Чёрная кошка в оранжевых листьях

ИЗ ПАПКИ «ТОЛЬКО ДЛЯ СВОИХ»

Я уселась перед телевизором и поняла, почему так завораживает реклама. Вот, скажем, атлетический мужчина этот, который живет где-то там, на облаке… Сначала он какой-то дуре объяснил, какой нужно пастой чистить зубы, потом он же вылечил еще одну от перхоти в мозгах и в голове. Потом этот же мужчина представился специалистом по пиву и рассказал всем пьяницам мира, какое пиво лучше. Потом он же, этот мужчина, стал жевать жвачку и танцевать — как он танцева-а-ал!!! Ну, и потом оказалось, что он еще и знает, как лечить ноги, какие капли давать ребенку, как готовить ужин для любимой девушки с соусом — не-помню-каким… И у него всегда отглаженные чистые рубашки, потому что он их гладит утюгом «Ровента»… И целуется красиво… Ну, и напоследок он оставил какой-то балерине коробочку с белыми конфетками, и балерина, вместо того чтобы следить за весом и работать у станка, стала молотить эти конфетки и наслаждаться. Как лягушка. Жабка, она когда глотает — извините за подробности, — она пищу в пищевод глазами проталкивает, поэтому, глотая комара, она глаза закатывает. Это мой Даня еще маленьким заметил. И когда красавица какая-нибудь что-нибудь точит в телевизоре — шоколадку, печеньице, майонез — Даня комментирует: «О! проталкивает…»

Одна моя знакомая, женщина лет пятидесяти, никак не могла уехать в Австралию, все время оттягивала отъезд, потому что сделала ремонт кухни и муж поставил ей на кухню телевизор. Она наконец почувствовала себя комфортно, а тут надо что-то менять…

Любовь — это сотрудничество на самом естественном клеточном уровне, от клеток тканей до нейронов мозга, включая непознанные наши движения души и сердца, о которых нет ни у кого никаких знаний. Только у Того-чье-это-ремесло…

Как быстро весна пронеслась… Время сгущается.

Шла вчера на рынок. По дороге забежала специально на открывшуюся вчера ярмарку, где продают домашних животных. Разве я могла пропустить такое? Там стоял дяденька с коровой. Оба были невеселые и подуставшие. «Зачем, — спрашиваю, — продаете, вашу корову?»

Он говорит: «А тебе какое дело, ты же не купишь, городская кукона на каблук’у». (Кукона — дама по-молдавски).

Я, говорю, не куплю, мне ее держать негде, но если ты ее на убиение продаешь, так это же тебе сниться будет всегда… А я подсоблю — буду об этом думать каждую ночь. А дядька (мой ровесник, где-то плюс-минус лет пять, но потрепанный): «Дура, ты посмотри, это ж молодая корова, фермерское хозяйство развалилось, налоги за… (да, сказал, простила его тут же). А корову надо в хороший двор. Она молодая…»

— Так ты ее сюда, на ярмарку, чужим людям?! — я возмущенно. — Это ж не так делается…

Он, мол, знаю, что не так, учит она меня, но может, хозяева молодые найдутся… (И злой такой, все время в сторону взгляд отводит, шепчет что-то и матерится.) А корова стоит, глазами хлоп-хлоп, мечтает о чем-то… Глаза очень красивые. Мне бы такие ресницы.

Иду назад. Он же! Стоит! Но уже с тремя овцами!!! А корова где? — думаю… А-а-а! Разменял!!!

Оказалось, что их несколько было из этого хозяйства — кто с коровой, кто с овцами, кто с птицей, менялись местами… От скуки, наверно…

На выборном участке бродит дедушка и пристает с расспросами, таская повсюду свой бюллетень. Потом остановился у кабинки и задумался: входить — не входить… Раздраженная девушка от комиссии с интонацией продавщицы уцененных товаров: «Ну что, дедушка? Выбрали что-нибудь?»

