Цирк Обскурум

Глава

9

Костыли замедляют мою ходьбу, и, несмотря на желание исследовать цирк, я все еще выздоравливаю. Понаблюдав за моими попытками, справится с этим, Спейд снова подхватывает меня на руки и несет обратно в мою палатку. Кажется, он делает это, не задумываясь. Он укладывает меня на кровать, прежде чем поправить одеяла вокруг меня и подоткнуть одеяло.

— Постарайся отдохнуть. Мы придем за тобой, когда придет время.

Когда он делает шаг назад, я хватаю его за руку, и он снова смотрит на меня.

— Какая церемония?

— Ты решила остаться, habibti. Ты должна дать это обещание, — мрачно отвечает он, янтарь в его глазах становится расплавленным.

— Тебе? — Бормочу я.

— Нет. — Хитрая усмешка, которой он одаривает меня, заставляет мое сердце учащенно биться. — Самому сердцу этого места, цирку.

Раздается крик, похожий на рев большого дикого животного, и он такой громкий, что, кажется, у меня трещат кости. Мое сердце колотится в грудной клетке, но Спейд просто улыбается. Его взгляд, кажется, перемещается, когда он смотрит на вход в палатку.

Он уходит, быстро исчезая, а затем животное издает другой звук, но он ближе и радостнее — пыхтение.

Это цирк, напоминаю я себе, но, лежа в постели, не могу перестать задаваться вопросом, почему я так быстро согласилась и что это значит для моего будущего.

Иметь выбор — это странно. Раньше я знала, что умру в том доме, и часть меня даже смирилась с тем, что я буду боксерской грушей Роджера до того дня, когда меня заберет тьма, но сегодня вечером они дали мне выбор. Я могла бы начать все сначала, я могла бы пойти куда угодно, но даже когда я думаю об этом, эта мысль только наполняет меня страхом. Здесь, в единственном месте, где большинство людей находят острые ощущения и необычность, я чувствую себя умиротворенной, как дома, как в детстве. Чувство безопасности наполняет все мое существо, и это что-то настолько чуждое для меня, что это трудно принять. Я не знаю, из-за знакомого запаха попкорна и сахарной ваты, цирковой музыки или просто из-за мужчин, которые привезли меня сюда, но я чувствую себя в безопасности.

Может быть, именно поэтому я так быстро решила остаться, хотя не могу сбросить со счетов ощущение, что что-то в моей душе откликнулось еще до того, как я успела обдумать это предложение. В любом случае, я сделала свой выбор, и теперь я здесь. Не знаю, что это значит, но узнаю сегодня вечером на церемонии. Простое упоминание об этом вызывает во мне что-то темное, что-то почти похожее на возбуждение. Как странно чувствовать себя такой живой после столь долгого оцепенения. Как будто какой-то спящий зверь внутри меня просыпается.

Отбрасывая эту мысль прочь, я расслабляюсь в постели и оглядываюсь по сторонам, поскольку мне больше нечем заняться.

Палатка довольно просторная, с небольшой кроватью, покрытой разноцветными одеялами и подушками разного цвета. В основании стоит старый деревянный сундук, закрытый на замок. На полу огромный круглый разноцветный ковер, по краям которого растет трава. Столбы, удерживающие палатку над нами, ярко-красного цвета. Фонари и свечи расставлены по всей комнате, расставлены на коробках и ящиках, создавая уютное освещение.

Я слышу смех и крики радости. Я чувствую запах цирковой еды и почти ощущаю волнение и счастье посетителей. Это заставляет меня улыбнуться, несмотря на боль, все еще остающуюся в моем теле, и я откидываюсь на спинку стула, прислушиваясь к знакомым звукам.

В конце концов, я задремала, потому что, когда я просыпаюсь, чья-то твердая рука трясет меня за бок. Я резко распахиваю глаза, сталкиваясь с яркими зрачками в темной палатке.

— Пора, — говорит мне страстный голос, когда мои глаза расширяются, блуждая по мужчине, склонившемуся надо мной.

Это не Спейд и не Даймонд.

Мой взгляд останавливается на маленькой черной татуировке под его левым глазом, и я сразу понимаю, что это его имя. Кажется, все они по какой-то причине выбрали карты мастей в качестве своих прозвищ. Мгновение я просто смотрю, очарованная его красотой, такой, какой я никогда раньше не видела. Его волосы черные и блестящие даже в тусклом свете, разделены слегка боковым пробором и подстрижены чуть выше ушей, а бакенбарды сформированы в виде треугольника. Его брови такие же темные и густые, как и волосы, они пересекают глубокие карие глаза, которые, кажется, поглощают меня целиком. У него более длинные ресницы, чем я когда-либо видела у кого-либо из мужчин, нос прямой и длинный, а подбородок точеный и покрыт легкой тенью щетины, особенно над полными губами. Он выше меня и гибкий, но я вижу, как напрягаются мышцы под его просторной белой рубашкой, заправленной в свободные брюки палаццо.

