Цирк Обскурум

Глава

6

Какое-то мгновение мы просто смотрим друг на друга, совершенно не двигаясь. У меня нет сил, и кто бы это ни был, между нами повисает молчание.

Меня дергают вперед так внезапно, что с моих губ срывается крик, и я проваливаюсь через чердачный проем, спускаюсь по лестнице и падаю вниз, приземляясь прямо в поджидающие объятия. Мои глаза расширяются, когда я вглядываюсь в еще одно лицо в маске, на этот раз более страшное, чем предыдущее. Это маска клоуна с ярко-красным носом и красным ухмыляющимся ртом, но его черные глаза обрамлены синевой, которая каскадом стекает по щекам. На лбу у него изображен маленький символ лопаты. Его сильные руки поднимают меня все выше, пока я не оказываюсь крепко в его объятиях, несмотря на убийственную маску клоуна. Я поворачиваю голову, осторожно кладя ее на его плечо, когда другой выскакивает из проема и поворачивается к нам с кивком, держа карточку так, чтобы на нее падал красный свет.

Кажется, между ними происходит какое-то безмолвное общение, а затем тот, кто держит меня, поворачивается и направляется по моему коридору, отчего он кажется таким маленьким. Именно тогда я понимаю, насколько на самом деле велик тот, кто меня держит. Он практически гигант и без усилий несет меня вниз по лестнице, прямо в мою гостиную.

Здесь есть еще две массивные фигуры, которые также в масках.

У одного глаза в форме сердца и губы с разрезами на каждой щеке. У другого ромбовидная форма с красными ромбовидными щечками. У него такая же жутковатая улыбка, как и у других, и человек, носящий ее, небрежно прислоняется спиной к моему камину.

Тот, что с сердечками, обходит стул в центре комнаты, и мои глаза расширяются, когда я вижу привязанного к нему Роджера. Его глаза широко раскрыты и полны ужаса, а во рту яблоко, в красную кожуру которого воткнуты бритвы. Его руки и ноги привязаны к одному из обеденных стульев колючей проволокой, и она прорезает его одежду, из-за чего кровь капает на ковер внизу.

Ему это не понравится. Ему не нравятся пятна, лениво думаю я, пока он борется.

Он пытается пошевелить ртом и выплюнуть яблоко, его взгляд останавливается на мне. Его сопротивление, кажется, только усиливается, когда он что-то кричит мне. Слова доносятся приглушенно, так что я не могу разобрать, что он говорит. Стул дребезжит от его усилий, его идеальный костюм перекошен и забрызган кровью. Похоже, у него на лбу образовалась шишка.

Наверное, мне следует испугаться, но я просто расслабляюсь в объятиях человека в маске, пока он держит меня. Я чувствую себя в безопасности в его объятиях, и в любом случае, у меня недостаточно сил, чтобы пошевелиться. Мое тело онемело, большая часть боли начинает утихать, уступая место блаженному кайфу, от которого моя голова начинает клониться в сторону. Наверное, это плохой знак, но, когда я смотрю на перепуганного Роджера, мне, кажется, все равно.

Я упиваюсь его страхом и запоминаю его. Он столько лет питался моим, поэтому от вида моего обидчика, моего мучителя, такого слабого и напуганного у меня кружится голова. Это чувство трепещет у меня в груди, согревая меня.

Первый человек в маске с чердака проходит мимо, размахивая в одной руке красно-черным цирковым молотком. В другой он держит карту джокера, как декларацию, чтобы остальные могли ее увидеть, прежде чем передать ее человеку в бриллиантовой маске.

Тогда я предполагаю, что он главный.

Я не могу сказать, как он выглядит, но он выше Роджера и шире в плечах, хотя с головы до ног одет в черное. У него большие руки, одна покоится на черном хлысте, намотанном на бедро. Другой берет карточку и поднимает ее к свету, разглядывая, и я вижу бриллианты, нарисованные у него на руках.

— Ты позвала, — говорит он под маской.

Его голос темный и плавный, почти лиричный, как песня, и он вторит биению моего сердца, казалось бы, возвращая его к жизни.

— Я? — Спрашиваю я, мой хриплый голос едва слышен в тишине.

— Ты этого не делала? — спрашивает он, наклоняя голову. Тот, что с молотком, хихикает над этим жестом, и звучит это немного маниакально. Роджер переводит взгляд с меня на него, но я не могу отвести глаз от человека с бриллиантами.

— Я… я хотела жить, — шепчу я, но он слышит меня.

— И это все? — Шелковый голосок проникает внутрь меня, в то темное место, которое я прячу. Это разрушает мою защиту, обнажая мои секреты и мои самые темные желания.

— Я… я хотела жить, — повторяю я, переводя взгляд на Роджера. — И я хотела отомстить.

Пальцы бриллиантового человека переплетаются, и я с благоговением наблюдаю, как карточка внезапно исчезает, словно по мановению волшебной палочки.

— Тогда добро пожаловать в Цирк. Он выпрямляется. — Ну что, начнем?

— Начнём? — Спрашиваю я, сбитая с толку, когда они приближаются к Роджеру.

— Чтобы удовлетворить зов и отомстить, — говорит он мне, и эти слова окутывают мою душу. — У тебя синяки под глазами. Клаб, окажешь ли ты мне честь?

