ИЗ ПАПКИ «ТОЛЬКО ДЛЯ СВОИХ»

* * *

Осень. Общая тема для людей, живущих тут, в нашей щедрой и прекрасной местности, — виноград и вино.

Знакомый рассказывает в ужасе. Выдавил вино, разлил по бутылям, оставил бродить. Но предварительно на каждую бутыль надел резиновую перчатку, так положено. И чтоб бутыль была закрыта, и чтобы место оставалось для вытесняемого газа.

И вот он входит в подвал как-то через неделю после начала брожения… А та-а-ам…

Все бутыли подняли свои перчатки вверх. Знакомый говорит:

— Представляешь, полутемный подвал, тихо-тихо, а на полках лес рук — прямо Рада, которая единогласно проголосовала за принятие закона о депутатской неприкосновенности. Прямо в первом чтении…

* * *

Один мой одноклассник, Ваня Бертик, рассказывал, как он пытался ухаживать за Розой Вайсман. Ее мама — мадам Вайсман — ставила перед ним крохотную чашечку кофе и все время при этом говорила: «Пей сколько хочешь». Брак у них не сложился. Ваня — кофеман. Он пьет сейчас кофе ведрами. Сколько хочет.

* * *

В семь утра приехал какой-то ворчащий вэн, привез какие-то трубы к соседям. Дядьки повыскакивали, разорались, энергичные, даже радостные, как стали трубы тягать, звенеть, греметь.

С одной стороны, ну чего от них ждать — джентльмены только в кино гоняются за огромной фантастической псиной, курят трубку, играют на скрипке и говорят скрипучим сухим голосом: «Элементарно, Ватсон».

А с другой стороны, я за них порадовалась — такие муравьи, сейчас будут красоту во дворе наводить.

И у меня однажды один работал. Миша… Ну такой лентяй на редкость был. И все время подходил к зеркалу в прихожей, брал с полки щетку, которой мы Чака причесываем, и причесывался, причесывался, тщательно, с огромной любовью глядя на свое причесанное отражение. Он тоже что-то с трубами делал у меня во дворе, уже забыла, что.

* * *

Иногда забегаю в итальянскую кофейню, туда приходят ну не подруги, а так — приятельницы. Кофейня очень стильная, «Лавацца». Там только разный кофе, всякие напитки на основе кофе и разный-преразный чай. Там к кофе не подают ничего. Как в Италии. Я им даже предложила написать для недоумевающих посетителей: «Приносить с собой и «разъедать» принесенные десерты строго запрещено». Словом, там только пьют. Кофе и чай.

И как-то была я там с приятельницей одной по имени Люба, я пила кофе со сливками и шоколадной крошкой из большой чашки, а она, Люба, — ароматный цветочный чай. Там вообще чаев очень много. Стоят стеклянные фигурные колбы с разными красивыми чаями. Нина — хозяйка кофейни, — она вообще специалист по чаю, в Италии училась ресторанному делу. И вот я расплачиваюсь и кладу в кожаную с тиснением папочку деньги. Нина забирает папочку, пытается мне вернуть какие-то деньги. (Она мамина ученица и все время мне говорит: «Гончаровым — скидка, скидка». А я ей говорю: «Ниночка, какая скидка, это же вам НА ЧАЙ!!!»)

И Люба — приятельница моя, которая чайник вкусного чаю только что выдула, — сидит с круглым животом, отдувается, говорит, мол, а ты уверена, что Нине надо именно НА ЧАЙ?!

Так вот, из-за карантина кофейня закрыта, а хочется там посидеть. Ну, то есть надеть каблучки, блузку, причесаться. Сидеть там, сплетничать, Нина подходит, присаживается, все новости знает, и потом еще можно глазки строить соседним столикам. Там обычно бывают женские собрания с повесткой дня «Все мужчины — сво…». Только одна я сижу и помалкиваю, и не участвую в прениях. А муж Нины Эдик работает на «Скорой помощи», и это его Чак не выпустил как-то. И мы сидели с ним на диване, с Эдиком, ждали К. А водитель «Скорой» сигналил под окном и не мог понять, почему фельдшер не идет, какой ему интерес сидеть с дамой на седьмом месяце беременности. И Эдик кричал в форточку, что его собака не выпускает, а мне нельзя вставать. И водитель хлопал руками по коленям, сгибался пополам и реготал как идиот.

