Давай мы станем незнакомцами

Глава 18

— Ни стыда, ни совести! — взревел папа, подлетая к Мереминскому. — Да ты хоть знаешь, сопляк, сколько я за неё выложил…

— Володя, успокойся! — осадил его дядя Рома, отец Корсакова, хватая за предплечье.

— Догадываюсь, — усмехнулся Ярик, бесстрашно встречаясь взглядом с моим отцом. — И что?

— Наглец! Он мне ещё дерзить вздумал! — ещё больше завёлся папа, обрушивая на нас следом поток нецензурной брани.

— Володь, это же просто дети! — попытался угомонить его Роман Викторович. — Это Ярик — Сашкин друг… О, и Маришка тоже здесь!

— Друг? Знаем мы таких друзей, из-за которых дети потом в реабилитационных клиниках по пять раз в год лежат! Или из ментовки не вылезают! — не унимался папа. — Ты бы лучше следил с кем твой Сашка дружбу водит… Я вот тебе уже давно говорю, что вам пора менять район! Тут одни наркоманы и беспризорники ошиваются… Что от таких ещё ожидать можно?!

— Я не нарик. И родители у меня есть, — не согласился с такой предъявой Мереминский.

— А толку то?! Ты хоть понимаешь, что натворил? Кто тебе право дал портить чужое имущество?! Да ты в жизни никогда себе такую машину позволить не сможешь! Разве что рядом постоять, как сейчас, и то не факт…

— Поживём — увидим, — усмехнулся Ярик, излучая совсем несвойственную для девятилетнего мальчишки самоуверенность.

— Володь, ну ты чего завёлся из-за какой-то херни…

— Ром, у Ахметова на неделе вот такие же отморозки лобовуху разбили! Этот мне крыло решил подправить. Я понимаю если бы мы «серьёзным людям» дорогу перешли и нам в наказание машины расхреначили. Но чтобы просто огрести от какой-то шпаны?! Это уже вообще ни в какие ворота! Я для чего пахал без продыху несколько месяцев? Чтобы потом по автосервисам возить новую тачку, потому что какой-то сопляк не умеет пинать мяч в пределах футбольного поля?! Слышь пацан, да ты хоть понимаешь, что твои родители всю жизнь будут горбатиться, чтобы ремонт оплатить?!

— У моего дяди свой автосервис. И я ему иногда помогаю. У него там работают одни из лучших спецов по кузовщине. Можете спокойно загонять свою тачку. И не такие вмятины там выправляли… — ничуть не пугаясь грозного крика отца, ответил Мереминский.

Восхищённо смотрю на его совершенно невозмутимый вид. Вот как у него так получается?! Я же сама в этот момент дрожала, как осиновый лист на ветру, и никак не могла обуздать свой страх перед рассерженным родителем.

— Нет, ты слышал, как он со мной разговаривает?! Как будто одолжение делает! Ещё усы не отросли, а он мне уже указывает, где я должен свою машину ремонтировать! — раздражённо заметил Владимир Сергеевич, опускаясь вниз, чтобы осмотреть вмятину, и потом вновь разразиться потоком брани по поводу происходящего.

— Папа! — наконец подаю я голос, робко выглядывая из-за спины Мереминского.

В последнее время мама с грустью замечала, что отца стало всё чаще «заносить». Первый успех и первые большие деньги пробудили в нём не самые лучшие качества, такие как вспыльчивость, высокомерие и гордыню. Хотя и он, и дядя Рома были из тех, про кого обычно говорили «из грязи в князи» — оба из обычных семей, оба закончили местный «Строяк»[1], оба в юности работали на одном заводе. Потом, когда отец вернулся в Самару, они вместе открыли небольшую фирму, которая уверенно завоёвывала рынок в нашем регионе. Только на дяде Роме большие деньги особо никак не отразились. А вот отец как-то стал свысока смотреть на тех, кто, по его мнению, «ничего из себя не представлял» и тех, кто «даже не пытался вылезти из нищеты».

