Царица Несчастий. Часть 1

Глава 1

— Тащи её быстрее, ну! Поднимай, по земле же почти волочим!

Чей-то визгливый, совсем юный, голос привёл меня в чувство после падения в шахту лифта. Странно, я думала после такого не выживают?

— Ой ты ж, наказание наше, опять воды нахлебалась. А лицо-то, лицо-то всё синее! — уже чей-то более зрелый, хриплый женский голос добавил мне новую крупицу информации о происходящем.

«Воды? Откуда в шахте лифта вода? Там что подземный колодец вместо пружин-амортизаторов?» — в болящей, словно после пришествия в неё молота, голове мысли крутились с неохотой. Но главное, что они были! Значит ещё жива. Даже тело моё подало новые признаки жизни, реагируя на то, что хозяйка решила ожить.

[Гург! Буэкх-кхе-кхе!] — дёрнувшись на бок и выпав из заботливых женских рук, я вдруг извергла из лёгких потоки воды, закашлявшись и наконец снова начав дышать. А ведь я и не заметила, что переставала…

— О, живая ещё! Я уж думала утопла.

— Типун тебе на язык, чё мелешь дура?! Нашу Бести так просто не возьмёшь! Не та порода. А ты лучше тут не задерживайся, иди работать как её занесём, а не то опять староста осерчает, — заступился за меня всё тот-же хрипловатый женский голос. Вдруг меня подхватили обжигающе горячие руки за подмышки и ноги, и аккуратно уложили на что-то мягкое и тёплое. В воздухе ощутимо запахло дымом, сеном и теплом.

«Бести? Чего? Какая к чертям Бести?! Я — Катя! Екатерина Сергеевна!» — неожиданно вспышка злости помогла мне раскрыть глаза, дабы взглянуть на тех, кто дал несчастной Катеньке это дурацкое имя, и, надо сказать, лучше бы я их не открывала…

Через едва приоткрывшиеся веки я разглядела двух женщин — одной на вид было лет тридцать, а другой — под все пятьдесят. Обе полноватые, но румяные и мощные — прямо как бабы у нас в деревне в моём детстве. Сейчас уже таких и не встретишь почти. Вокруг было темно хоть глаз выколи, и только два источника света попались мне на глаза — маленькое, буквально размером с голову, оконце без стёкол и зажжённая прямо при мне лучинка. Как её зажгли? Я не успела разглядеть…

Наряды на женщинах были грубые, без современных расцветок, больше похожие на музейные экспонаты времён девятнадцатого века чем на одежду. Однако женщин это ничуть не смущало.

— Бести, ты как? Живая? Ну ладно-ладно, молчи, отдыхай! Горюшко ты моё, когда ж тебя проклятье уже покинет? Уже восьмой раз чуть не утопла — еле вытащили.

Пожилая уже женщина вдруг присела рядом на грубую кровать, участливо погладив меня по сырой голове.

— Поспи, тебе отдыхать надо. Ты вот что, Бести, посиди сегодня лучше дома. Дома-то тебя проклятье не мучает — сжилась уже с домом поди. А мы твою часть белья выполощем сами. Неча тебе у зáводи делать! Лежи, — похлопав меня по плечу, женщина вышла вслед за более молодой помощницей. Та исчезла почти сразу как они зажгли лучину — видать работа и правда стоит.

И как только всё вокруг потонуло в оглушительной тишине, глаза мои сами собой начали закрываться, а разум вдруг провалился в спасительное забвение. Но спала я очень недолго — проснулась ещё затемно, всё с той же сырой головой, и постепенно начала прислушиваться к своим ощущениям.

Одеяло из шерсти сильно кололо моё голое тело, мышцы на ногах и руках ныли из-за хронической усталости, прямо как в деревенском детстве, бёдра в районе промежности явно были натёрты, ибо горели огнём, а дышать было тяжелее чем раньше, словно на мне сидел толстый мягкий кот. У бабушки такой был — как ляжет, хоть задыхайся.

