Чёрная кошка в оранжевых листьях

ПРИХОДИТЕ, БУРГОМИСТРЫ, Я ВАС ЧАЕМ УГОЩУ

Я хотела бы, чтобы ко мне в гости пришел бургомистр. И побыл у меня в гостях часик-два.

А чем мы хуже голландцев?

Вон, моя подруга Катюша Потапова из маленького голландского городка на днях пишет:

«Вчера получила гражданство. Ко мне домой приходил бургомистр».

Ну, я прямо покой потеряла. Потеряла покой. Я-то ведь гражданство вон еще когда получила, в девяностых годах прошлого столетия.

И где?!

Правда, я сначала Кате не поверила. Спрашиваю:

— Как это приходил? Вот так вот сам бургомистр? Поднялся к тебе в лифте?

А Катя:

— Почему в лифте? У нас лифта в доме нет. Он поднялся сначала по обычным ступенькам, а потом ко мне с пятого на получердачный этаж залез по деревянной лестнице. Мы к его приходу как раз ее починили, а то там парочки перекладин не хватало.

Я опять не поверила. Спрашиваю:

— Вот так вот, бургомистр в костюме карабкался к тебе в квартиру?

— Почему же в костюме? Ничего не в костюме. В мантии.

— В… в…

— Ну да, в парадной мантии и со знаком магистратуры на солидной позолоченной цепи.

— И что?! — продолжаю я фантазировать. — Его сопровождающий решительно позвонил в дверь, — предположила я, — и крикнул зычно: «Откройте смиренно, новый гражданин Голландии! К вам идет бургомистр!!!» Да?

— У нас еще нет звонка.

— А что? Неужели постучал, да? Его сопровождающий трижды постучал в дверь и громогласно провозгласил: — Бур-го-ми-и-и-ис-тыр!!!

— Нет. Не стучал. Он, бургомистр, во-первых, сам пришел, без сопровождающих, а во-вторых, не постучал, а поскребся. Тихо-тихо. А я же ждала. И открыла. А иначе и не открыла бы.

— Ну да? И в чем ты была?

— В джинсах и кофточке, чистой, почти новой. Он сказал: «Здрасть». Потом пошаркал ногами о половик и спросил: «Мэфроу Катия?» А я такая: «Да-а…»

— А он?

— А он мне руку жмет, говорит: «Я — бургомистр. Оч приятно». И Яну, другу моему: «Оч приятно. Бургомистр. Оч приятно». И мы с Яном как заскакали на месте: «Оч приятно. Оч приятно». И стоим в прихожей, как последние дураки, к стенам приваливаемся, то к одной, то к другой, прихожая ведь узкая у нас. А потом я опомнилась: «Чаю?»

— А он?

— А он сказал: «Не откажусь».

— Ну?! И что пили?

— Как что? Чай.

— Чай?! Катерина!!! И все?

— С пирожными, конфетами, печеньем. И не так, как в голландских семьях принято, — по одному пироженку на брата. А много, на блюде.

(Да, я знаю. Катя из большой веселой семьи. И когда готовит что-то, то в промышленных количествах. Привыкла так. Отвыкнуть не может.)

— И в пирожные мы воткнули маленькие флажки — Украины, откуда я родом, Польши — откуда Ян, и Голландии — откуда бургомистр. И для красоты, и чтобы бургомистр оценил нашу толерантность, повтыкали те, что были в ближайшем магазине, — американский, российский, английский и флажок Непала. А бургомистр напрягся как-то, оглядывая стол, что, говорит, все флаги будут в гости к вам? А я ему: «Ну что вы, что вы, это старинная украинская традиция — чтоб было много, подавать всего много».

Правда, стол у нас был бильярдный, сверху вышитой скатертью накрытый. И бургомистр спросил: «А что, это бильярдный стол у вас?» А мы ответили: «Да, бильярдный. Пока». А бургомистр: «Ха-ха. Вот придумали здорово!» И мы пили чай, держа чашки в руках. И хорошо поговорили. И наша кошка лезла к бургомистру на колени. А я ее стаскивала. А она, чтобы задержаться, цеплялась когтями и опять лезла на колени бургомистра и там топталась, стараясь устроиться поуютнее. А он смущался. Бургомистр наш… И сказал вдруг: «Та ладно, пусть сидит уже. И так уже налиняла мне своей белой шерстью на мантию. Чего уж». И кошка уютно затрещала и развалилась у него на коленях, у бургомистра, и подставила ему уши, чтоб гладить. И он гладил. Наш бургомистр. Нашу кошку. Посидели, он поспрашивал нас, мол, как поживаете, гражданка Голландии мэфроу Катия и друг ваш Ян из Польши? Как ваше то да сё? Здоровье? Настроение? И потом по коленям себя — «хлоп» — и говорит: «Ой, ну, мне пора». И ушел, весь в шерсти нашей кошки. А в прихожей говорит: «Ах, да! чего ж я приходил-то». И вытащил из портфельчика своего. Вот! И вручил мне диплом такой красивый, подтверждающий, что я теперь гражданка Голландии.

Вот такая история про мою Катю. Верите — ночей не сплю. Хочу бургомистра! Мэра по-нашему. Нет, это по-ихнему мэра. А по-нашему — председателя городского совета.

Вот представляю, как ко мне, ну, например, на юбилей или в честь выхода новой книги о нашем городе придет председатель горсовета.