Вдруг в этом сизом дне что-то пропела птица за окном… Какая смелость, вы подумайте, мокро, холодно, серо, а она поет…

Хочу купить обычное, например, твидовое пальто… Интересно, носят ли сейчас такие… Надоела кожа, шляпки и зеленые береты, надоел пластик, джинса и прочее… Хочется — твидовое мягкое пальто, длинный небрежно повязанный шарф и покорную небольшую шапочку с манжетом, шапочку яркую, крупной вязки… И высокие сапоги… И платье какое-нибудь классическое, закрытое, женственное… Куплю обязательно. Когда-нибудь…

Таню принимали в школу и устроили собеседование. За столом сидели директор и учительница начальных классов.

Таню попросили прочитать любимый стишок. Таня закатила глаза и завыла:

Я живу, как кукушка в часах,

Не завидую птицам в лесах…

Учителя переглянулись странно так, тревожно, и попросили ее написать три слова, состоящие из двух слогов. Лина оценила ситуацию, подумала секунду и, не колеблясь, уверенно написала: «Ви-но, пи-во, са-ло…»

Была принята в первый класс.

Комната, где я работаю, освещена каждое утро каким-то нежданным теплым светом. Входишь утром — а там оранжево… Мол, ну где же ты, я так тебе рада… И только несколько часов утром, как будто специально для меня…

Посмотрела сейчас вокруг — хм, такой утвержденный временем удобный беспорядок: вокруг монитора — плитка черного мятного шоколада, надломанная, коробочка из бересты, привезенная с Байкала Максимом, студентом-юристом, в ней пара кастаньет, настоящих, из Испании… тут же Андрюшкина лошадка, по которой он звонит, как по телефону. Он может звонить и по ложке, и по кулачку… Но больше всего ему нравится по лошадке. Тут же диски в специальной конструкции — ее Даня подарил, еще черный сосуд, японский, изящный, для хранения счастливых мгновений. Рядом на столе керамическая подставка под горячую чашку, на ней чашка.

Неплохо бы, чтоб со мной дома жила и дружила кошка. Потому что кошка — это не только пушистые четыре килограмма любопытства и нахальства, но еще тепло и уют. Увы, присутствие Чака, больного, несчастного, этого не допускает… Он очень добрый и ласковый, а кошки его обижают, едят его еду и витамины из его миски, укладываются на его коврик, а он ложится рядом на голый пол, шипят на него, когда он лает на них, если они лезут куда-то, куда им не положено, например, на стол…

Позвонила какая-то дама… Говорит: «Это Лариса…» Верней: «Это Лагиса… ну, Лагиса… Я еще у вашего отца тгениговалася».

Прошу назвать фамилию. Фамилия мне ни о чем не говорит.

Говорит Лагиса, которая тренировалась у моего папы: «Я тоже пишу стихи». Я ей: «А я нет, не пишу стихи».

— Ну, а что вы пишете?

— Ничего не пишу.

— Как? Так мне сказали, что вы пишете, как этот, который еще про евреев писал. (Это она о Бабеле.)

(А я спокойна — оцените мою крепкую психическую организацию. Притом, что в это время я нервно поглядываю на мобильный, потому что жду звонка от сына…)

Хотите, говорит Лагиса, почитаю вам… Вы про что хотите? (Тут можно было откланяться, сказать — ой, у меня горит там что-то на сковородке, например, молоко… Но она же не отвяжется.) Говорю, ну… что-нибудь лирическое…

Почитала. С надрывом.

— Ну, — говорит, — и куда мне с этим?

Я бы сказала куда, но такими выражениями не оперирую.

— У меня еще и про Бога есть… Куда же мне это отправить?

Говорю, вы знаете, я так мало понимаю в поэзии… ничего не могу вам посоветовать. Отошлите куда-нибудь…

Она: «Не-е-е… Письмо пропадет, я сама отвезу. Перепишу сейчас и отвезу. Сама. В газету сначала. Пусть напечатают, скажу…».

Вот что мне написали друзья из Бангладеш:

Самая большая достопримечательность нашего двора — пес Банан, взращенный на наших харчах, но упрямо повторяющий все призывы на мусульманскую молитву. Эти призывы из мощных динамиков несутся, а Банан им вторит. Да так ловко получается, что бенгалы заподозрили русских в специальной дрессуре Банана с целью оскорбления религиозных чувств.

Причем Банану проще копировать высокие ноты. На низких у него голос срывается. Все зависит от того, кто каким голосом эти призывы поет… И когда Банан молится, даже самая вкусная косточка его не отвлечет.