Цветочная сеть

Глава 17

10 февраля, Пекин

— Скоро поймешь, почему я не работаю юристом, — сказала Хулань, когда они с Дэвидом заняли места в Народном суде Пекина. Зал был огромным и холодным. Некоторые зрители так и не сняли пальто и шарфы. Однако воздух казался странно спертым от сигаретного дыма и, как показалось Дэвиду, страха. На его глазах группа из трех судей в военной форме рассмотрела несколько дел подряд, и происходящее выглядело совершенно сюрреалистически.

В ходе первого процесса судили мужчину, обвиняемого в ограблении банка. Прокурор выкрикивал факты дела, а обвиняемый просто стоял с опущенной головой. Свидетелей не было, сам подсудимый отмалчивался. Однако в зале присутствовали его жена и двое детей. Они и внимали вердикту, который судья вынес менее чем через сорок пять минут.

— Вы нечестный человек, Гун Юань, — заявил судья. — Вы пытались перемахнуть на новый уровень процветания, украв у соотечественников деньги, нажитые тяжким трудом. Этого нельзя допустить. Единственное справедливое наказание для вас — немедленная казнь.

Второе дело касалось заурядного вора-домушника, приехавшего в Пекин из Шанхая. На этот раз, после того как прокурор изложил обвинения, судья задал подсудимому несколько вопросов. Знал ли он своих жертв? Приехал ли он в Пекин на законных основаниях? Понимает ли он, что в случае признания с ним обойдутся более снисходительно? Ответы были «нет», «нет» и «да». Тем не менее подсудимый решил не брать на себя ответственность за преступления. Судья заявил, что двадцать лет каторжных работ заставят его переменить мнение.

Эти слушания, пояснила Хулань, стали результатом кампании, которая началась чуть более года назад. Из-за роста преступности с целью получения выгоды правительство начало репрессии, которые привели к десяткам тысяч арестов и тысяче смертных приговоров.

— После осуждения, — пояснила она, — преступников водят по улицам и показывают по телевизору. На шею им вешают таблички, где перечислены их преступления. Этих людей ждет трудовой лагерь или смерть.

Жестокое правосудие имеет в Китае давнюю историю. Два раза в год в городах по всей стране развешивают списки — не в общественных местах, где их могут увидеть иностранцы, а за городскими стенами, в окрестностях, — с указанием имен казненных и их правонарушений.

— Родным тех, кого приговаривают к смерти, нужно еще и пулю оплатить, — продолжила Хулань.

— Но преступления наверняка серьезные? — спросил Дэвид.

Хулань покачала головой:

— Даже мелкие правонарушения могут стать основанием для жестокого приговора. Можно угодить на четыре года в лагерь просто за то, что отказался выполнять работу, или поменял место жительства, или просто стал «источником проблем».

— И многие лагеря, — сказал Дэвид, вспоминая прочитанные статьи, — поставляют дешевую рабочую силу американским фабрикам в Китае.

— Верно. США получают прибыль от проступков моих соотечественников. — Хулань кивнула в сторону зала: — Видишь, у нас тут все быстро. Никаких досудебных слушаний, никаких отсрочек, очень редко вызываются свидетели защиты, чтобы не мутить воду. Подсудимый виновен, пока не доказана невиновность. Когда вина подтверждается, определяется наказание, и приговор исполняется незамедлительно. Апелляции у нас бывают не чаще солнечного затмения.

Дверь открылась, и в комнату ввели Спенсера Ли. Его модный льняной костюм заменили белой рубашкой и черными брюками, на ноги подсудимому надели кандалы. Он шел склонив голову, а когда решил посмотреть вверх, охранник стукнул его кулаком по затылку, и голова заключенного покорно опустилась.

Суд над Ли, как и все слушания до него, был в лучшем случае небрежным. Женщина-прокурор — короткие завитые волосы и тяжелые очки в металлической оправе — встала. Громким и резким голосом она представила Спенсера Ли его китайским именем Ли Чжунго. («Китай Ли», — шепотом перевела Хулань.)

