Человек обитаемый

Гарри

Редкие люди, с которыми Гарри сталкивался в деревне, пялились на него, словно на дикого зверя. Теперь все были в курсе его профессии, если писательство — это профессия, в чем Гарри всегда сомневался. Он не мог удержаться и представил, что о нем болтают другие. О том, как он сидит на морозе с пространным видом и пьет кофе как ни в чем не бывало, будто это нормально: быть здесь и не быть одновременно. Что касается мэра, Гарри не удавалось понять, раскусить его истинные мотивы, кроме желания отвадить от Софии, настроить против загадочного соседа, да и всей деревни в целом. У Симона Арто все схвачено, он привык руководить — наверное, именно поэтому его и избрали. Может, он ищет выгоду в новоприобретенном гражданине. «Мой бедный Гарри, перестань выдумывать, будто кому-то интересно твое положение, здесь ты не центр мира, забудь окончательно о своей гордыне».

Гарри держался на приличном расстоянии от большинства людей. Он продолжал погружаться в атмосферу» дышать ею. Появилось желание писать, однако он no-прежмему ждал сильной эмоции, необходимой, чтобы перейти к делу. Деревня завораживала его. Главное — не пытаться приладить ее к своей собственной реальности. Гарри должен сам приспособиться к новому миру, позволить образам воплотиться, подобрать слова к знакам и символам, объяснить их по-своему, взглядом со стороны, чтобы этот крошечный мирок превратился в большой, всеобщий мир. «Писать — значит постоянно прислушиваться к себе». Когда-то отец прошептал ему эту фразу. Остается добавить, что уверенность нужна лишь для того, чтобы укрепить разум, и что нет ничего важнее искусства и любви, которые раскаляются до предела, чтобы затем разлететься на кусочки.

Чтение «Воспоминаний крестьянина» помогало Гарри сфокусироваться на внешнем мире. Он сравнивал каждую семью с тотемным столбом, чей мастер сначала создавал основание, а затем над очертаниями предка вырезал новые лица, делая тотем своего рода гарантом фамилии и передачи наследия. Переплетенные в необработанном дереве поколения укоренялись в тысячелетней земле. Таким образом, деревня и окрестности походили на лес из тотемов, составленный из более или менее приближенных друг к другу деревьев, обильно удобренных тайнами. Они росли примерно с одинаковой скоростью, в одном направлении — стремились к отягченному облаками небу. Тотемы никогда не устремлялись выше, чем положено, и, умирая, не падали, а ложились на живую лесную подстилку, призванные упростить жизнь оставшимся. Да, они ложились один за другим.

Однажды лес исчезнет. Останется лишь одно дерево со всеми лицами прошлого. И это дерево тоже умрет, когда придет его час, унося с собой память и прося прощения за то, что не может прервать погребальный звон и перестать бить в набат.

Позже другие эндемические субстанции выйдут из этой почвы, ровно на том же месте, и люди примутся в них копаться, удивленные, что нашли дерево цвета кости с многочисленными шрамами. Они решат, что природа взяла свое, даже не поразмыслив, что ее правила — выдумки человека, и истинная трагедия этого выражения кроется в том, что в их головах к нему не существует другого антонима, кроме как вымышленного разрушения иллюзий.

В то воскресенье казалось, будто все решили выспаться. София согласилась побыть гидом, уточнив, что у нее всего два часа. Она жила над магазинчиком и попросила Гарри подождать на площади. Не глуша мотор, он наблюдал за светом в квартире. Вскоре София вышла из бакалеи, приблизилась к машине, держа в руках букет цветов, бросила его на заднее сиденье, взглянула в сторону своего дома и только потом села в автомобиль. Гарри заметил, что наверху по-прежнему горит свет.

— Пусть горит, — неожиданно резким тоном отозвалась София.

Они тронулись, София достала из кармана телефон. Гарри следовал ее указаниям, вел осторожно, стараясь ехать по следам, оставленным другими машинами. Работавшая на полную печка с трудом справлялась с инеем на лобовом стекле. По обе стороны дороги высились грязные сугробы, доходившие до крыши автомобиля. София не хотела говорить, куда они направляются. Сюрприз. Она просила не брать собаку. В салоне чувствовались новые нотки ее духов, что-то резко кожаное, смешанное с ароматами падуба и вербы. Казалось, Гарри был чем-то обеспокоен. Сначала София подумала, что он просто сосредоточен.

— А вы не очень разговорчивы сегодня утром. Задние колеса чуть забуксовали на повороте.

Гарри выровнял машину.

— С моим отцом случился инфаркт.

— Мне очень жаль, как он?

— Лучше.

— Мы могли перенести прогулку, достаточно было предупредить.

— Я разговаривал с ним сегодня утром. С отцом такое не в первый раз.

София протянула руку и указала на лобовое стекло со стороны Гарри.

— Следующий поворот — налево.

Гарри замедлил ход. Перед ним оказалась узкая, но расчищенная от снега дорога.

— А здесь следят за дорогами, — заметил он.

— Это не просто дорога. Остановитесь у въезда на поле, а там мы пройдемся пешком.

Гарри припарковал машину задним ходом и заглушил мотор.

— Что же такого особенного в этом месте?

— Потерпите немного.

София вышла первой, взглянула на телефон, убрала его в карман, взяла букет и зашагала вперед по примятому снегу, не дожидаясь Гарри. Он последовал за ней. Между посеребренными деревянными столбами раскачивался на ветру электрический провод. Гарри с Софией свернули на крутую тропинку, еще более узкую, и поднялись по склону примерно в двести метров. София немного обогнала Гарри — в тумане казалось, будто она сошла с картины импрессиониста, — и дожидалась его уже наверху. Поднявшись, он увидел фасад часовни, увенчанный запорошенным снегом каменным крестом.

