— Устал? — спрашивает меня Айна.
— Что? — я не сразу понимаю вопрос. Звезды вокруг меня гаснут. Девушка протягивает руку, желая помочь спуститься с камня. Летопись времени закрывается. Яркие видения природы и чужой жизни исчезают. Мне жаль. Я стою на плоском жертвеннике. С благодарностью принимаю помощь, хватаюсь за ладонь. Айна на удивление сильная. Такие пальцы и массаж сделают и ловко вобьют копье в живот. Ноги подкашиваются. С трудом слезаю и сразу присаживаюсь на край камня. Теперь я понимаю вопрос. Но я не тороплюсь с ответом. Очень хочется курить. Айна гадит меня по голове, по щеке, заглядывает в глаза. Я вижу сострадание и настоящее переживание. Киваю головой:
— Да. Устал. Бежал долго. — Я вспоминаю путаницу между травинками, корнями, дерн, занятые норки, откуда меня выгоняют свирепые мыши, и мне становится дурно.
Айна серьёзно кивает, хмурится и резко спрашивает:
— А, кто эта белокурая девушка, которой ты читал стихи на итальянском?
— Не знаю, — мямлю я в растерянности. Ногу сводит в болезненной судороге. Я осторожно разминаю мышцу икры. Хмурюсь, скрываясь за гримасой. Я действительно не знаю. Больше меня беспокоит другое и я спрашиваю:
— Ты, что видела ее?!
— Конечно! Стихи на итальянском языке! — Айна злится и притоптывает в нетерпении, хочет уже куда-то бежать и с кем-то разбираться: рвать волосы и отбирать стихи. Свирепая туземка. Я уже немного знаю ее и улыбаюсь видя, чужой порыв.
— Да я и языка такого не знаю! — бормочу я и неожиданно продолжаю, — mi fai impazzire.
— Что? — протягивает Айна и замирает. Вытягивается струной. В глазах — гнев и адский огонь. Я ее такой злой и опасной никогда не видел.
— Говорю: ты сводишь меня с ума.
У девушки так же внезапно проходит вспышка агрессии, как появилась, и она садится рядом. Болтает ножкой. Стучит пяткой о камень и молчит. Мы смотрим в темноту. Слушаем далекий капель воды, просочившейся сквозь камень. Ничего не видим, и она быстро успокаивается: дышит ровно и пальцы перестает сжимать в кулаки.
— Красиво звучит, — говорит очень задумчиво.
Я соглашаюсь:
— Как взрыв.
Она вздыхает:
— Тебе лишь бы взрывать.
Я киваю: чему учили, то и умею.
— Ты ведь не любишь меня?
— Ti adoro
— Что?
— Обожаю говорю. Я тебя обожаю. — Вздыхаю я, а сам думаю: «Я ведь не пожалею о своем признании? Я ведь совершенно другой и никак не вписываюсь в когорту странных обожателей девушки? Кажется, эти парни повсюду! Но я ведь не такой? Я же не странный?» Айна улыбается, спрашивает:
— И много у вас дома итальянцев?
— Дома? — осторожно переспрашиваю я.
— Там за небом, на звездах, — беспечно поясняет Айна.
— Ни одного, — растерянно отвечаю я и удивленно смотрю на туземку, как такое в голову могло прийти? Откуда у нас итальянцы?
— Как это? — теперь удивляется она. Смешно морщит носик, а руки быстро скручивают волосы в узел на макушке.
— Так и нет, — отвечаю я, разводя руками, — и никогда не было.
Айна молчит и осторожно спрашивает, словно ногой трогает воду, проверяя глубину.
— Тогда откуда ты знаешь итальянский язык?
Я улыбаюсь с превосходством: мне понятно откуда знаю.
— Из вашей летописи! — говорю я. — Это фокус такой? Трюк? Аттракцион? Хороший! Очень реальные видения! — Я внезапно тревожусь. — Надеюсь, это не наркотики? — Я холодею от мысли: ведь зарежут на медкомиссии. Куда же я без флота потом? Охранником в гипермаркет? — Как быстро пройдут последствия? — Слова даются не легко и почти через силу.
Только тут замечаю, что Айна сидит, поджав губы и окаменев, думает о своем. Трогаю ее за плечо. Никакой реакции. За грудь. Ожила. Но драться не стала, улыбается:
— Ты видел прошлое, настоящее и будущее.
— Я и говорю: хороший аттракцион. А чьё?
— Своё.
— Как это? — восклицаю я, вспоминая, слишком нереальные виденья: чужую войну, странного деда с моим водолазным ножом и новой рукояткой из кости, щеголя офицера и заросших туземцев. Одна там история правдивая: в учебке тонул я — не справился с задачей, поставленной инструктором из дурости, ели откачали. Но и такому есть объяснение. Все мы помним нелепые случаи, которые могли привести к летальному исходу — такое не забывается и остается навсегда.
Айна приоткрыла рот, не скрывая волнения, ожидая продолжения. Я спросил, начав издалека:
— А эти туземцы и есть твой род?
— Да.
— Они такие, — я подбирал слово, — разные.
— Это не одно поколение моих родичей. Они смотрят за мной: оберегают, подсказывают, направляют. Они выбирают мне ситуации, и я несу ответственность за то, что совершаю. Такая моя карма. Такой мой долг.
— Интересно, — я покивал головой скептически. — Кармический долг значит?
— Милый, мы все играем по правилам рода.
