Человек обитаемый

Гарри

Когда Гарри осматривал чердак, фонарь начал помигивать. Стоило все предусмотреть на случай отключения электричества и съездить в деревню за батарейками. К испытанию непроглядной темнотой он еще не был готов.

София удивилась, увидев его в магазине. Она отметила, как он изменился: перестал бриться, а всего за несколько дней под редкой щетиной наметились впалые щеки. Гарри купил батарейки и две упаковки свечей.

— Нет света?

— Это так, на всякий случай.

— Вы правы, зимой тут часто вырубает электричество.

— Никто из местных не терял собаку?

— Нет, а что?

— Вчера одна забрела ко мне во двор. Я подумал, что это питомец одного из соседей…

— Каких еще соседей? — резко переспросила девушка.

— Из фермы напротив, я попытался отвести собаку туда.

— Вы поднялись на самый верх?

— Нет, пес и не подумал следовать за мной. Может, вы там кого-нибудь знаете?

— Нет, никого.

— А я думал, что в деревнях все друг друга знают.

Девушка нервно сложила покупки в бумажный пакет.

— Вам что-то еще нужно? — Вопрос прозвучал, словно резко захлопнувшаяся решетка.

— Нет, это все.

— Если вам вдруг хочется кофе, то кофеварка сегодня сломалась.

Гарри оплатил покупки, не сводя глаз с Софии.

— Мне показалось, будто по дороге пес испугался.

Девушка протянула ему пакет.

— Надо почаще прислушиваться к животным, — ответила она бесцветным голосом.

Гарри отправился домой. Решетка радиатора рассеивала густеющие обрывки тумана. Всю дорогу до Лё-Белье он прокручивал в голове слова девушки, вспоминал ее неловкость при упоминании соседей. Настаивать было бесполезно — он бы только спугнул Софию.

Оказавшись во дворе, Гарри увидел сидящего под дверью пса. Писатель припарковался у амбара, а когда вернулся, собака не сдвинулась с места. С хвоста и по обе стороны головы свисали сосульки. На этот раз Гарри впустил пса в дом. Долго уговаривать не пришлось: тот сразу улегся у печи, словно у себя дома.

Все следующие дни туман набирал силу. Округа замерла, и даже снег отказывался падать. Пространство наполнялось лишь двумя состояниями воды: твердым и газообразным. Время парило, застревало, тяжелело, а не просто бежало от события к событию по циферблату. Теперь, глядя на все это осязаемое единение, Гарри чувствовал себя менее подавленным: не то чтобы он влился в эту атмосферу, просто исходящая оттуда сила будила в нем тихое возмущение против существования, которое он сам считал предначертанным. «Здесь время, — думал он, — словно костная мука в песочных часах, и ни у кого духу не хватит их перевернуть: рука сама отдергивается, остается лишь наблюдать за стеклом».

Пес больше не убегал из теплого дома. Он следовал повсюду за Гарри, будто верная тень, позволяя себе лишь минимум свободы на улице, чтобы размять лапы. В остальные часы пес спал на коврике у печи. Иногда подскакивал и долго рассматривал дверь, словно пытался разгадать затейливые рисунки на дереве. Поначалу Гарри думал отвезти его в ближайший питомник, но быстро отказался от этой затеи. Пес стал ему другом и, казалось, был счастлив здесь. Из суеверности, из страха, что он уйдет, Гарри не решался дать ему кличку.