— Ли Чжунго опозорил не только свое имя, но и родину, — заявила прокурор. Затем она перечислила пункты обвинения. Ли связался с бандой, которая пыталась проникнуть в Китай. Известно, что они торговали людьми, а хуже преступления и быть не может. Дата въезда и выезда в паспорте и сам факт побега — обвинитель не сказала откуда именно — доказывают, что он причастен к нескольким убийствам.

Все закончилось через девяносто минут.

Судья объявил:

— Вы признаны виновным в различных коррупционных действиях и омерзительных преступлениях. Вы отняли много жизней, за что должны поплатиться своей. Казнь состоится завтра в полдень. — Ропот прокатился по залу суда. Судья сурово посмотрел на толпу, и все тут же замолчали. — До тех пор, — продолжил он, — вы будете содержаться в городской тюрьме номер пять.

Спенсера увели.

Муниципальная тюрьма № 5 располагалась на северо-западной окраине Пекина, возле Летнего дворца, куда императорский двор перебирался в самые жаркие месяцы. Ведя машину, Питер болтал без перерыва, а Дэвид и Хулань на заднем сиденье просто отдыхали. Они потеряли день, миновав международную линию дат. По прибытии в Пекин Дэвида высадили у «Шератона» («Ради приличия», — объяснила Хулань), благодаря чему обоим удалось как следует выспаться. Хулань договорилась о встрече с доктором Ду и послом Уотсоном после визита в тюрьму к Спенсеру Ли.

Дэвид впервые оказался вдали от центра города и смотрел на окружавшую его действительность с таким же трепетом и волнением, как и Питер во время поездки по Лос-Анджелесу. Неожиданно сплошная стена хутунов сменилась лесом новых высотных зданий убогого дизайна, построенных из монолитного бетона. Балконы на них застеклили, чтобы получились дополнительные комнаты. Вглядываясь в многоэтажки, Дэвид различал белье на веревках, растения на балконах, целующихся влюбленных. Куда бы они ни сворачивали — всюду кипела жизнь. На углу улицы какой-то мужчина, присев на корточки, омывал руки и ноги водой из жестяной кастрюли. Рядом с Пекинским зоопарком торговцы предлагали воздушные шары, маленьких плюшевых панд и жестяные банки с пепси. Дэвид видел и другие лотки: с одних продавали кухонные принадлежности, с других — свечи, благовония, воду в бутылках, компакт-диски, низкие стульчики из ротанга. На всех свободных участках тротуара старухи, одетые в толстые пуховики и белые косынки, плавно мели улицу бамбуковыми метлами. На некоторых перекрестках, размахивая руками и дуя в свисток, женщины-регулировщицы давали сигналы пешеходам, разрешая переходить дорогу. На одном оживленном месте, где несколько улиц сходились в большом круге, образовался стихийный рынок: крестьяне продавали фрукты, овощи, мясо, живую птицу, яйца, а также травы и специи для приготовления пищи и лекарств. Миновав еще один квартал, Питер въехал через высокие ворота во двор тюрьмы.

В административном здании Дэвида и Хулань встретила женщина-прокурор. За стенами зала суда мадам Хуан оказалась дружелюбной и общительной. Дэвид узнал, что они с Хулань вместе работали над многими делами на протяжении последних лет.

— Инспектор Лю находит преступников и доставляет их к нам, — объяснила прокурор Дэвиду, а затем добавила, что муниципальная тюрьма № 5 обслуживает ВИП-персон.

Они миновали несколько кабинетов и тренажерный зал для персонала, затем она провела их в комнату для допросов. Вошла девушка с термосом и налила в чашки дымящуюся жидкость. Не похоже на место, на которое нацелилась бы «Международная амнистия»[68], но теперь Дэвид знал, что почти все его предубеждения насчет Китая были неверны.

Пара охранников усадила Спенсера Ли напротив Дэвида и Хулань. Ли был одет в армейское пальто, спасающее от холода.

— Как вам новые условия проживания? — спросил Дэвид.

— Кажется, все в порядке.