Прислушавшись к окружению, я почти сразу убедилась, что осталась наедине с собой. Тут же, пусть и с трудом, уселась-таки на свою пятую точку, решив исследовать и себя, и новую реальность вокруг. Мокрое платье с меня, слава богам, сняли, накрыв дырявым колючим одеялком, похоже вязаным, так что даже сидеть было довольно тепло, хотя спину воздух и холодил. Аж до мурашек. Оглядевшись, постаралась понять, что вообще вокруг происходит. Оценила бедный, даже для деревни, интерьер, низость потолков и жуткую антисанитарию глинобитного пола. Нечто подобное можно было ожидать лет сто назад, но никак не в России двадцать первого века. Уж банальное деревянное зодчество позволяло и потолок поднять и пол настелить хороший, да ещё и с по́дполом…

Неожиданно отметила про себя и лишнюю тяжесть впереди, в районе груди, которая никуда не ушла даже когда я приняла вертикальное положение. Тяжесть логичная, но быть коей просто не могло — с моим-то первым размером! Сбросив одеяло с плеч и обследовав свою грудь наткнулась неожиданно на весьма увесистые сиськи, размером не меньше четвёртого точно! Упругие, тяжёлые, массивные… прямо мечта любого мужика! Ну почти любого — всё же всегда есть и любители таких плоскодонок как я. Тем более эти дойки всё равно немного висели под своей тяжестью, однако, в то же время, почти не теряя своей упругой формы. Чуть вздёрнутые соски довершали соблазнительную для противоположного пола картину…

Сперва я едва не запаниковала от пришедших в голову мыслей о воскрешении в чужом теле, а потом подумала «ну и что? Не смертельно — значит поправимо!». И снова, как и многие годы до этого, начала рассматривать себя, да и всю свою ситуацию отстранённо. Как-то со стороны. Это мне всегда помогало не сойти с ума от горя или обиды — тяжело, знаете ли, жить неудачницей.

Помяв немного своё неожиданное приобретение для самоуспокоения, и обмозговав известные факты, я наконец решила держать за рабочую версию то, что это совсем не мой мир. Или не моё время. И тело тоже не моё, но я здесь! Выходит, это переселение душ? Ведь я точно умерла — после падения в шахту лифта с такой высоты не живут.

Оглядела мозолистые пальцы, лишённые маникюра, с жутко обгрызенными ногтями, руки с ровным загаром и натруженными мышцами, а также остальное своё тело, явно принадлежавшее совсем другой, более молодой девушке, я окончательно убедилась в этой теории. Я в другом мире! В чужом теле! Не в России 21-го века!

«Почему тогда я понимаю людей?»

«Потому что в этом теле остались интуитивные знания прежней хозяйки, дурья твоя голова! Мозг ведь остался местный.»

«А как я вообще попала сюда? В чужое тело?»

«Вы обе умерли, это же очевидно. Но если твоя душа прибилась сюда, то душа этой несчастной унеслась куда-то в неведомые дали. А остальное — не так и важно.»

«А делать теперь что?»

«То же что и всегда — попытаться выжить!»

— Дьявольщина какая-то… — произнесла я вдруг последнюю мысль вслух. А прислушавшись поняла, что это совсем не русский язык!

— Шла Саша по шоссе и сосала сушку! — тем не менее сосредоточившись, я легко смогла заговорить и на родном языке. Шёпотом, почти себе под нос, чтоб никто не услышал! Отчего порадовалась, что не забыла родной язык, словно ребёнок, обнаруживший, что его фантики, спрятанные в укромное место от взрослых, никуда не делись и остались нетронутыми.