Я сначала очень хотела. Мечтала. А потом подумала-подумала. Ну, это вообще-то очень хлопотно будет. Сначала охрана приедет, за день-два, с сиреной, через весь город, проверить, как у нас и что, полазит по соседним крышам, чердакам, не обстреливается ли. Наконец настанет день и час. И мы двери распахнем. И ворота. И соседей всех по квартирам загоним, чтоб ни-ни. И станем ждать. И прикатит эскорт. Опять с мигалками. Сам председатель, зам председателя, зав каким-нибудь отделом, еще пара каких-то, в галстуках. Все гладенькие, стерильные. Как гинекологи. А встречать? У нас ведь как — раз власть, значит, надо вышиванку там, венок, хлеб-соль в обеих руках — и торжественно, вытянув носок навстречу из подъезда.

Тут, конечно, чаем не отделаешься. Так, значит, считайте сами: сам, зам, зав и еще человек девять-восемь… Н-да…

И собаку, и кошку надо будет спрятать подальше, запереть где-нибудь. И попугая, чтоб лишнего не сболтнул. Да и детей тоже. Чтоб вопросов не задавали. Они у меня любопытные.

Но вот плюс, что хорошо было бы — дорогу к нам сюда точно подремонтировали бы. Точно. Вот ради этого я бы даже согласилась председателя принять. Мне все соседи по нашей улице были бы благодарны. Сколько каблуков здесь полетело, сколько шаровых опор, поворотных кулаков, а сколько велосипедов сломалось…

Ой! А главное-то я и не сказала. Бургомистр-то к Кате на велосипеде приезжал. Во-первых, Катин дом был недалеко. Во-вторых, это экологично для города, в котором бургомистр бургомистром служит. Он всем пример показывает. И в-третьих — это очень полезно для здоровья.

Вот на таких условиях, как у Катюши, я бы согласилась принять бургомистра. Так что приходите, бургомистры…

ШТЕПУЛЯЧКИ

К моей бабушке приходит патронажная Ляля-медсестра: сделает укол, чай пьют, сплетничают про Путина, Ющенко и Буша. Потом Ляля, как всегда, произносит свою коронную фразу: «Буш-Буш объелся груш, а работа ждет», — и собирается уходить. И как всегда, обуваясь в прихожей, жалуется, что у бабушки полы холодные, ну очень холодные полы. А обувь все равно снимает, хотя бабушка ей говорит не снимать, потому что Ляля — медсестра, чистоту любит и бабушкин труд ценит…

Бабушка получила пенсию и купила тапки для Ляли, такие нарядные: мягкие, синие, с усатой мордой. Бабушка их назвала Штепулячки.

У бабушки есть колдовская привычка всему в доме давать имена. Цветок у нее — Вася. Второй цветок, выросший из отростка Васи, зовется Василич. Пальто свое бабушка зовет Жорик-пижон. Грелку электрическую — Миша-теплый. Телевизионный пульт — Гавка-холера. Холера, потому что пропадает все время куда-то. Светильник в прихожей — Шлимпон, с этим светильником у бабушки свои счеты. Разные вещи — разные характеры, разные имена. Давая им имя, бабушка обращается с ними бережно, как с живыми. И все вещи с именами служат бабушке верно и с любовью.

Тапки она назвала Штепулячки.

Ляля по случайному совпадению тоже купила себе тапки. Тоже синие, мягкие, с усатой мордой. И никак их не назвала. У Ляли нет такой привычки. И очень скоро эти тапки — Штепулячки и их близнецы, тапки без имени, — встретились.

У бабушки в прихожей темновато. Шлимпон иногда включается. Иногда бастует. Старый потому что.

— Надень там тапочки, Ляля, — бабушка Ляле из кухни. Вот как вовремя она тапки Ляле купила, синие, мягкие, с усатой мордой, потом надо не забыть Штепулячки в шкаф убрать, подумала бабушка, чтоб были они только для Ляли.

— Да уж надела, — ответила Ляля. Вот как хорошо, что она тапки купила, синие, мягкие, с усатой мордой, теперь ей бабушкины холодные полы не страшны, надо не забыть сложить тапки в сумку, чтоб и у других больных переобуваться, потому что у них тоже полы холодные.

Как всегда, укол, чай с пирожками, поговорили, а потом «Буш-Буш объелся груш» — и Ляля-медсестра засобиралась к другим больным уколы делать. Переобулась и сложила тапки в целлофановый пакет.

А вечером они обе чуть не сдурели. Ляля — медсестра патронажная — не могла понять, почему у нее в пакете не два, а три тапка: два правых, один левый, синие, мягкие, с усатыми мордами. Пересчитывала-пересчитывала — опять получалось два правых, один левый, три. Закрывала пакет, потом резко открывала — все равно получалось три. Закрывала глаза, зажмуривалась, резко открывала — три!

А бабушка облазила всю прихожую, такую иллюминацию устроила, Шлимпон врубила на все пять рожков, вывалила из шкафчика в прихожей все тапочки и туфли, долго на полу сидела, анализировала: вот одна Штепулячка, откладывала ее в сторонку, потом искала-искала, перебирала всю обувь, и вроде — ага, вот же она, вторая, а это оказывалась та же самая Штепулячка, отложенная в сторонку. Ужас просто какой-то, заснуть не могла, удивлялась.

Разъяснилось все только на следующий день.

Но сколько нервов ушло, сколько нервов…

А все из-за ерунды. Из-за тапка синего, мягкого, с усатой мордой. Из-за Штепулячки…