— С вами хорошо обращаются? — Спенсер Ли надменно вскинул подбородок, и Дэвид добавил: — Вы в трудном положении.

Молодой человек оглядел комнату для допросов — совсем не похоже на комфортную жизнь в Лос-Анджелесе.

— Мы с инспектором Лю не верим, что вы причастны к смерти тех мальчиков…

— Суд постановил, что я несу ответственность. Значит, так и есть, — наконец сказал Ли.

— Вас казнят.

Но Спенсер Ли не выглядел обеспокоенным:

— Думаете, я полетел в Китай, чтобы смыться от вас? Думаете, я настолько глуп и не догадался, что сотрудники Министерства общественной безопасности будут ждать меня в Пекине, как только я приземлюсь? Вы действительно очень наивны.

Хулань собиралась что-то сказать, но Дэвид положил руку ей на плечо. Она встала и тихо вышла из комнаты.

— Таков и был план, — продолжил Ли.

— Расскажите мне об этом.

— Мой план — повеселиться. Кроме того, я же виновен.

— Тогда позвольте поинтересоваться, — дружелюбно заметил Дэвид. — Если вы виновны, то почему сказали Чжао, что Цао Хуа свяжется с ним, когда тот вернется в Пекин?

Сомнение исказило безупречные черты Спенсера Ли, затем он снова заявил о своей вине.

Дэвид посмотрел на часы, затем на Ли:

— Вам остались всего сутки. Мы хотим помочь. — Он старался говорить обнадеживающе. — Если за преступлениями стоит Гуан Минъюнь, должны казнить его, а не вас.

— Казни не будет, — заявил Ли, к которому вернулась былая уверенность. — Я уже говорил вам. Меня защитят. У меня есть влиятельные друзья.

Хулань вернулась с телефонным аппаратом, который включила в розетку.

— Я собираюсь позвонить в министерство, — сообщила она. — И хочу, чтобы вы слышали разговор.

Она набрала номер, попросила позвать начальника отдела Цзая, объяснила, где находится, и обрисовала ситуацию со Спенсером Ли. Затем предложила:

— Давайте подадим петицию на отсрочку казни Ли.

Я уверена, что со временем мы докопаемся до истины. — Она выслушала собеседника и сказала: — Да, он не намерен нам помогать. Но пожалуйста, давайте не будем терять нашу единственную ниточку.

Она кивнула несколько раз, попрощалась и повесила трубку.

— Спенсер, — тихо сказала Хулань, — люди, с которыми вы имеете дело, вам не помогут. — Когда заключенный не ответил, она продолжила: — Я пытаюсь спасти вам жизнь. Мой начальник говорит, что подаст петицию, но вы должны мне помочь.

Молодой человек не поддался:

— Вы же китаянка, инспектор Лю. Вы должны понимать, что семья — это все. Мне ничего не угрожает. Теперь я могу вернуться в камеру?

— Если суд, по нашему настоянию, согласится на петицию, то я не сомневаюсь, что нам удастся отсрочить или отменить казнь, — сказала Хулань, когда они возвращались в город. — Между тем надо попытаться найти доказательства, свидетеля, что угодно. Если получится, Ли, возможно, поверит нам и скажет, кто на самом деле стоит за этими преступлениями.

— Возможно ли, что он прав и его не казнят?

— Кто же его защитит? Дэвид, ты сам сказал: он марионетка.

Теперь Дэвид начал сомневаться, стоит ли мчаться на встречу с доктором Ду.

— Разве не лучше сразу отправиться к Уотсону и Гуану?

— Это подождет, Дэвид. Главный элемент — медвежья желчь. — Когда он неохотно согласился, Хулань продолжила: — Мы ничего не знаем об этом бизнесе. Доктор Ду — единственный из моих знакомых, кто в силах нам помочь.

Пока Дэвид и Хулань спешили в Пекинский институт траволечения, Питер отправился в квартиру Цао Хуа, чтобы найти продукты марки «Панда бренд», которые Хулань заметила тогда в холодильнике.