Тем не менее, в этот момент мою кратковременную радость от осознания того, что я ещё жива, а также того, что впереди меня ждёт явно много нового и неизведанного, прервал жуткий сквозняк, нахлынувший от незакрытого на ставни окна. Поёжившись, я решила первым делом полазить по углам дома как следует, дабы найти сменную одежду. Щеголять голыми телесами, тем более настолько заросшими растительностью (ни подмышки, ни тем более пах брить здесь похоже не было принято, что логично — мужики и те должны быть с длинными бородами), что даже перед возможными соглядатаями было бы стыдно показаться, мне вот ну совсем не хотелось. Если уж и давать на себя кому-то смотреть, то только тогда, когда я нахожусь в идеальной форме — прибранная, приодетая, и ухоженная. Чтобы всем было завидно! Чтобы челюсть у зрителя отпала! А не чтобы я со стыда сгорала, сверкая своей лохматостью и обгрызенными ногтями.

Желание быть красивой всегда и в любой обстановке похоже въелось в моё сознание намертво, как и в голову любой другой девушки двадцать первого века. Издержки высокой конкуренции, что поделать… Не будешь за собой следить — обойдут другие девицы. И дело не только в мужиках.

Сменная одежда нашлась весьма споро — была она развешана на тонкой жерди за печкой-мазанкой без трубы, о каких я только читала в родном мире. И, как и всё вокруг, большим изяществом тряпки местные не отличались — простое сукно примитивной ручной работы, больше похожее на грубую льняную скатерть чем на нормальную одежду. Но наклонившись вперёд для того чтоб надеть длинную бесформенную юбку и прикрыть наконец свою широкую упругую попку (что ест, того не отнять, конечно — тело у реципиентки переселения было подтянутым), я неожиданно почувствовала, как откуда-то из лёгких с последним моим выдохом идёт ещё что-то жидкое и горячее. Закашлявшись неожиданно выплюнула на пол смесь воды и слизи, оставшейся в организме после затопления этого тела, а задрав задницу ещё выше, при этом почти встав на голову, заставила с кашлем вылететь и другие остатки неприятной смеси.

— Вот ведь… юбку испачкала, — рухнув без сил на пол рядом с образовавшимся пятном осмотрела дело рук своих и немного отдышалась. Всё же воскресать после того, как лёгкие заполнились водой, не очень приятно… хотя со сталью в животе или оторванными ногами было бы ещё хуже, так что грех жаловаться.

Быстро одевшись в то, что нашлось, начала убирать за собой, но чем чистить земляной утрамбованный пол так и не придумала — не той я эпохи продукт. Растёрла остатки слизи какой-то дощечкой, оставшейся от расколотых дров дабы та поскорей высохла, пошуршала на предмет съестного, ибо в животе уже образовалась сосущая пустота, ну а ничего не найдя присела обратно на кровать, застеленную соломой.

— Беда… и как она тут жила в таких… — спешно прикусив свой болтливый язык, я начала размышлять уже молча.

«Итак, Катенька, подведём предварительные итоги. Ты умерла и воскресла, только не в России — язык совсем незнакомый. Провалилась в прошлое? Возможно… Тело на первый взгляд здоровое, хотя без зеркала сказать сложно. Ещё и с зубами неизвестно что — тоже зеркало нужно. Страшная роскошь по местным меркам, если вообще оно кем-то уже придумано. Та тётка постоянно говорила о каком-то проклятье, а ещё о том, что это уже восьмая попытка местной девчонки нечаянно утонуть. И, похоже, удачная, раз я теперь в её теле. А значит что? Правильно! Очень похоже на мою ситуацию, когда неудачи тебя преследуют на каждом шагу. Выходит, мы с ней были прокляты? А кем? И зачем?»

— Эх…!

«Может узнаю когда-нибудь… Ну ладно, о чём ещё можно сказать с уверенностью? Ну, я, скорей всего, живу одна… и наверняка на отшибе…»

— А ну-ка? — поднявшись, и слегка покачнувшись, я двинулась к низкой-низкой двери, в которую было не войти не нагнувшись.

«Бабушка Лада рассказывала, что в старину такие двери невысокие ставили, чтобы гости кланялись поневоле, входя в дом. Кланялись и хозяевам, и домовому. Может и тут что-то подобное?»