Он красив, как раз из тех мужчин, о которых пишут в газетах.

Должно быть, я пялюсь на него, потому что он наклоняет голову.

— Ты меня слышала?

— Пора? — Я заставляю себя сесть, мои щеки пылают от того, что меня застали за разглядыванием. — На церемонию? — Спрашиваю я, мой мозг медленно возвращается к жизни.

Он молча кивает, протягивая мне руку с длинными чистыми пальцами. Я вкладываю свою в его руку, прежде чем успеваю остановить себя. Что-то в нем мгновенно успокаивает меня. Другой рукой он обнимает меня и помогает подняться на ноги. Я передвигаю костыли, пока не могу подпрыгнуть рядом с ним ко входу в палатку. Оказавшись там, он останавливается, вынуждая меня остановиться рядом с ним.

— Не бойся, Эмбер. Здесь тебе ничто не причинит вреда. Ты больше не одна. — Он выходит из палатки прежде, чем я успеваю заговорить.

Я молча следую за ним, его слова звучат в моей голове, пока я прыгаю по заросшему травой цирку, который сейчас затих. Странно видеть его таким мертвым после ночного шума. Свет все еще горит, но заведение пусто. По земле разбросаны попкорн и орешки, а также билеты и забытые игрушки, брошенные в спешке по возвращению домой. Везде палатки, деревянные хижины и ларьки выстроились вдоль тропинки, которую мы пересекаем перед большой вершиной, но мы не заходим внутрь. Вместо этого мы направляемся вглубь цирка, подальше от зрелищной публики и в самое сердце этого места.

Вдали от света и радости мы погружаемся во тьму, и, несмотря на все, что случилось со мной в тени, я ухожу охотно. Я следую за Клабом все глубже и глубже, пока единственный свет, который мы видим, — это свет полной луны.

Когда мы обходим последнюю палатку, я вижу их.

Трое мужчин в масках стоят в ряд — Даймонд, Спейд и Харт. Когда я замираю, Клаб подходит к ним, стягивая свою маску, пока все они не оказываются лицом ко мне. Перед ними круглый деревянный стол. Даже отсюда я вижу вырезанную на дереве резьбу, которая, кажется, светится изнутри жутким голубым светом, чего не может быть. Свечи усеивают землю по краям поляны, пламя мерцает на масках и деревьях, создавая зловещую атмосферу, когда я сглатываю и подхожу ближе. Мои костыли цепляются за траву, но я не останавливаюсь, пока не оказываюсь перед круглым столом. Что-то в нем привлекает меня.

В середине стола есть углубление, как будто в него врезали миску, но сейчас она пуста, как будто ждет, когда ее наполнят.

Я перевожу взгляд с нее на них, пока они наблюдают за мной, а затем Даймонд заговаривает уверенным и шелковистым голосом.

— Сегодня ты сделала свой выбор, Эмбер. Ты позвола нас с помощью карточки, а теперь решили остаться с нами, в Цирке Обскурум. Безопасность, дружеское общение и власть, которые ты здесь найдёшь, имеют свою цену. Должен быть баланс. Должна быть плата.

— Плата? Что? — шепчу я, беспокойство наполняет меня. У меня нет денег. За мной ничего нет. Какую еще потенциальную оплату я могла бы предложить?

Часть меня знала, что это не обычный цирк. Я имею в виду, они сказали мне, что карта джокера позвала их ко мне, а затем они предложили убить моего мужа для меня. Здесь замешано что-то более мрачное, что-то еще, но я не передумаю и не приму решения уйти.

Я хочу остаться, но сколько это будет стоить?

— Цирк — это больше, чем убежище для побежденных и проклятых. Это утешение. Это дом. Это обещание и клятва. Это все, и это наши жизни. Как только ты продашь цирку свою душу, ты будешь принадлежать ему. Ты никогда не сможешь уйти, потому что твоя жизнь будет связана с его жизнью. Куда он пойдет, туда и мы. Его желания станут твоими собственными. Во тьме есть вещи, Эмбер, которые ты даже не можешь начать понимать, но ты поймешь. — Даймонд делает шаг вперед. — Мы все отдали свои души цирку. Мы поддерживаем его желания. Мы отвечаем на призывы потерянных и покинутых, и мы защищаем тех, у кого больше никого нет. Цирк здесь. Цирк повсюду. Мы, уроды, разыгрываем карты, и мы сами карты. — Он останавливается перед столом напротив меня. — Ты должна стать одной из нас. Если ты хочешь остаться, ты должна принести клятву Цирку Обскурум и отдать свою душу. Ты должна стать кошмаром, который охотится на другие кошмары. Эмбер, ты сделаешь это? Ты отдашь свою душу этому месту?