— Не все, — я нахмурился, — я в армии служу, там свои правила.
Айна попыталась мне возразить, но я ей не дал развить тему, спрашивая:
— Ты к дереву приходила с ребенком. Он быстро вырос и стал мужчиной. Это кто?
— Ты — необычный человек, — вздохнула девушка, — и дело не в том, что ты со звезд или поклоняешься ВМФу — таких много. Мама видит тебя насквозь. Мой род тебя принял и определил твою задачу.
— И что видит мама? — насупился я, не скрывая досады: достала старая ведьма — последние события моей жизни, все связаны с ней. Даже ее дочь начал обожать. Дожился. Нет уж, пора в море, в дальний поход, чтоб соленый ветер мозги вправил.
— Я не знаю, как тебе объяснить, — вздохнула девушка. — Мы сидим на камне?
— Да, — протягиваю я. Люблю, когда понятно: черное — это черное, белое — это белое. Так легче жить.
— Но, это летопись времени, скрытая под камень. Понимаешь? Каждый видит то, что хочет. Каждый видит то, что знает. Любой предмет несет в себе два значения и имеет скрытую информацию. С тобой так же!
— Я не предмет.
— Да. Но в тебе два значения. Две сущности. Это вторую сущность и видит мама.
— Кажется, больше никто не видит, — я вздохнул. — Я так точно. И не чувствую никого. Может вы заблуждаетесь со своей мамой? — я делаю ударение на последнем слове.
— А откуда ты знаешь итальянский язык? — Тут же возмущается Айна. — Его же нет. Ты сам признался. Но ты говоришь на нем. Читаешь стихи. Значит, он есть?
— Побочный эффект? — вяло предложил я. — от вашего камня? От летописи времени?
Девушка улыбнулась моим словам и промолчала.
— А чего хочет род? Какую он мне определил задачу?
Айна потупилась.
— Род определил задачу нам. Не только тебе.
Я говорил, что я — аналитик? Все тесты показывали завышенные баллы. Таким прямая дорога в высшее командное училище, а там и непыльная работа в штабе, если не спиться в самом начале венценосной карьеры. Многие спиваются, но аналитиками остаются. Это ведь дар на всю жизнь. Мне стало неприятно: по телу прошелся озноб. Я почувствовал разгадку и побоялся ее озвучить в слух.
— Продолжай.
— У нас должен родиться уникальный ребенок. Он станет королем. Я видела летопись! Наш сын поведет армии против титанов, и он победит! Наша Земля станет свободной планетой! Мы не будем колонией пришельцев. Ты понимаешь всю важность момента? Ты осознаешь, что нам доверили?!
— То есть, — холодно сказал я, — ребенок — это по заданию рода, а не по любви?
— Какая любовь?! О чем ты говоришь? Ты забыл, что мы воюем друг с другом? Что вы — оккупанты? Наш сын прогонит титанов, пройдут тысячелетия, и никто даже не вспомнит ни о великих пришельцах, и тем более, ни о вас — верных прислужниках. Вот в чем, его предназначение. Вот в чем его миссия.
«А моя?» — хотел спросить я, но вместо этого сказал:
— Это вы воюете с нами, — охваченный волнением пробормотал я. — Титаны вас уничтожат. Наивные туземцы. Они всех подчиняют себе. Это закон.
— Нет такого закона. — Айна резко вскочила. Я тоже поднялся. Мы смотрели друг на друга. Девушка кипела от чувств. Я оставался спокоен. Я не мог понять, как можно меня использовать не по любви, а по заданию рода. Ради какой-то легенды и вымысла, что у забытого всеми племени родится ребенок, который станет королем и поведет армии против титанов? Как в такое вообще можно верить?!
— Ты ничего не вспомнил? — внезапно спросила Айна. Я покачал головой: нет. Она горестно вздохнула:
— Занавес. Конец! Тебя съест червь. Ты хоть понимаешь? Теперь тебе не отвертеться от испытания. И даже, если я тебя прикрою, и скажу, что ты вспомнил, то мама всё равно обо всем догадается. Понимаешь?!
— Понимаю. — Протянул я и выпалил то, что меня больше всего беспокоило. — Ты со мной не по любви.
— Да, о чем ты переживаешь! Можно подумать она у тебя есть! — вспыхнула девушка.
— Я тебя обожаю, — сразу нашелся я. — Я к звездам хотел тебя забрать. С мамой познакомить.
— Правда?
— Конечно!
— Я тоже тебя обожаю. Жаль, что о твоем приглашении ничего не видно в летописи.
— Оно появится. Скоро! — уверенно заявил я.
— Ага, — протянула Айна. — Может в следующий раз. — Она прильнула ко мне. — Мне так жаль, что тебя скоро съест червь. — Девушка горько заплакала. — Так жаль! Мне будет тебя не хватать.
Она смотрела на меня сквозь пелену слез, и я не выдержал, говоря:
— Посмотрим. Пойдем. Холодно мне.
— Может займемся последний раз любовью на камне? Он священен.
Я посмотрел в наивные глаза аборигенки, хотел напомнить, что никакой любви нет — сама говорила, но не стал — последнее дело обижать детей и туземцев.
— Почему в последний? Сейчас вернемся домой. Времени у нас полно.
— Не так уж и много, — покачала головой Айна. Я поверил. Я вспомнил, что не на курорте нахожусь и как-то моя белая полоса затянулась. Стало грустно. Что ждет меня в будущем? Какова расплата за такие бонусы?