Выглянув в открывшуюся с трудом дверь, я, удерживая правой рукой свои нежданно огромные сиськи от закономерной болтанки (тоже пойди привыкни сразу), шагнула за порог, мгновенно оказавшись в небольшом дворике. Даже предбанника нет, ну или сеней, если иначе назвать. Дворик был заросшим, почти брошенным, и совсем небольшим. Вокруг виднелись только деревья, подступавшие почти к самому двору высокой стеной, и даже обойдя домик вокруг я не смогла разглядеть какую-либо деревню рядом.

— Так и знала. Живу я на отшибе — видать боятся люди меня. Ну ещё-бы проклятье ведь…! Хозяйства нет, денег наверняка нет, мужика в хозяйстве у меня тоже нет — кому нужна про́клятая девка?

Вид был весьма удручающим вокруг, но зато под светом солнца (пока название этого чуть голубоватого светила неизвестно, я решила звать его как привыкла) стало видно себя куда лучше, а найденный бочонок с дождевой водой и вовсе позволил наконец разглядеть своё лицо.

Из отражения на меня смотрела молодая, лет шестнадцати девица, с русыми волосами и ненормально жёлтыми, словно у змеи, глазами. Хотя нет, они скорей янтарные, да ещё и словно светятся — настолько хорошо отражали свет. На Земле людей с таким цветом глаз точно не бывает! Лицо весьма симпатичное: носик небольшой, острый, брови высокие, узкие и тоже красивые, скулы почти незаметны, челюсть весьма удачной формы, не создаёт впечатления округлости. Да чёрт возьми, я красавица! Особенно если меня прибрать как следует, стрижку сделать, платье надеть получше и хоть какую-то косметику наложить.

«Буду прямо конфеткой!» — мечтательно подумала я о будущем, но вовремя себя одёрнула. Для такого будущего нужны деньги! И вероятно немалые — времена-то тут вон какие. И косметика, если и существует, наверняка со свинцом или ртутью. А вдруг местная цивилизация настолько в зачаточном состоянии, что ни тебе бритвы, ни тканей мягких, от которых нигде не натирает, ни даже обычных маникюрных ножничек достать негде? Я уж молчу про туалетную бумагу… или мыло… Наверняка ещё и ездят на лошадях, туалеты у них во дворе в виде дырки в земле, а о нижнем белье даже царевны не слышали. А мне пока и поесть-то нечего…

— Бр-р! Холодная… — умывшись в бочке, я решила провести ревизию на своём временном подворье. Вдруг что-то в земле уже созрело? Ну не могла же бывшая владелица быть настолько бесхозяйственной! Пробираясь через заросли, что царапали необутые ноги и цеплялись за грубую юбку, я даже порадовалась, что жила почти всю жизнь в глухой деревне с бабушкой, иначе бы точно пала духом растерявшись.

Обследовав примитивные грядки мне удалось найти всего с десяток подозрительных хвостиков, на деле оказавшихся корнеплодом вроде нашей репы. Помыв питательный корень в той же самой бочке, и очистив жёсткую кожуру собственными зубами за несколько минут пыхтения, я наконец-то впилась в сочную мякоть!

— М-м-мм! А нфево тах! — корнеплод оказался весьма недурен. Сладкий словно турнепс, и такой же мягкий! Определённо его можно было считать аналогом земляного яблока.

Прикончив первый корнеплод, я тут же вырвала ещё парочку, наконец-то утолив мучавший меня голод. Жить здесь я точно оставаться не планировала, а потому не было необходимости экономить. Следовало добыть как можно больше информации о местной цивилизации, подтвердить или опровергнуть теорию о параллельном мире, и начать двигаться в сторону более комфортной жизни. Ибо то, что было вокруг сейчас — это просто тоска смертная! А если ещё и замуж выдадут за какого-нибудь аборигена (а в деревне с этим несложно), то вообще хоть вешайся. Бить будет за милую душу, тут даже гадать не стоит. В деревне средних веков нравы были простые и грубые. Всегда.