Кажется, мир вокруг меня затаил дыхание, словно чего-то ждет. Что-то внутри меня трепещет от изменений, как будто я наконец нашла то место, где мне всегда было суждено быть.

— Моя душа навсегда будет принадлежать цирку? — Спрашиваю я тихим голосом, как будто знаю, что у этого места есть уши.

Даймонд кивает.

— До самой смерти.

Я смотрю на мужчин, стоящих позади него, и что-то внутри меня расслабляется. Я так сильно хотела свободы, но птица с подрезанными крыльями не может далеко улететь, когда плен — это все, что ей известно. Может быть, я всегда была предназначена для клетки, но теперь я могу выбирать, какой именно.

— Моя душа принадлежит тебе. — Слова льются из меня без колебаний, и земля, кажется, вздыхает с облегчением.

— Не ей, а нам, — бормочет Даймонд, опускаясь на колени, жестом предлагая мне последовать его примеру. Я борюсь с костылями, поэтому Спейд и Клаб окружают меня, каждый берет под руку и помогает мне встать на колени. Моя поврежденная нога болит, но я проглатываю боль — я испытывала и похуже — и опускаюсь на колени по другую сторону стола. Харт стоит позади Даймонда, наклонив голову, он наблюдает за мной. Его насмешливая ухмылка заставляет мое сердце биться быстрее.

— Повторяй за мной. Я отдаю свою душу добровольно. Сегодня вечером я приношу клятву Цирку Обскурум.

Я быстро повторяю это, и он одобрительно кивает.

— Цирк станет моим домом, моим убежищем, его артисты, моей семьей и товарищами по охоте. Я клянусь цирку своей душой. Я клянусь на картах ответить на зов.

Слова льются рекой, и Даймонд снова кивает.

— Я, Эмбер, клянусь в этом своей покинутой душой. Я клянусь быть единым целым с Цирком Обскурум до того дня, когда могила призовет меня домой.

Когда я повторяю это, он достает откуда-то маленький кинжал и протягивает его мне. Он сжимает лезвие, когда протягивает мне рукоятку. Я беру его, моя рука слегка дрожит.

— Кровь внутри, я отдаю ее добровольно. Я вскрываю себя ради тебя. — Он кивает на лезвие, и я повторяю слова, прежде чем полоснуть кинжалом по своей ладони, привлеченная неподвластной нам силой. Мое шипение наполняет воздух от острой боли, и я держу руку над чашей, наблюдая, как моя кровь попадает в таз. Рука Даймонда накрывает мою, сжимая кулак и увеличивая поток. От боли у меня кружится голова, но я остаюсь сильной, когда она наполняет чашу, я не кричу.

— Этой ночью и всеми последующими ночами я твоя. Я даю эту клятву и приношу тебе свою жертву. Возьми меня.

Я повторяю эти слова, и смотрю на стол.

Кажется, что кровь впитывается в дерево, вытекая из чаши на резьбу, окрашивая ее в красный цвет. Она исчезает до тех пор, пока чаша не опустеет, оставляя карточку там, где еще мгновение назад была моя кровь.

— Кровь наша, дело сделано, — объявляет Даймонд, когда я прижимаю руку к груди, не сводя глаз с карточки.

— Возьми, — бормочет он.

Медленно протягивая руку, я поднимаю её. Это такая же толстая черная карта, как и джокер, позвавший их ко мне, но когда я переворачиваю ее, то нахожу пустой.

— Твое будущее принадлежит тебе, как и твое имя. Здесь ты возрождаешься для цирка. — Спейд и Клаб помогают мне встать, и я встречаюсь с ними взглядом. — Дело сделано. Теперь ты одна из нас.

Я не чувствую никакой разницы, но я доверяю тому, что они говорят, даже если я не до конца понимаю это.

— Тебе нужно будет выбрать имя, и когда ты это сделаешь, карточка изменится.

— Зачем? — Я спрашиваю.

— Теперь ты одна из нас, — отвечает Харт. — Ты ночной кошмар.

Я слегка раскачиваюсь, но крепче сжимаю карточку.

Я одна из них.

У меня есть дом, который защитит меня.

Я отдала за это душу. Эта мысль должна была бы привести меня в ужас, но, если уж на то пошло, я чувствую себя умиротворенной, как никогда.

— Помоги ей добраться до ее нового дома. Тебе нужно отдохнуть. Поговорим завтра, — говорит Даймонд. — А пока позволь своему дому приютить тебя. — Он отворачивается и уходит в темноту, как призрак, исчезая, пока я смотрю ему вслед.

Взглянув на пустую карточку, я не могу не задаться вопросом, что ее заполнит.

Кем я стану?

Впервые за многие годы волнение наполняет мою душу.