Лифт в институте по-прежнему не работал, поэтому они преодолели шесть лестничных пролетов до кабинета доктора Ду. Он тепло приветствовал их, распорядился подать чай и спросил:

— Чем вам помочь?

Пока Хулань и Дэвид вкратце рассказывали о своих недавних открытиях, доктор Ду сочувственно качал головой. Когда они закончили, китаец потер руки:

— Вас интересует желчь медведя? Я вам расскажу. Но для начала вам надо понять основу нашей традиционной медицины.

Хулань посмотрела на Дэвида. Они спешили, но информация им пригодилась бы.

— Как сочтете нужным, доктор, — наконец согласилась Хулань.

— Хорошо, — кивнул доктор Ду. В привычной ученой манере он поведал, что первые упоминания о китайской традиционной медицине относятся к 3494 году до нашей эры, что делает лечебную систему Китая самой древней в мире. — По сей день пациенты получают те же рецепты, а главное умение врача заключается в том, чтобы подобрать правильную дозу. Если вы справитесь с дозировкой, то сможете стать лучшим врачом во всем Китае. Взгляните на меня: я практиковал тридцать лет и осматривал многие тысячи пациентов, но никогда не назначал одинаковую дозу.

— Простите, доктор, за мое невежество, — перебила Хулань, — но я помню, что некоторые лекарства согревают, а некоторые охлаждают.

— О да! Мы выделяем четыре субстанции: холодную, горячую, теплую и прохладную. Но я также рассматриваю четыре направления действия лекарства: восходящее, нисходящее, плавающее и погружающееся. Еще я оперирую пятью вкусами: острым, сладким, кислым, горьким и соленым.

— И как же вы понимаете, какую дозу назначать? — спросил Дэвид.

— Ориентируясь на возраст пациента, на время года. Потребность в охлаждающем или разогревающем лекарстве зависит от того, лето на дворе или зима. Еще важно, откуда родом пациент. В разных провинциях Китая люди едят разные продукты. Лекарство, предписанное пациенту из Сычуани, отличается от того, что я даю кантонцу. Погода в Сычуани мягкая и жаркая, люди едят горячую и острую пишу, поэтому препараты для сычуаньцев имеют яркий аромат и сильное действие. Для кантонцев, которые употребляют в пищу прохладные продукты, я выберу снадобье полегче. — Внезапно доктор Ду поднялся со стула: — Пойдемте, покажу.

Пока они шли по коридору, Хулань поинтересовалась:

— Вы применяете продукты марки «Панда бренд»?

— Иногда. Но, как вы увидите, мне нравится самому смешивать препараты.

Он остановился у очередной двери и пригласил гостей в кладовую. Все пространство на полу занимали огромные мешки, каждый из которых был открыт, чтобы было видно содержимое. Хулань и Дэвид опознали гвоздику, корицу, кардамон, мускатный орех и цедру мандарина; как пояснил доктор, эти средства хороши при икоте, хрипе, стафилококковой инфекции, сальмонеллезе, гриппе и множестве других недугов. Они увидели минералы в виде кристаллов, порошков или зазубренных обломков породы — флюорит, янтарь, пемзу, буру, киноварь. Доктор Ду показал им клубни, ветви и корневища самых разных размеров, форм и цветов. В одном мешке лежало нечто вроде шафрана; в другом — ворохи сухих желтых цветов размером с блюдце. Нашлись на складе корень лопуха, мелия, плоды личи и орехи гинкго.

Доктор Ду постарался объяснить, какие травы для чего используются, и Хулань замучилась с переводом, поскольку для многих китайских слов просто не знала английского эквивалента. Некоторые названия она при всем желании не смогла бы перевести, поскольку растения произрастали в отдаленных районах и сохранили чудные наименования, которые приходилось переводить дословно: «вино из куриной крови», «семена из логова змеи».