* * *

Слушай, вчера днем включила телик у Линочки в комнате — хотела Андрея «прислать». А там какое-то кино, где дяденька кидается на тетеньку и начинает ее раздева-а-а-ать… прямо… на… столе. И она его раздева-а-а-а-ает. И знаешь что? Видно, КАК! ИМ! СКУЧНО! Ноги она закинула на его бедра. Ноги в узких джинсах. И он вроде ее обнимает, но как-то лениво, и все это похоже на вялый акробатический этюд. И ощущение, что их заставили. Уговорили. А они не умеют это. Им не хочется совсем. И НИКОГДА это не делали. И она сидела бы себе в прачечной, кокетничала с военными. (Военные чистят свои кители в прачечной.) А он бы гонял машины из Германии. И тут их такое заставили… И мамам, наверное, их будет потом стыдно. И бабушка будет скрывать, что это ее внучка.

* * *

Перечитывала с детства любимую книгу «Длинноногий папочка» Вебстер. Она вспоминает там письма Стивенсона:

«На свете так много всяких вещей, / Уверен, мы все счастливее королей».

«Знаете, это правда, — пишет Джеруша своему опекуну. — Мир полон счастья, он изобилует дорогами, по которым следует пройти, если только жаждешь выбрать те, что попадаются на твоем пути. Весь секрет заключается в том, чтобы проявлять СГОВОРЧИВОСТЬ».

В СИМФЕРОПОЛЕ…

В «Детском мире» выбрали для Андрея костюм-тройку. Костюм для маленького джентльмена. Брюки с высоким поясом, жилет, сорочечка с бабочкой. Все цвета топленого молока в легкую серую полоску, элегантный, просто безумно. Дорогущий… И отойти невозможно… И девочка-консультант за нас взялась. Заговорила-запела:

— Какой безупречный крой, видите? По косой, аккуратно, смотрите, ткань в елочку, как выкроено! Ах, какая линия плеча элегантная на рубашечке!

(Я тут же представила нашего Андрея в этом вот практически полутоксидо для денди, как он гоняется по площади с нашей собакой, обнимает ее, падает в лужу, на коленях ползает по ступенькам памятников, подлазит под скамейки, валяется на клумбе, а потом в порыве вдохновения, забывшись, щедро писает в эти вот элегантные брючки…)

А девочка не умолкает и все водит ладонью с почтением вдоль висящего костюмчика вверх-вниз, водит-поглаживает, заговаривает, завораживает… Я забираюсь вовнутрь, заглядываю в подкладку жилетика и вижу надпись: «Made in China. Зделано с лубовью».

*

В книжном магазине покупаем Андрею и Лине книги. Беседуем попутно с продавцами о том о сем. Вдруг в магазин со страшным топотом стремительно вбегает — нет! влетает пышная большая девушка с красным озабоченным лицом, задыхается, попутно впихивает обратно в одежду те части тела, что случайно выпали, и очень громко, почти кричит озабоченно-тревожно:

— Здрасте!!! У вас есть книжка «Рабыня страсти»?!

Девочки-продавцы невозмутимо:

— А кто автор?

— Не знаю! Но там! Про одну девушку! Как она! Поехала!!! Через пустыню!!! На…

Девочки-продавцы ее прерывают:

— Зайдите на рынок в двух кварталах отсюда, там наверняка есть.

Я по-охотничьи ринулась за ней следом… Куда… Она так неслась, не догнать было… Потом мы ее вдруг увидели из машины, когда ехали на концерт, она мчалась куда-то целенаправленно, вытирая ладонью на ходу вспотевший лоб, но все еще боевитая и энергичная… Рабыня страсти.

*

Линочке все вокруг задавали один и тот же вопрос:

— В каком ты классе?

Поэт И. И. посмеивался и успокаивал, говорил, что следующим вопросом обязательно будет:

— Кого ты больше любишь, маму или папу?

*

Все цветы, которые мне подарили на концертах, перед отъездом отдала девочкам на ресепшн. Одна из них капризно:

— А конфет вам совсем не дарили, что ли?

*

В Симферополе познакомились с осликом Василием Алибабаевичем. Служит транспортным средством на центральной улице города. Ставит ножки аккуратненько, как модель на дефиле.

И еще там подрабатывал пони. Девочка на нем сидела лет трех, смелая девочка с косичками торчком. Спинка крепкая, ровненькая. Маленькая Пеппи.

*

Что-то в Симферополе было не по себе… Рядом с отелем аптека. Стали завсегдатаями. То одно купим, то другое… Женщина-провизор нас уже узнавала. Весело с нами прощалась:

— Не приходите к нам еще!

Загрузка...