Усидеть на попе ровно мне не удалось. Безделье в этом доисторическом веке угнетало не хуже сидения в КПЗ — обстановка вокруг начинала на меня давить, а из-за вынужденного одиночества жутко портилось настроение. Рецепт излечения? Конечно же заняться делом!

До наступления вечера, когда солнце начало клониться к закату, я успела прополоть половину своего дворика, отыскав в зарослях ещё несколько полезных растений, правда выдернув несколько штук по недосмотру. Среди них оказалась и белая морковь, ну или очень похожий на неё корнеплод, оказавшийся таким-же сладким и твёрдым, как и оригинал. Когда же пришло время очередного перекура чуть вдалеке я услышала бабий визг и весьма красноречивую ругань — похоже кто-то упал, или куда-то свалился. Но не придав этому значения я и дальше продолжила наслаждаться сегодняшним днём. А всё дело в том, что мне ни разу за сегодня не «посчастливилось» вляпаться в своё хроническое невезение. Ни разу! Даже не поскользнулась ни разу на сырой земле, что было в общем-то сродни чуду.

— Бести! Бести ты тут!? — раздался наконец женский голос. Молодой, моложе чем в прошлый раз — какая-то совсем другая девушка шла сюда и искала меня.

— Я здесь! Что случилось? — на секунду напрягшись, я тем не менее легко выдала фразы на неизвестном мне ранее языке. Странное было чувство, словно нужно не думать головой, а вроде как делать по наитию, угадывать…

— Тётя Лами свалилась в ручей! Помоги её вытащить, а то у меня сил не хватает!

— Иду! — бросив на кучу с мусором сорняки, я немедленно выбралась за покосившийся забор, использовав одну из ближайших дыр в увитом штакетнике. Причём забор был плетёный, и вроде как на Руси такие назывались «кита́». Оттуда даже пошло название района Москвы времён Ивана-Грозного «Китай-город» — местность, огороженная кито́й. А вовсе не потому что там жило множество китайцев, как могли бы подумать многие мои современники.

Найдя почти на ощупь среди высоких летних трав едва протоптанную тропинку, я очень быстро миновала пару десятков метров перелеска, заросшего кустарником, и вскоре вышла к небольшому ручью метра полтора в ширину, вдоль которого и росли все эти влаголюбивые кусты. Та самая женщина, что помогала донести меня домой (ну или точнее бывшую владелицу моего нового тела) сейчас барахталась внизу, почти по пояс в студёной воде. А с крутого берега ей пыталась помочь ещё одна молодая девушка, пожалуй, даже моложе меня, вот только получалось у них это не очень — берег постоянно обсыпался, грозясь утащить за собой даже юную спасительницу. Причина же катастрофы и вовсе оказалась банальной — край тёсаных досок, используемых в качестве моста, прогнил, и под нагрузкой в очередной раз попросту рассыпался, рухнув вниз вместе с пешеходом.

— Помогай, Бести! — заверещала в испуге полная женщина, стараясь поскорей выбраться из воды. Вряд ли она испугалась простуды — скорей ощущение было такое, что там внизу кто-то живёт. Кто-то такой, кого встречать эта храбрая тётка никак не хотела.

Подбежав ближе к этой паре несчастных, я со всей силы ухватилась за руку тёти Лами, как её назвала девчонка слева от меня, и мелко-мелко заработав ногами начала вытягивать женщину за собой вверх. Если бы я была одна, то вряд ли это бы мне удалось, но с помощницей дело вроде сладилось! И я даже порадовалась возможности помочь новым знакомым, лишь бы заработать хоть немного дополнительных очков в их глазах. Ведь мне где-то ещё информацию об этой местности добывать.

— Кья! Ой, уберите их! Кья-я-я! Ой уберите-Е-Е! — неожиданный визг тётки заставил меня аж подпрыгнуть от неожиданности, настолько это вышло неожиданно. Ведь только что, вроде, всё кончилось. Ан, нет! Оказалось, что в этом ручье водится весьма немало пиявок, да притом крупных таких, нажористых! И тётка Лами сейчас как раз задрала подол дабы проверить как там у неё, всё в порядке ли? Обнаружив естественно сразу трёх прилипал на массивных белых бёдрах! Вот только оторвать их от тела было ей невозможно — тонкие склизкие твари выскальзывали из женских рук словно намыленные.