Доктор Ду отвел Дэвида с Хулань в соседнюю комнату, где хранились лекарственные средства, но уже животного происхождения. Здесь снова стояли мешки, на этот раз полные морских ушек, моллюсков и панцирей черепах, снадобья из которых укрепляют дух, снижают раздражительность, борются с бессонницей, учащенным сердцебиением и беспокойством. Высушенных морских коньков применяли при импотенции и недержании. Высушенные скорпионы были сгруппированы по размеру и помещены в большие жестяные чаши. Точно так же шелкопряды разделялись по стадиям развития, а еще — на «здоровых» и «больных». В одной чаше лежали фекалии шелковичного червя, полезные при сыпи, спазмах икроножных мышц и диарее. Были здесь и целые груды высушенных змей, сотни многоножек, связанных в пучки.

— Я знаю, вопрос деликатный, — сказал наконец Дэвид, — но многие лекарства, как известно, получают из находящихся под угрозой исчезновения животных…

— Медведей, тигров и носорогов. Я таким не пользуюсь.

— Как вы быстро ответили, — нахмурилась Хулань, в которой проснулся следователь.

— Я ответил быстро, потому что каждую весну правительство отправляет меня в разные провинции, где я рассказываю практикующим врачам об альтернативах запрещенным препаратам.

— А как насчет медвежьей желчи? — настаивал Дэвид.

— Медвежий желчный пузырь впервые назначили в качестве лекарственного средства три тысячи лет назад, — ответил доктор Ду. — С тех пор многие ученые писали о пользе снадобий из желчи, мяса, мозга, крови, лап и спинного мозга медведя. Но желчный пузырь считается самой важной частью туши и очень сильным средством, подобно рогу носорога, женьшеню или струе кабарги.

— Простите, конечно, — поморщился Дэвид, — но вы ведь не всерьез считаете, будто вся эта ерунда работает.

Повисло долгое молчание. Наконец доктор Ду заговорил:

— Ингредиенты могут показаться вам странными, однако на самом деле многие ваши фармацевтические компании используют в своих продуктах синтетические аналоги тех же веществ, поскольку они доказали свою эффективность. Активным компонентом желчи медведя является урсодезоксихолевая кислота. Синтетическая версия, производимая в США, растворяет камни в желчном пузыре человека и считается перспективной для лечения даже фатальной формы цирроза печени. — Затем строгое лицо доктора Ду растянулось в улыбке: он простил заморского дьявола за невежество. — Можно использовать коровью или свиную желчь…

— Но?

— Своими привычками свиньи и медведи напоминают людей, и едят они то же самое. Некоторые врачи назначают в больших дозах коровью желчь, но я не слишком уверен в подобной тактике. Разве среди нас есть коровы? — * Не получив ответа, доктор Ду продолжил. — Я предпочитаю вместо медвежьей желчи назначать гардению, ревень, корень пиона, даже мадагаскарский барвинок, но, как я уже говорил, подобрать правильную дозу способен только профессионал высокого уровня

— А вы не можете брать желчь с медвежьих ферм?

— Некоторые люди считают, что допустимо держать медведей на фермах ради получения желчи, но вот что я вам скажу: там обращаются с животными просто ужасно!

— А как именно получают желчь? — спросила Хулань.

— Врачи хирургически имплантируют трубку в желчный пузырь. Она удерживается металлическим корсетом вокруг живота медведя. Запасы желчи все время истощаются. Некоторые люди даже платят, чтобы выпить свежую медвежью желчь сразу после ее экстракции.

— Как же действуют фермы, если они незаконны? — поинтересовался Дэвид.

— Вы иностранец, поэтому не понимаете Китай, — сочувственно заметил Ду. — В нашей стране правительство слишком занято другими делами, поэтому этим негодяям все сходит с рук. В отдаленных провинциях — Цзилинь, Юньнань и Хэйлунцзян — любой может поймать пару медведей и организовать ферму. Даже в окрестностях Чэнду в провинции Сычуань вы обнаружите штук сто медвежьих ферм. В Китае более десяти тысяч животных содержатся на незаконных медвежьих фермах.

— Откуда вы все это знаете, если процесс извлечения держат в секрете, а полиция закрывает на происходящее глаза? — спросила Хулань.

