, не зря он их вытащил из кучи, но по размеру могучему капитану они явно не подходили. Не по капитанской руке оказались и роскошные перчатки хозяина замка, и Нейман наконец оставил телегу с одеждой в покое.

В этом генерал не увидал ничего предосудительного, сам в молодости донашивал одежду или павших товарищей, с которыми делил одну палатку, или отобранную у людишек каких, а то и неновые башмаки, снятые с мёртвых врагов. Что же… обычное дело солдатское. А здесь прекрасная одежда после графа-колдуна. Всё бархат, батист… Кто ж тут устоит?