Тот, что с молотком, тот, что с чердака, обращает свое внимание на Роджера, прежде чем подойти ближе. Я наблюдаю, открыв рот и встревоженная, но и немного счастливая, как человек в маске дважды бьет Роджера кулаком в лицо, целясь в каждый глаз. Роджер кричит, но ему мешает яблоко, и от его рывка стул падает назад. Когда Клаб уходит, я вижу, что у Роджера под глазами уже появляются синяки.

— Твои ребра. Тебе трудно дышать, — комментирует Даймонд, а затем кивает. На этот раз тот, что в маске в форме сердца, подходит ближе, достает откуда-то нож и вонзает его в бок Роджера. Я ахаю, наблюдая, как он вытаскивает окровавленное лезвие и крутится, почти танцуя вокруг спинки стула, прежде чем вонзить его в другой бок. Он вытаскивает его, и когда ему это удается, Роджер задыхается, изо всех сил пытаясь дышать, от боли его лицо бледнеет, когда он кричит.

— У тебя на шее синяк. Он душил тебя, не так ли? — Спрашивает Даймонд, хотя, похоже, ему не нужно подтверждение.

Он взмахивает хлыстом, и мои глаза расширяются, когда я вижу, как черная кожа с шипами рассекает воздух и обвивается вокруг горла Роджера, обрывая его крики. Стул с грохотом ударяется о деревянную поверхность, а затем легким движением запястья человек в маске тянет его через весь пол, пока Роджер не останавливается у его ног.

Даймонд приседает, вытаскивает яблоко изо рта Роджера и бросает его остальным. Клаб ловит его, вытирает о рубашку и приподнимает маску, чтобы откусить. Маска поднята достаточно высоко, чтобы разглядеть пухлые губы и чисто выбритое лицо, прежде чем он снова опускает ее.

— Что еще? — Зовёт Даймонд.

— Ее нога, — указывает тот, кто держит меня.

Даймонд поднимает голову, разглядывая меня, как будто хочет перепроверить, а затем кивает, выпрямляясь. Не говоря ни слова, он дважды топает ногой в ботинке прямо по ноге Роджера. Я слышу, как хрустит кость, когда раздается его крик, громкий теперь, когда его не заглушают. Это не должно доставлять мне удовольствия, но доставляет.

Определенно.

Наблюдение за тем, как они воспроизводят все мерзкие, извращенные действия, через которые заставил меня пройти мой муж, только делает меня счастливой. Думаю, я действительно сломлена, как он и сказал. Однако, несмотря на все это, я начинаю чувствовать себя немного нехорошо — не настолько, чтобы остановить это или переживать, когда Клаб запихивает яблоко обратно в рот Роджера, разбивая ему губу, но, возможно, достаточно, чтобы чувствовать себя плохо позже.

Он так много раз причинял мне боль, но часть меня когда-то любила этого человека. Я думаю, от этого трудно избавиться, особенно когда его пытают у меня на глазах.

Даймонд выпрямляется, глядя на меня.

— Я бы предложил тебе удовлетворить твою месть, но ты ранена. Мне убить его быстро или медленно для тебя?

Я просто смотрю, и когда он снова заговаривает, клянусь, я слышу усмешку в его голосе.

— Ты позвала нас ради себя. Мы здесь ради тебя. Сегодня вечером мы должны подчиняться твоим приказам. Мы твои дикие псы, которыми ты командуешь. Это твоё шоу. То, что ты говоришь, выполняется.

Я оглядываюсь на рыдающего, истекающего кровью Роджера и понимаю, что могу приказать им убить его, и они это сделают. Я не знаю, почему и как, но они это сделают. Они убьют его для меня, если я попрошу, и часть меня хочет этого, но другая часть меня не может заставить себя отнять жизнь, даже если это жизнь моего ублюдочного мужа. Возможно, он погубил свою душу, но у меня все еще есть моя.

Я не думаю, что могу лишить человека жизни, и приказать им сделать это было бы все равно что вонзить нож в саму себя. Несмотря на то, что он сделал со мной, я должна стать лучше. Кроме того, он никогда больше не причинит мне боли, не так, как сейчас.

Я дам ему тот же шанс, который был у меня — выжить или умереть от ран. Давайте посмотрим, насколько он силен на самом деле.

— Не убивай его. — Я стараюсь, чтобы мой голос звучал как можно тверже, когда произношу эти слова. Я вздрагиваю в удерживающих меня руках, мои глаза на мгновение закрываются, когда я не могу сделать вдох. Я чувствую, как моя кровь капает с меня, пачкая его рубашку, но он стоит весь такой высокий и сильный. — Оставь его тут, как он оставил меня. Он может умереть от ран, а может и нет, но это не будет на моей или твоей совести.

Клаб смеется.

— Она думает, что у нас есть совесть.

Я смотрю на бриллиантовую маску, и он медленно наклоняет голову.

— Это ее выбор. — Он снова смотрит на моего мужа. — Тебе сегодня повезло. Я бы не был так добр. Я бы разорвал тебя на части, пока ты чувствовал бы каждую капельку боли.

Мое сердце замирает, когда я понимаю, что он говорит серьезно. Они сказали, что я призвала их, что я приказываю им. Что это значит? Может быть, мне следовало бы бояться больше, но слабость в моем теле мешает следить за моими мыслями. Сейчас все плывет по течению, и я знаю, что все еще нахожусь на пороге смерти, несмотря на моих четырех спасителей в масках.

— Пойдем. — Даймонд переступает через корчащееся тело моего мужа и направляется ко мне.

— Куда? — Шепчу я.

— В цирк, конечно. — Он хихикает. — Туда, где происходят все жестокие вещи.