— Я уже говорил, правительство отправляет меня в разные провинции. В некоторых поездках я совершал рейды на медвежьи фермы. — Он помолчал немного, а затем добавил: — Сами фермы просто ужасны, но потребители счастливы: считается, что от дикого зверя можно получить самое качественное лекарство.

— Почему?

— Потому что вы тем самым перенимаете и качества самого животного, будь то медведь, тигр или обезьяна. Пациенты надеются стать сильнее, свирепее или научиться дурить окружающих. Вот почему большинству не нужны медведи с ферм: люди хотят увидеть дикого зверя своими глазами.

— А как работают аналоги медвежьей желчи? Как вы их используете?

— Твои родители столько всего знают про традиционную медицину, — заметил доктор, — почему же не обучили тебя?

— Я много лет жила в Америке, — объяснила Ху-лань.

Доктор Ду почесал подбородок, затем скорбно покачал головой, будто сетуя, что Хулань многое потеряла в далекой стране.

— Медвежья желчь горькая и холодная. Горькие лекарства рассеивают тепло, высушивают излишнюю влажность и очищают организм. Холодные лекарства остужают кровь и выводят токсины из организма.

— И для чего в таком случае вы используете медвежью желчь?

— Я не использую ее!

— Ладно, но в каком случае вы прописали бы такое горькое и холодное лекарство?

— При желтухе, поражениях кожи, судорогах у детей, лихорадке, язвах, плохом зрении. А еще для лечения геморроя, бактериальных инфекций, рака, ожогов, боли и покраснения в глазах, астмы, синусовых инфекций, разрушения зубов…

— Короче говоря, от всего и для всего, — буркнула Хулань с неприкрытым скептицизмом. — Это просто плацебо?

— Вы явились сюда и заявляете такое доктору Ду? — В голосе старика явственно прозвучала обида. — Наша медицина намного старше западной. Никакое это не плацебо. Именно поэтому меня приглашают читать лекции на медицинском факультете в Гарварде, и наше правительство не возражает против таких поездок. — Китаец вскинул руки, выпроваживая наглых дураков: — А теперь уходите! Я устал от ваших вопросов! — Уже у двери он погрозил пальцем Хулань: — Ты относишься к нашей культуре без должного уважения! Твои родители будут очень разочарованы в тебе.

Внизу их ждал Питер на «саабе».

— Как все прошло? — спросил он, отъезжая от института.

— Кажется, мы оскорбили доктора, — вздохнула Хулань.

Дэвид фыркнул:

— Это еще мягко сказано!

— Но удалось получить какую-нибудь ценную информацию? — поинтересовался Питер.

Хулань и Дэвид переглянулись.

— Не знаю, — протянула Хулань. — Может быть.

— Я все равно не понимаю, как удается работать фермам, если они нелегальные, — заметил Дэвид.

— Наше правительство запрещает многие вещи, — сказала Хулань, — но люди хотят зарабатывать деньги. Некоторые утверждают, что открывают «легальные» медвежьи фермы, якобы у них есть разрешение, но я готова поклясться, что разрешение у них только на открытие своего дела, но отнюдь не медвежьей фермы.

— И никто не проверяет?

— Думаю, нет, — печально покачала головой Хулань.

— А у меня хорошие новости, — заявил Питер. — Вы были правы, инспектор: холодильник Цао Хуа забит медвежьей желчью с этикеткой «Панда бренд».

— Посол выйдет к вам, как только сможет, — резко сказал Фил Файерстоун, атташе Уильяма Уотсона. — Мы переживаем кризис, и посол ужасно занят.

— Хотелось бы думать, что расследование убийства сына для него важнее международных дрязг, — заметила Хулань нравоучительным тоном. На этот раз Дэвид склонен был согласиться с ней: ему уже надоело, что Уотсон постоянно увиливает от беседы.

— Естественно, посол продолжает скорбеть, — мягко сказал Файерстоун. — Но иногда приходится ставить общие интересы выше личных.

— Пока мы ждем, возможно, вы ответите на некоторые наши вопросы? — предложил Дэвид.

Файерстоун начал было закатывать глаза, но передумал и со вздохом согласился:

— Давайте.