Глядя какое-то время на верещащую женщину и на бледную словно смерть молодую девчушку рядом (пиявок тут похоже бабы боятся не хуже мексиканских тараканов), я в итоге сделала то, что от меня вряд ли они ожидали. Опустившись перед Лами с задранной чуть не до головы юбкой, я отвесила ей пару резких пощёчин, разом прекративших всю истерику.

— Простите, тётя Лами. Я знаю у вас есть огонь. Если их прижечь — пиявки отвалятся! — эффект от ударов по лицу и неожиданно вежливой речи возымел нужный эффект, заставив действовать тётю Лами неосознанно. Однако, смысл слов до неё дошёл, и это главное! А ещё, вероятно, сыграл роль мой взгляд, смотревший, как многие отмечали, куда-то сквозь собеседника, что весьма выбивало людей из колеи. Я даже не заметила, как сказала «пиявки» на русском, так как аналог местного понятия «сосатели» показался мне крайне неуместным. Даже подумать об этом не успела — мозг сам произвёл замену в процессе.

— Да! Да-да! Конечно! Сейчас! — ещё больше запутавшись в своих тряпках, тётя Лами тем не менее очень споро[1] добралась до кожаного мешочка где-то в складках и достала узкую деревянную пластинку. Не щепочку, а именно пластинку, ибо было видно, что та была гладкой, обработанной, да ещё и имела два странных символа на себе. — Вот!

Взяв в руки незнакомый предмет, я опешила, не понимая, что с ним делать. Покрутила немного в руках, а потом всё же решила уточнить.

— А как её… — до конца вопрос задавать не стала, ибо куда удобнее, когда за тебя додумывают и сам вопрос, и ответ на него. Безопаснее так.

— Я покажу! Вот! Надо вот так! — девушка, что стояла рядом, вдруг отмерла, оторвала глаза от шевелившихся чёрных тварей на теле тётки Лами, и взяв в руки деревянную палочку, зажала в руке её так, чтоб оба выжженых знака на ней были накрыты указательным и средним пальцами. Как только подушечки пальцев девушки накрыли «руны», с длинного подпаленного конца палочки, зажёгся слабый огонёк, словно у зажигалки.

Я стояла на коленях и не могла отвести взгляда от этого чуда…

«Ну вот и всё. Ты точно в другом мире!»

Эта жуткая мысль меня словно выдернула из гудящей головы вовне, заставив наконец заняться делом. Зажав руку ойкнувшей от неожиданности помощницы с удерживаемым в ней артефактом огня, я схватила за хвост одну из пиявок и, поднеся к ней огонёк местной «зажигалки», поджарила чёрную тварь, заставив её наконец разжать свои острые зубки. Отвалившись от белого бедра тётки Лами, кровосос оставил после себя только круглую ранку и неостанавливающееся кровотечение, впрочем, как и ожидалось. Всё же местные пиявки точно такие же, как и у нас — впрыскивают в рану слюну, блокирующую сворачивание крови. К слову, очень полезный эффект — помогает бороться с тромбозом кровеносных сосудов.

«Это, понимаш, медицина! Медицина, понимаш! (С)» — глупая конечно мысль, но я как-то сама собой вспомнила «Магазинчик Бо», упоротый мультик, который мне, тем не менее, очень нравился в прошлой жизни.

Закончив с первой пиявкой, я тут же перешла на двух других, вскоре очистив тело тётки от мини-вампиров.

— Перевернитесь. Они могут быть ещё и сзади, — глядя на уже почти успокоившуюся женщину, я решила перепроверить её тело со всех сторон. А то вдруг в суматохе кого не заметили?

