Черные короли. Свинцовые небеса

8.1

Я вынырнул из глубокого сна и начал усиленно моргать, силясь понять, где нахожусь. Неясные предметы окутывал полумрак. Свет пробивался через плотные слои синей ткани сверху тонкими лучиками и, через небрежно забытый уголок в откинутой драпировке, выхода. "Сон приснился", — решил я, — "отравили. Ног не чувствую." В голове услужливо возникла картинка изуродованных конечностей, окровавленных культей или, о Титаны, пришитых наспех птичьих лап. Ужас не сковал: я с силой скинул с себя тяжелое грубое покрывало и, облегченно выдохнул, увидев знакомое голое тело. Свое тело. Девушки рядом не было.

— Жаль, — пробормотал я охрипшим от сна голосом и хотел прикрыть глаза, как за импровизированной тканевой дверью раздался звук, похожий на вежливое покашливание или смешок. Дремота прошла окончательно. Теперь я смотрел на сложный рисунок из потускневшего золота на ткани, разглядывал открытый глаз в круге солнца и, не знал, что предпринять.

Сердце учащенно забилось, и я резко сел, а потом и поднялся на ноги, устремляясь к двери, не в силах справиться с вожделением. Меня ждали. Ноги подкашивались в коленях. Дрожащими руками я отдернул занавеску тяжелой ткани, сминая глаз в солнце и остановился на пороге, не в силах сделать следующий шаг. В голове зашумело. В большом помещении на соломенной циновке сидела огромная жаба. Под натянутой гладкого бурого цвета кожей заходили мышцы. Жаба завертела уродливой бородавчатой головой. И посмотрела на меня огромным глазом. Черный зрачок стал сужаться, фокусируясь на мне. Я поспешно опустил занавесь и оглянулся, ища чем бы ударить тварь, прежде, чем она меня съест.

И может быть совсем не решился на такой опрометчивый шаг, если бы снова не услышал знакомый смешок. Я сделал крохотную неприметную щелку, а потом вздохнув, откинул валик на ложе, и нерешительно вошел в комнату, делая три шага. На циновке сидела женщина. Окутанная сизым дымом, она курила трубку. Вытащила чубук из рта, ткнула в мою сторону, спрашивая:

— Любишь ходить без штанов?

— Что? — уточнил я, не понимая куда девалась жаба. Взгляд судорожно метался из стороны в сторону. Женщина опустила в руке трубку на дюйм, показывая направление и, я вспомнил, что моё вожделение никуда не девалось. Устыдившись, чертыхаясь, я поспешно вернулся в закрытую спальню и судорожно схватился за несчастный валик. Покрутил в руках, примеряясь, пока не услышал:

— Там сбоку кровати одежда: штаны и рубаха.

Я пнул ногой меховой ком, который изначально принял за очередное меховое покрывало и облегченно выдохнул, принявшись одеваться. Прыгая на одной ноге и, путаясь в штанине, я спросил, робко поглядывая на глаз в драпировке:

— А, где она?

— Кто? — резонно переспросила женщина из другой комнаты и до моих ноздрей достиг запах крепкого табака. Я замер. Завязки от штанов поставили меня в тупик. Вытянул тесемки в стороны, думая, как ими обмотаться, чтобы штаны не спали в самый неподходящий момент. Вокруг шеи? Вокруг тела? Скомкал и сунул тесемки за пояс. Вроде держится. Буду двигаться осторожно.

Наверное, входя в комнату вчерашнего заседания, я двигался очень осторожно. Женщина, не вынимая трубки из рта, неразборчиво сказала:

— Подойди. — Я нерешительно замялся, неуверенно затоптался у края циновки.

— Ближе. — Я сделал еще шаг. Женщина похлопала меня по штанам, вытащила из-за пояса комок тесемок, покачала головой и резко потянула в разные стороны. Штаны сели, как влитые. Я забеспокоился от мысли: "А, как снимать?", но в слух ничего не сказал, просовывая голову в ворот широкой рубахи.

Новая одежда была: кожаная, меховая. Из добротно выделанных звериных шкур. Значит я все-таки свой.

Женщина махнула трубкой, показывая направление:

— Садись. Кого ты искал?

Я посмотрел на женщину перед собой и вновь не смог определить ее возраст: и пятьдесят лет и сто. Глаза мудрые. Через них на меня космос смотрел.

— Жабу.

— Еда, — качнула она длинным мундштуком в сторону, указывая на пол. Я покосился на глубокую миску с похлебкой и отрицательно закачал головой.

— Не хочу. Сыт.

— Ешь, — проворчала женщина, — сыт он, — уловил знакомые капральские нотки в голосе и не стал спорить, поднося глиняную тарелку к губам. Теплое варево имело вчерашний вкус. Я забеспокоился: не к добру.

— Значит жабу?

— Ага.

— Ты мою дочь назвал жабой?

— Так это была ваша дочь? — я закашлялся, давясь похлебкой. Осторожно отложил глубокую тарелку и вытираясь, внимательно посмотрел на курящую дикарку. Представляю, какая меня ждет пытка. — Так это был не сон? — Я виновато тупил глаза, а вдруг мать все ночь находилась за драпировкой? Я попытался загладить вину, говоря:

— Ваша дочь не жаба.

— А кто жаба? Я? — повелительница самых злых и независимых аборигенов на этой колонии, нахмурилась. Я сник.

— Я никого не хотел…

— Ты никого не хотел? — дикарка изогнула дугой бровь, жестко ткнула мундштуком в сторону миски, приказывая, — ешь! Немедленно!

— Я никого не хотел обидеть, — я взял миску и снова приложился губами к краю, с трудом глотая. — Можно я больше не буду, — безнадежно спросил, спустя время, отрываясь от тарелки. Только сейчас заметил обгрызенный край глиняной посудины.

— Ешь!

Я доел. Наркотический дурман не наступал.

Мы молчали.

— Ты вспомнил? — спросила женщина.

— Частично, — солгал я. И хоть я ничего и не помнил: проверки я не боялся, замучается проверять. Дикарка вздохнула, не скрывая досаду — докурила трубку. Повертела в руках. Сурово глянула на меня.

— У тебя еще есть время. Немного. Я тяну.

— Правда? — переспросил я.

— Айна будет рядом с тобой. Она поможет.

— Айна? — нерешительно переспросил я.

— Моя дочь, инопланетник! Айна! Ты ведь не безнадежен?

— Нет, — поспешно заверил я.

— Ты ведь все понимаешь?

— Конечно! — Мой ответ успокоил воительницу, но не меня.

— Отлично. До встречи с червяком ты должен вернуть память, и моя девочка тебе поможет. А теперь иди. Айна ждет. — Старуха кивнула в сторону стены, и я увидел проем двери. Я не хотел остаться. Меня тянуло к девушке. И дело было не только в проклятом вареве. У самой двери споткнулся, когда услышал противный громкий храп. Резко обернулся — заснула что ли?

Дикарка не мигая смотрела на меня и продолжала громко храпеть. Не сразу я понял, что изображает меня, а когда понял, погрустнел: значит всю ночь была рядом подсматривала и подслушивала.