— Как вы обрабатываете заявления на визу? Файерстоун покачал головой:

— Заявления? А при чем тут они? — Когда Дэвид не ответил, Файерстоун снова вздохнул: — Ну ладно. Люди приходят сюда — вы видели их снаружи, — стоят в очереди, получают заявки и заполняют их. Затем мы проводим беседу. Если кто-то собирается в США по делам, мы должны увидеть официальное приглашение от организации-спонсора или властей штата. В этом нет ничего удивительного: китайцы требуют такие же приглашения, когда обрабатывают заявления на визу для американских граждан. Готов поспорить, что вы получили перед поездкой официальное приглашение от Министерства общественной безопасности.

Дэвид кивнул и спросил:

— А если у соискателя нет приглашения от корпорации?

— Такие случаи мы рассматриваем немного иначе, — сказал Файерстоун. — В конце концов, многие китайцы мечтают уехать из страны, и я говорю не только о диссидентах.

Хулань про себя удивилась, как всего за несколько дней газетные заголовки изменили даже такого подхалима, как Файерстоун. Его рефлекторная любезность за неделю испарилась с той же легкостью, как капли дождя поздней весной. Теперь атташе видел Китай без пяти минут врагом, а Министерство общественной безопасности и его расследование превратились в символ всего зла в китайском обществе.

Дэвид решил проигнорировать грубость Файерстоуна:

— Кто штампует визы?

— О чем вы? — Терпение у сотрудника посольства кончилось. — Если вы обвиняете кого-то в неправомочных действиях, почему бы не сказать прямо?

— Просто ответьте на вопрос.

— У нас есть специальный отдел, который этим занимается. Но, черт возьми, я лично проштамповал пару паспортов, и даже посол иногда ставит печати. Все совершенно законно!

Тут раздался голос посла, который, как и в предыдущий раз, начал говорить еще до того, как вошел в кабинет.

— У меня мало времени, — объявил он еще от двери, — я жду звонка президента! — Он пересек кабинет, небрежно пожал руку Дэвиду и Хулань, затем сел. После минутной паузы Уотсон распорядился: — Фил, подай, пожалуйста, этим господам кофе!

Как только помощник удалился, посол отбросил формальности и от души поблагодарил гостей за то, что убийца сына арестован и осужден.

Дэвид и Хулань накануне обсудили, как подобрать ключик к этому человеку. Следует ли относиться к нему как к противнику — подход, рекомендованный Хулань, — или как к гражданину США с самым высоким рейтингом в Китае? Положение осложнялось тем, что перед ними стояли две совершенно разные задачи: во-первых, узнать, каким образом Гуан Хэнлай, Цао Хуа и другие курьеры с такой легкостью получили визы, а во-вторых, донести до посла Уотсона новость о том, что его сын, похоже, был связан с некоторыми довольно сомнительными типами. Дэвид с Хулань решили, что лучше всего сначала обсудить выдачу виз, что, без сомнения, вызовет гнев посла. Тогда и можно будет выложить Уотсону правду о сыне. А заодно узнать информацию, которая спасет Спенсера Ли.

Но пока они не очень-то продвинулись в расспросах. А вскоре Фил Файерстоун вернулся с кофе и напустился на них:

— Почему вы продолжаете спрашивать обо всякой ерунде? Она не имеет никакого отношения к делу! Пустая трата времени посла. Я уже говорил вам, что он сейчас очень занят.

— Мы говорим о серьезной угрозе национальной безопасности, — прямо заявил Дэвид. — Незаконное оформление виз является федеральным преступлением. А это значит, Файерстоун, что виновному придется провести определенное время в тюрьме.

Фил Файерстоун покраснел.

Дэвид обратился к послу:

— Если по части виз и были какие-то нарушения, то наверняка не первый раз. Думаю, послу известны случаи, когда сотрудники выходили за рамки своих дипломатических обязанностей.

— Если вы обвиняете меня… — пробормотал Файерстоун.