— Часовня Магдалины! — торжественно объявила София и свернула в сторону. — Когда хорошая погода, она просто великолепна, возвышается над всей долиной.

— Представляю…

— Магдалина жила в четырнадцатом веке, внутри ее могила. Говорят, что у этой святой был великий дар к исцелению.

— Судя по часовне, она это доказала сполна.

София выдержала паузу, рассматривая букет.

— Вы бы лечили кого угодно, если бы обладали такой силой? — спросила она.

— Этого я не знаю.

— Я уж тем более.

— Вы часто приходите сюда?

— Да, часто. Прекрасное место, чтобы помолиться тому, во что хотелось бы верить. Вы верующий?

— Только в хорошую погоду.

— Пойдемте внутрь, — произнесла София с отсутствующим видом.

Девушка потянула за ржавое кольцо, служившее дверной ручкой, и вошла. Гарри последовал за ней и закрыл за собой дверь. Часовня тонула в бледном свете, проникающем сквозь четыре витража, расположенных в центре каждой стены. Два ряда скамеек выстроились вдоль прохода, ведущего к алтарю, на котором стояла прозрачная, высокая, словно амфора, ваза — а в ней ветки с увядшими листьями. Едва уловимая тень вазы падала на могилу святой, отмеченную обыкновенным крестом. София заменила букет, положила увядший на скамейку во втором ряду и села рядом, поместив руки на подставку для молитвенника и опустив голову, пытаясь настроиться на правильный лад. Потрескивание древесины иногда пробивало тишину, словно кто-то делал зарубки топором. Гарри взглянул на захоронение святой, тщетно пытаясь разобрать годы жизни на истертом камне.

Через какое-то время София встала, взяла увядший букет и тихонько проследовала к боковому проходу. Она не стала ждать Гарри и направилась вдоль гранитных стен к выходу, не обращая внимания на серию пронумерованных гравюр, изображающих Крестный путь истощенного страдающего Христа. Казалось, ее тяготили не сухие ветви в руках, а какое-то невидимое возложенное на плечи бремя. Гарри подождал, пока она отдалится, затем проследовал по центральному проходу и встретился с Софией уже снаружи. На резной деревянной двери Магдалина омывала ноги прокаженных под присмотром Бога.

— Какое умиротворяющее место, — сказал Гарри.

София убрала телефон и рассыпала ветви на снегу.

— Если вам нужно позвонить, не стесняйтесь, я могу оставить вас на время.

— Нет-нет, ничего подобного.

София повернулась к пейзажу — долине, покрытой туманом.

— Как вы думаете, у нас несколько жизней? — спросила она.

— Зачем они нужны, если мы не можем их запомнить?

— А отголоски, ощущения, дежавю?

— Обыкновенные сны, которые забываются и всплывают в памяти, только когда сталкиваются с реальностью. Вот и все.

— То есть, по-вашему, событие, о котором мы помним, но которого никогда не проживали, — просто оставшийся в глубинах сознания сон?

— Из реальности мы черпаем множество образов, которые помогают нам создавать новые во снах. Они иногда встречаются наяву. Думаю, это устроено примерно так.

— Я вот думаю, что несколько жизней просто необходимы, чтобы довести до конца одно великое дело.

— Это какое?

София задумалась и ответила:

— Например, излечить.

— Красивая мысль, что у нас всех есть какая-то великая миссия, которую нужно завершить.

— Красивая мысль, — повторила София с отсутствующим видом.

— В чем же состоит ваша миссия?

— А это я и пытаюсь узнать, когда приношу сю да букеты.

Гарри ждал, что она спросит, в чем состоит его собственная миссия, но так как этого не случилось, он задал вопрос:

— Почему вы привели меня сюда?

София взглянула на писателя, и в ее глазах была бесконечная нежность. Девушка предстала перед ним во всей красе, с особой грацией — такой он никогда прежде не встречал.

— Вы похожи на одного человека, которого я знала давно. Он тоже умел лечить.

— И он исчез.

Взгляд Софии помрачнел, и чары рассеялись. Гарри померещилось, будто она мерцает, но это был лишь вьющийся вокруг клочок тумана.

— Нам пора, — сказала девушка, уже спускаясь.

София снова оказалась внизу раньше, снова украдкой посмотрела на экран телефона, а затем достала пачку сигарет и протянула Гарри.

— Хотите закурить?

— Я уже отвык от таких сигарет.

София прикурила, и перед ее губами распустился куст дыма, прежде чем рассеяться в воздухе.

— Тогда, наверху, я не хотел показаться грубым, — сказал Гарри.

— Я знаю.

— Мне кажется, будто я уже давно здесь живу, хотя прошло всего несколько дней с моего приезда.

— Может, вы уже бывали здесь во сне, — пошутила София.

Гарри улыбнулся, порадовавшись, что ее настроение улучшилось. Они вернулись к машине. В тумане мерцали редкие снежинки, словно конфетти на улице после карнавала. На обратном пути Гарри удерживался от новых вопросов, уверенный, что София не расскажет об упомянутом «одном человеке». Он остановился на площади и поблагодарил за время, проведенное с ним.

— Не за что, мне понравилось. — София не сразу открыла дверцу. — А какая у вас великая миссия? — спросила она.

— Наверное, мне тоже придется найти часовню, чтобы узнать.

София вышла из машины. Гарри, пригнувшись, смотрел, как она удаляется, входит в магазин. Он поднял глаза на фасад и не увидел света ни в одном окне.