— Ой! Ужас-то какой! Ой, ужас какой! За что мне это? Ну за что?! — начала та причитать, но на живот всё же улеглась. Как я и думала, к её заднице присосались ещё две твари и даже то, что Лами сидела на них последние минут пять не помешало пиявкам сосать её кровь.

И лишь после того, как мы всё ещё раз досконально осмотрели, всё её тело, что побывало в воде, тётя Лами, наконец, успокоилась.

— Ох ты, боги милосердные, как же я перепугалась! Чуть душа в пятки не ушла. Бести, ты бы знала, как это страшно, знать, что из тебя могут всю кровь высосать! Силиму в прошлом лете нашли в ручье, так у неё всё тело было в сосалках, и тощее словно из неё всю кровь выпили. Ох, ужас какой! Ой, ужас! — всё ещё причитая тётя Лами таки добралась до её дома. При этом её молодая спутница откуда-то из травы умудрилась достать большую корзину, закрытую белым полотенцем, вышитым примитивным узором из плохо окрашенных ниток. И теперь несла её, следуя попятам за нами двумя. — А я и не знала, что эти твари огня боятся. Нам их обычно дед Мироха срезал ножом, а потом прижигал рану. Говорил — это чтоб кровь остановить и заразу выжечь. И ведь не врал, кровят ещё места укусов-то…

Остановившись, женщина вздёрнула подол юбки, внимательно рассмотрев нанесённые пиявками ранения. Кровь из них ещё шла, но уже не так сильно — почти остановилась.

Тут вдруг со спины послышался крик, и оглянувшись они увидели, как девушка, что шла за нами, лежит на земле, а корзинка с едой валяется чуть в стороне, разбросав своё содержимое.

— Лизка, ну етить твою через колено, ну ты чего неуклюжа така!? — тётя Лами попыталась подойти к ней ближе, дабы помочь подняться, но вместо этого под её ногой вдруг земля провалилась (может нора кротовья?) и женщина тут же завалилась на бок, тяжело охнув от удара о землю.

А я всё также спокойно стояла на месте, глядя с недоумением на творившееся безобразие. Очень уж их ситуация походила на моё прошлое, когда чуть не на каждом шагу меня преследовали неудачи. Но почему тогда я не упала? Почему за весь день я ни разу не стукнулась ни обо что? Не вывихнула палец? Не порезалась и даже на голову себе ничего не уронила? Не ужалилась незнакомым растением, ни разу не стукнулась о низкую при́толоку[2] входной двери…

«Словно моя неудача покинула меня и перекинулась на них…»

И так мне стало не по себе от этой мысли, что я аж вспотела! Это что-же, наши проклятья неудачи — моя и той девушки что утонула — сложились вместе и стали чем-то ещё более мерзопакостным?! Аурой неудачи? Я что, теперь несчастья вокруг себя распространяю?

И так мерзко и страшно мне стало на душе, что я аж попятилась назад, глядя как женщины встают на ноги.

«Не хочу… Не хочу! Я ведь так стану изгоем… Меня совесть с ума сведёт!»

И так я в свои переживания глубоко ушла, что очнулась только когда тётка Лами потрясла меня за плечи, погладила по лохматой грязной голове, а потом обняла.

— Ну не плачь, Бести, лапушка ты наша. Не плачь! Всё с нами хорошо, не переживай. Никуда я не денусь — я мамке твоей на смертном одре обещала о тебе заботиться. Пойдём, я тебе поесть принесла, — а я стояла и молчала. Стояла и плакала. Что же теперь со мной будет? И ведь я почему-то была уверена на все сто процентов, что догадка об ауре несчастий верна. Сто процентов верна!

— Идём золотко, идём. Я тебя рыбным пирогом покормлю — Марик сегодня на рыбалку ходил! Ух и наловил пескариков сколько! И когда только, шельмец, успевает? И ведь даже воды натаскал, не отлынивал.

Дав себя увлечь в покосившийся дом, принадлежавший явно ещё матери утопшей хозяйки моего нового тела, я решила на время смириться с судьбой, и понаблюдать. Может я всё-таки ошибаюсь? Ну пожалуйста…!