— Не бери в голову, Фил, — перебил посол. — Разве ты не видишь, что тебя просто пытаются вывести из себя? Возвращайся к себе в кабинет, а за меня не волнуйся. Но когда поступит звонок от президента, сразу же дай мне знать, хорошо? — Когда Файерстоун закрыл за собой дверь, посол пожурил Дэвида: — Ну же, Старк, оставьте парня в покое.

Тот поднял руки и пожал плечами;

— Стоило попробовать.

Посол покачал головой и слабо улыбнулся:

— Я сам все проверю, хорошо? Чем еще я могу быть полезен?

— Речь о вашем сыне, — осторожно начал Дэвид.

— Если вы намекаете, что проблемы у него начались еще в детстве, поверьте, я и сам в курсе. Без сомнения, у Билли случались неприятности, но в последнюю пару лет он исправился.

— В последнюю пару лет?

— Да, он хорошо учился в колледже, и мы с Элизабет гордились нашим мальчиком.

— Господин посол, ваш сын не учился в колледже. Его исключили два года назад.

— Вы ошибаетесь! — взвился посол.

— Боюсь, нет. Мы с инспектором Лю проверили его личное дело.

— Но я же выписывал чеки…

— Колледжу или самому Билли? — уточнила Хулань.

Уотсон перевел взгляд на нее и подтвердил:

— Самому Билли. Боже мой, Билли! — Уотсон побледнел. Впервые за время знакомства Хулань видела отца, опустошенного горем.

— Ваш сын… — Дэвид откашлялся и начал снова: — Ваш сын приезжал в Китай каждую пару месяцев. Вы знали об этом?

— Нет! Билли навещал нас только на рождественские каникулы и жил у нас несколько дней летом.

— Извините, господин посол, но ваш сын проводил много времени в Китае. Обычно он путешествовал с Гуан Хэнлаем.

— С еще одним погибшим мальчиком?

— С сыном Гуан Минъюня, все верно. — Дэвид колебался. — Мы считаем, что он также общался с некоторыми другими людьми. — Он вытащил список возможных курьеров и передал его Уотсону: — Всем этим людям проставили визы здесь, в посольстве.

Американец взял список дрожащей рукой:

— Я затрудняюсь объяснить это.

Теперь пришло время рассказать послу правду о сыне. Когда Дэвид сообщил о контрабанде медвежьей желчи и своих подозрениях, что в ней замешан Билли Уотсон, посол повторил:

— Вы ошибаетесь! Такого просто не может быть.;!

— Мы с инспектором Лю готовы работать круглосуточно, чтобы докопаться до правды, — пообещал Дэвид, после чего разъяснил ситуацию со Спенсером Ли. — Я знаю, времени мало, но нельзя ли поручить нескольким доверенным лицам проверить нарушения в области выдачи виз? Мы считаем, что это очень важная улика, и вы спасете жизнь невинному человеку.

— Ни за что! — выпалил Уотсон. — Ли осужден за убийство моего сына. Он поплатится за свое преступление.

Сколько Дэвид и Хулань ни пытались убедить Уотсона, тот стоял на своем, однако и Дэвид не собирался сдаваться:

— Я могу получить предписание от Государственного департамента. Тогда вам придется начать внутреннюю проверку.

— К тому времени убийцу моего сына казнят, и все будет кончено.

Тут в кабинет вошел Фил Файерстоун и сообщил, что президент на проводе.

— Наш с вами разговор придется отложить, — сказал посол.

— Еще один вопрос, прежде чем мы уйдем, произнесла Хулань, поднимаясь. — У вашего сына был совместный бизнес с Гуан Хэнлаем. Вы уверены, что ничего не слышали об этом?

Грубоватое моложавое лицо Уильяма Уотсона вдруг разом постарело.

— Мне нечего сказать, инспектор. Похоже, я плохо знал сына.

Файерстоун поторопил:

— Посол, президент ждет вас!

Когда Дэвид и Хулань направились к двери, посол Уотсон, уже потянувшись к кнопке переключения связи на телефоне, высказал последнюю просьбу:

— Пожалуйста, не говорите ничего моей жене. Элизабет столько всего пережила. Это просто доконает ее.