Черные короли. Свинцовые небеса

19

С каждым шагом к хижине вождя настроение ухудшалось. Да, что со мной? Кругом одни потери. Айна и то, оставила меня: быстро, резко, словно и не было недели любви. Как жить дальше? Как справиться? Перед глазами стояли лица: улыбающегося Ильюхи, счастливой туземки Айны, радостного Сережки с запеченным шиши в руках, хмыкающего в усы Прохоровича. Когда я к ним успел привязаться? Почему душу разрывает тоска? Смогу ли, как прежде смотреть на мир?

Хоть бы ножик попытались отобрать.

Но, как назло сегодня весь мир настроился против меня и даже с таким малым желанием не повезло.

В хижине замер посередине церемониальной комнаты и окончательно сник. И хоть я и не видел палитру облаков, но остро почувствовал, как свинцовое небо придавило меня в очередной раз к полу, выбивая остатки мужества, человечности и просто стержня, на котором держался хребет. Видя мое состояние, мать Айны широко улыбнулась. Я попытался улыбнуться в ответ, не получилось.

— Нет больше вашего червя. Так, что да — радуйтесь.

— Я радуюсь по другой причине. Что мне с того, есть червь или нет? Один исчез, появится другой. Круговорот времени. Так устроен мир. А вот моя радость — она неповторима.

— Правда? — я не удивился. Странные дикари перестали меня трогать эмоционально. Говорят, загадками и логики никакой. — Отчего же ваша радость? — Я поддерживал разговор, мне же домой уходить — в другой мир, а сам я сквозь воздух, как известно, ходить не мог.

— От твоей боли.

Я встрепенулся, не веря.

— Чего? От моей боли? В смысле? Мне больно, а вы радуетесь? Что же вы за люди? — Я ее больше не хотел брать вместе с дочкой к звездам. От досады дернулся и сразу свело шею и под ключицей заболело. Ноющая боль тихо разрасталась, становясь нестерпимой и я, не таясь, поморщился.

Улыбка женщины стала еще шире. Она и не пыталась скрыть радость. Ликовала, посасывая трубочку, упивалась моей болью. Глаза ее сумасшедше поблескивали в полумраке, лучась от счастья.

— А чего ты хотел, инопланетник? — спросила она. Я промычал в ответ нечленораздельное, не находя подходящих слов. Закачался в трансе, и, что это? Начал душить в себе слезы отчаяния и досады. Вот ведь проняла, старая, копнула душу, выворачивая наизнанку.

— Ненужный? А, как же ваши планы, связанные с рождением короля? Тогда я был нужен? — Я не мог справиться с обидой: губы дрожали. Мать племени откровенно заулыбалась. Я начинал ненавидеть это счастливое лицо. Сколько в нем спеси, надменности, власти. Такое ощущение, что она знала на шаг вперед события и умела их контролировать.

— Инопланетник, тебе было плохо с моей дочерью?

Я подумал, переступил с ноги на ногу, и уклончиво ответил:

— Мне плохо сейчас.

Женщина затянулась, держа трубку. Пальцы ее заскользили по длинному чубуку, трогая замысловатый рисунок из коричневых черточек: олени, медведи, змеи — все бегут и ползут к солнцу.

А солнце — это черный зов рта матери племени. Я смотрел на узкие губы, не желая выходить из транса, и внимательно внимал каждому слову.

— Но в этом смысл.

Я встрепенулся, не улавливая:

— В чем?!

— В том, что тебе больно.

Я отклонился чуть назад, а воительница уверенно продолжила:

— А, как ты хотел, инопланетник? Ты хотел побывать на нашей планете и не испытать боль? Твоё сердце разбито, а душа вывернута: ты потерял любимую женщину и ребенка, который станет расти без тебя. Твои друзья все убиты. Теперь ты душевно разбит и тебя съедает отчаяние. Ты чувствуешь горечь потерь? Легко ли тебе станет жить с таким грузом дальше? — Женщина снова улыбнулась, и я вздрогнул от неожиданности, не в силах отвести взгляда от оскала пожелтевших зубов. — Теперь улетай к своим звездам. Служи своим богам. И помни. Помни всегда горечь потерь.

— Пытки не обязательно должны быть кровавыми, но все они должны иметь одинаковый конец.

В тишине мирно потрескивал огонек в миниатюрной печи. Женщина зябко куталась в расшитые бисером шкуры. Постепенно ее охватывало равнодушие ко мне. И ведь знает, что я люблю ее дочь, но любит ли она меня? Вот в чем вопрос. Любила, так стояла бы рядом, прощалась с мамой или вязала в узлы шторы. А нет ничего. Даже в воображении картина тусклая, ничем неподтвержденная, кроме моих домыслов. Хотелось верить, что все-таки Айна любит меня, пускай по-своему и, что я не просто игрок в чужой игре, не второстепенное лицо, а что-то действительное значимое. А потом я вспомнил, как девушка просила меня в себя не влюбляться и погрустнел еще больше.

Нашел, что вспомнить! Даже вновь задрожал от обиды.

— Хорошая у вас пытка получилась, — я говорил медленно. — Жаль, что на мне. Лучше бы в камень превратили. Как-то жестоко.

— Обычная, — мать племени буднично кивнула и затянулась. — Я сдержу свое слово, сейчас тебя доставят в твой мир.

— Не боитесь? Титаны, так просто вас не оставят: вывернут ваш мир наизнанку. И дело не в горстке загубленных пленных и моем возвращении. Вас уничтожат, потому что вы — свободные люди.

— Знаю. Никто не любит свободных людей, — Мать племени вздохнула, старясь на глазах. — Мы уйдем в след за тобой. Туда, где нас не достанут ни титаны, ни ваши ракеты.

Я усмехнулся.

— Ракеты?

— Ты прав: хватит и одной. Той, что уничтожает живое и изменяет мир.

— Значит решили ударить континентальной, — сделал я вывод. Старуха врать не станет. У нее ранг не тот. Да и кто я такой, чтоб от меня скрывать правду — мы же почти родственники, хоть я и глупый, и ненужный инопланетник. Мне, конечно, сразу за хотелось убежать из этого мира и, как можно быстрее покинуть планету, но вместо этого, я сказал, — спать пойду и помыться мне принесите. Завтра уйду.

Мать племени затянулась и выпустила дым, искусно скрывая эмоции.