Так, запершись в тишине, они проводили долгие дни. Иногда, когда снаружи доносился какой-то шум, Гарри отрывал глаза от крестьянской библии, а пес поднимал голову. Казалось, будто сам дом пытается размять затекшие конечности, изъясняется на собственном языке, по-своему трактует голоса и звуки, брошенные жильцами среди этих стен, мебели и настила. Возможно, дом не только говорит, но и пишет — все эти трещины, словно морщины на лице, являются на самом деле знаками, именно так он рассказывает свою историю. Но не нужно торопиться. Надо терпеливо учить этот язык. Понять, как прикасаться, дышать, смотреть и слушать. Гарри чувствовал, будто дом питается и его присутствием тоже — и лишь поэтому терпит нового обитателя. Может, от одиночества Гарри просто теряет рассудок. А может, условные стены его разума постепенно разъедаются, туман смазывает какие-то шестеренки и они начинают крутиться. А может, слова просто висят в дымке и надо лишь подождать, чтобы они выстроились в предложения. В ясном небе нет никакой загадки, оно радует лишь тех, кто мечтает об отдыхе. А может, этот наделенный собственной памятью дом с его собакой и непогодой, что стучится снаружи, проникает сквозь стены, стал сценой, на которой разыгрывается представление. А может, писатель оказался в самом подходящем месте и не нужно сопротивляться: ведь за чужака его тут принимают только здешние жители.

Гарри никогда не стрелял из ружья. Если особенно предприимчивый зверь появится, лучше бы научиться пользоваться оружием — так он решил, хотя даже на мгновение не мог представить себя убивающим живое существо.

Гарри взял ружье, пустую жестяную банку и отсыпал в карман пальто с дюжину патронов. Преследуемый псом, он обогнул амбар, поставил банку на столб изгороди, отошел на несколько метров и остановился, лишь когда цель стала едва просматриваться в тумане. Писатель наставил ружье, долго прицеливался и наконец нажал на курок. Выстрел прорвался сквозь барабанные перепонки, и Гарри инстинктивно зажмурился, почувствовав сильную отдачу в плече. Туман не рассеялся, но банка исчезла, а пес, с любопытством наблюдавший за Гарри, ничуть не испугался выстрела. Эхо еще резонировало в ушах писателя. Он даже смутился, что потревожил тишину. А затем все вернулось к прежнему состоянию. Гарри поднял изрешеченную картечью банку. Не так уж сложно попасть со столь малого расстояния. Он резко нажал на двойной ствол, отделив его от приклада, и ружье выплюнуло гильзу. Пес подбежал, схватил ее зубами и гордо принес находку Гарри: тот наклонился, протянул руку, и добыча упала ему на ладонь. Кто-то научил собаку этому трюку. Кто-то.

Чуть позже, пока питомец спал на коврике, Гарри решил заткнуть многочисленные щели, через которые сквозило по всему дому. Сначала он засунул сложенные газетные листы за плохо пригнанные плинтусы, тем самым избавившись от холода, что поднимался из подвала. А вот для входной двери нужно было придумать какое-то другое решение, чтобы не перекладывать тряпки с места на место каждый раз, когда входишь в дом.

Гарри изучил сарайчик. Там в беспорядке валялись разные инструменты, а на стене висела всякая фурнитура: веревки, мочало, проволока и шина для тракторного, судя по размеру, колеса. Вдруг у писателя появилась идея. Мысль смастерить что-то своими руками разбудила в нем умельца, о существовании которого он даже не подозревал. Надо подойти к делу основательно. Гарри вернулся обмерить дверь. Специальным ножом он отрезал от тракторной шины кусок шириной в десять сантиметров, прибил его к нижней части двери мелкими гвоздиками с широкой шляпкой — они нашлись там же, в сарае, в выдвижном ящике. Едва покончив с этим делом, он открыл дверь. Испытание прошло успешно: при контакте с полом резина сгибалась, но при закрытой двери отлично справлялась со своей ролью и мешала ледяному ветру просочиться внутрь. Гарри остался доволен собой.

Вдруг пес подскочил и зарычал, шерсть на спине встала дыбом. Он первым уловил мерный стук снаружи — тот самый, который Гарри уже слышал. Откуда-то из долины или еще дальше. Гарри выглянул в окно кабинета. И ничего не увидел. Мерный стук продолжался, но слабее, словно снег понемногу укутывал его и устилал землю.