Я же поначалу совершенно не видела этих изменений в его характере — папа для меня всегда был лучше всех. И эта истина никогда не подвергалась сомнению. Я искренне считала, что ему можно было вести себя как угодно — потому что он работал без продыху и довольно круто «раскрутился» за какие-то пару-тройку лет. Построил с нуля бизнес в непростой строительной сфере исключительно лишь благодаря своему уму, деловой хватке и невероятной работоспособности.

Но в тот момент, когда он орал на Ярика, я впервые усомнилась, что папа всегда прав. И наверное, тогда я впервые испытала что-то похожее на стыд из-за того, как он общался с Яриком. И из-за того, что все обвинения, звучавшие в его адрес, были совершенно несправедливыми. Ведь тот удар — это была целиком и полностью моя вина.

— Марина Владимировна, потрудись, пожалуйста, объяснить, что ты забыла в компании этого отщепенца?! — резко распрямляется отец, впечатывая в меня свой рассерженный взгляд, от которого у меня тут же всё холодеет внутри.

— Он не отщепенец!! — возмущённо завопила я, на секунду позабыв о своём страхе. — Он мой друг!

— Дерзкий щенок с замашками вандала? М-да хорошие у тебя друзья, доча!

— Папа!!

— На вопрос отвечай! Что ты забыла в компании этого наглеца? — вновь перешёл на грозный рык отец, от чего меня с удвоенной силой начала колотить нервная дрожь. — Или ты тоже причастна к тому, что тут произошло?!

Открываю рот, чтобы озвучить своё признание, но слова застревают у меня в горле. В лёгкие будто насыпали песка и сколько бы я не делала отчаянных вдохов, мне всё равно не хватало кислорода. Это был какой-то дикий, неконтролируемый страх. Возможно, потому что я никогда не видела папу таким разъярённым…

— Мы с ней просто играли в футбол. Это я случайно пнул мимо ворот и попал в машину, — не моргнув глазом соврал Мереминский, взяв меня за руку и переплетая свои пальцы с моими. — Марина тут ни при чём…

Невольно округляю глаза, пытаясь осознать, что сейчас произошло. Опускаю взгляд на наши сцепленные руки и напрочь забываю всё, что хотела сказать отцу.

[1] Строяк — так обычно кратко называют жители Самары Академию строительства и архитектуры.

— Тоже мне защитник нашёлся!.. — пробурчал папа.

А ведь и правда — защитник.

В горле скапливается тяжёлый ком, глаза начинает щипать, точно вот-вот польются слёзы. Но не от страха перед рассерженным отцом, и не от стыда за свой поступок. А потому что… Впервые в жизни я на собственном опыте узнала, что такое благородство и отвага, о которых я до этого так много читала в книгах.

Смотрю на Ярика и понимаю, что он первый из всех знакомых ребят, который за меня заступился. Не перед отцом, а вообще. Он был первый, кто меня поддержал. Это было очень странное, но удивительно приятное ощущение — знать, что ты кому-то небезразличен. Что кто-то в этом мире на твоей стороне и может вот так запросто подставить своё плечо. Или точнее, подержать тебя за руку в тяжёлый момент…

Обычно мне всегда приходилось самой отвоёвывать «место под солнцем» среди своих сверстников. Спасибо за это моему «замечательному» характеру, из-за которого я довольно часто попадала во всякие конфликтные ситуации. Подруг у меня никогда не было, а пацанам довольно часто приходилось доказывать, что я действительно достойна того, чтобы находиться с ними в компании.

И я была совершенно точно уверена, что любой из них, окажись сейчас на месте Ярика, сдал бы меня отцу с потрохами, лишь бы избежать проблем.

Но Ярик не стал…

— Ромыч, вот и что мне с этим наглецом делать, а?!

— Я уже сказал, что мой дядя сможет выправить вам крыло, — повторил Ярик, ободряюще сжимая мою ладонь. А может, заодно подавая мне сигнал, чтобы я не взболтнула лишнего.

Наверное, в тот самый момент я и влюбилась в него без памяти. Нет, передо мной стоял не Артур Грей — герой моей любимой книги «Алые паруса». Это был мой собственный принц, который шагнул в эту реальность прямиком из моих детский грёз. Настоящий герой — воплощение благородства, достоинства и отваги. Именно таким казался мне в тот момент Ярик. И это были не просто красивые слова, которые зародились в голове маленькой влюбленной девочки.

Одно дело очароваться внешней оболочкой: красивые черты лица, харизма, весёлый нрав и отличное чувство юмора. Всё это с легкостью позволяло домыслить и самостоятельно наделить человека любыми положительными качествами, которые подходили под выдуманный образ. И совершенно другое дело, воочию убедиться, что все те идеальные черты, которые ты нарисовала в своей голове, оказались правдой. Что Ярик действительно был таким, каким я представила его при нашем знакомстве — целеустремлённым, добрым, бесстрашным…

Не многие взрослые могли противостоять моему отцу, а что уж говорить о ребёнке? Взять вину на себя, зная, что тем самым он навлекает на свою семью большие финансовые проблемы. Чтобы отважиться на такое нужно было обладать невероятной смелостью и решительностью. Тем более ради постороннего для тебя человека.

Я не знаю почему Мереминский решил тогда помочь вредной приставучей девчонке, которую видел первый раз в жизни. Девчонке, которая пыталась «навалять» ему в футболе, а потом чуть не грохнулась в обморок, испугавшись гнева своего отца. Но он это сделал.

Когда я говорила папе, что Ярик мой друг, я не врала. Я действительно в тот момент искренне в это верила. Или очень хотела, чтобы это стало правдой… Поступок Ярика и наша общая тайна сблизили нас, и тем самым положили начало нашей многолетней дружбе. Которая со временем трансформировалась для меня в первую настоящую любовь.

Уже потом я узнала, что никакого дяди у Мереминского не было. Просто отец Ярика иногда брал его с собой к другу, который владел небольшим автосервисом на окраине города. Там действительно работали первоклассные мастера по кузовному ремонту. Но мой отец так к ним и не обратился.

Не знаю, что тогда на него нашло в тот день — плохое настроение, какие-то проблемы по работе, из-за чего он так сильно вспылил, но по итогу он не стал требовать денежной компенсации с семьи Мереминского. А вот меня всё равно наказали. Правда не за тот неудавшийся футбольный финт, а за то, что посмела пререкаться с отцом, вступившись за Мереминского.

Папа до сих пор не знал, кто на самом деле разбил его красный «Порше». Сначала мне было страшно признаваться, потом стыдно, что я долгое время скрывала от него правду, а потом… Воспоминания затёрлись, потеряли остроту и потому моё признание казалось совершенно бессмысленным и никому ненужным. К тому же, все эти годы я дико боялась разочаровать отца. Он и так почти каждый день находил повод для недовольства мной и моим успехами. А эта ситуация могла очень сильно «уронить» меня в его глазах.

Но, наверное, сейчас, оглядываясь назад, я бы всё-таки посоветовала той испуганной маленькой девочке найти в себе силы, чтобы рассказать ему правду. Потому что с того самого дня отец невзлюбил Мереминского. И за все эти годы он так и не поменял к нему своего отношения.

— Получается, разбитый красный «Порше» — это ваше общее детское воспоминание, — задумчиво протягивает Лизка.

— Да.

— Вот хот убей — но я всё равно не понимаю, почему он так одержим этой идеей с машиной! Да, это напоминание о вашей первой встрече. И это конечно очень мило, но… Почему у меня такое ощущение, что он не тебе хочет приятное сделать, а твоему отцу что-то доказать?!

— Не удивлюсь, что эта версия тоже верна, — усмехаюсь я. — Но она не главная.

— А что тогда?

Тяжело вздыхаю. Чёрт! Вот не хотела же ничего сегодня ворошить… Но, кажется, Лизка твёрдо намерена вытащить из меня парочку тайн нашего с Яриком прошлого.

— Мм… Чтобы ответить на этот вопрос, придётся рассказать тебе, как прошло моё четырнадцатилетие, и что я тогда наговорила Мереминскому.