Давай мы станем незнакомцами

Глава 67

— Очень вкусно, — говорит Ярик, опустошая вторую тарелку бульона и доедая филе. — Спасибо, Мариш!

Я никогда не любила готовить. Но видеть, как твой любимый мужчина уплетает за обе щёки приготовленную тобой еду — есть в этом что-то безумно приятное. Наверное, это какой-то базовый женский инстинкт, который, обычно, во мне глубоко дремлет и просыпается исключительно рядом с Мереминским.

— Пожалуйста, — сухо киваю я, стараясь сдержать до неприличия довольную улыбку. Забираю тарелку из рук Ярика, чтобы отнести в посудомойку.

— Я знаю, что ты специально…, - начинает Мереминский, но тут же заходится в кашле.

— Чего я специально?

— Учила рецепты, чтобы порадовать меня, — говорит Ярик, чуть приподнимается с дивана и находит мой растерянный взгляд. — Чтобы приготовить мои любимые блюда. Мама мне рассказала…

Чёрт, Татьяна Михайловна! Ну ведь просила же, как человека! Хотя на что я надеялась? Длинный язык — это, похоже, общая семейная черта всех Мереминских!

— Прости, что не ценил этого раньше.

Отворачиваюсь и прикрываю глаза, чтобы унять рвущиеся наружу слёзы. Ну вот зачем? К чему сейчас эти признания?! То, что было раньше, уже не вернешь…

— Тебе нужно надеть сухую футболку, — глухо говорю я, не желая развивать тему. Да сама мысль, что это, возможно, наш последний дружеский вечер рвёт мне душу на части, а Мереминский похоже решил окончательно добить меня своими признаниями!

Ставлю посуду в посудомойку, убираю кастрюлю с остатками куриного бульона в холодильник. Пускай потом ещё поест, как проснётся. Сомневаюсь, что он завтра будет в состоянии себе что-то приготовить.

Лизку, может, попросить с Корсаковым заехать и покормить этого захворавшего героя?

— Давай я помогу тебе подняться на второй этаж. Мне кажется, на кровати всё-таки удобнее спать, чем на диване… — возвращаюсь в гостиную, аккуратно присаживаюсь на краешек дивана, на безопасное расстояние от Мереминского. Чтобы между нами было минимум физического контакта и минимум возможностей для душещипательных бесед.

— У меня нет кровати, — Ярик с тяжёлым вздохом падает на подушку и вновь натягивает до подбородка плед.

— В смысле у тебя нет кровати?!

— Ну, то есть, есть основание, а матрас отдельно стоит, — пояснил Мереминский, начиная стучать зубами.

Да что ж такое-то! После жаропонижающих, обтираний и куриного бульона ему же должно было стать лучше!

— То есть у тебя есть основание, есть матрас, но ты всё это время спишь на диване в гостиной?! — непонимающе уставилась я на Ярика.

— Марин, а зачем мне спать одному на огромной круглой кровати? — впивается в меня своим внимательным синим взглядом, пронзая насквозь моё и без того изнывающее от боли сердце. — Я её не для этого покупал…

— Я вообще не понимаю зачем тебе понадобилась огромная круглая кровать! — недовольно восклицаю я, стараясь обработать в своей голове полученную информацию.

Он ведь встречался с Ланой, когда купил эту квартиру. Конечно же, она оставалась у него на ночь, но… Получается, в спальню он её не водил? Но почему?!

— А ты не помнишь, да? — усмехается Ярик. — Солнышко… Совсем не помнишь? Да, вижу, что не помнишь.

Солнышко? Так, кажется, он опять начинает бредить!

— Ладно, я сама схожу, принесу тебе футболку.

Если он опять начинает температурить и нести бред, нужно вызывать скорую. Я сделала всё, что могла, но я же не врач!

Стремительно несусь на верх, перешагивая через ступеньки, забегаю в спальню.

Мереминский не соврал, круглое основание кровати действительно одиноко стояло посреди комнаты. А рядом с ним у стены расположился огромный круглый матрас. Ещё не распечатанный, в упаковке.

Круглый… Нет, ну это надо же было додуматься!

Солнышко…

Воспоминание накатывает внезапно, ослепляя меня яркой вспышкой. Цепляюсь в ручку двери, пытаясь удержать равновесие, пока в моей голове всплывают давно позабытые фрагменты нашего с Яриком разговора.

— Дикость какая-то, — говорит Мереминский, кивая на круглую кровать.

Не помню почему мы забрели в мебельный салон. Просто слонялись без дела по торговому центру или хотели переждать ливень.

Каждый раз оглядываясь назад, я с улыбкой вспоминаю это беззаботное время. Я ещё школьница, Мереминский один из самых активных и ярких студентов своего потока, звезда университетской команды КВН. Корсакова тогда отец сослал служить в армию, чтобы вправить ему мозги. Лис стажировался заграницей, а мы почти всё лето провели вместе с Яриком. И даже практически не ссорились…

— А, по-моему, прикольно, — смеюсь я, с разбега запрыгивая на круглый матрас.

— Пошлость какая-то, — бурчит Мереминский, аккуратно присаживаясь рядом. — К нему ещё зеркала на потолке не хватает.

— Нет, вот зеркальный потолок — это точно пошлость! — растягиваюсь я на кровати во весь рост, разводя в разные стороны руки и ноги. — А вот круглый матрас — это тема! Смотри, можно вот так улечься, как солнышко, и каждый день спать с разной стороны!

— Я думал, это называется, улечься, как морская звезда…, - улыбнулся Ярик, укладываясь рядом со мной.

— Тьфу на тебя, Мереминский! Я — солнышко! — громко смеюсь я, перекатываясь к нему ближе.

— Ну ладно, солнышко, так солнышко…

Нахожу в гардеробной первую попавшуюся футболку и, как в тумане, спускаюсь по лестнице обратно к Мереминскому.

— Это для меня, да? — спрашиваю я севшим от волнения голосом, подходя к Ярику. — Кровать, как солнышко… это ведь для меня?!

— Да, Марин, — кивает он, улыбаясь краешком губ. — Это всё для тебя.

Вновь замечаю у него испарину на лбу и как его тело начинает сотрясаться под пледом крупной дрожью. Аккуратно дотрагиваюсь ладонью до лба. Опять горячий!

— Почему ты молчишь? — спрашивает Мереминский, отстукивая зубами.

— Я не знаю, что тебе на это сказать, — призналась я, пряча свой взгляд. Потому что до сих пор не могу поверить услышанному. Потому что не понимаю, что мне теперь делать с этой информацией! Такое ощущение, что у меня у самой подскочила температура и я начала бредить наяву! — Я и не думала, что ты помнишь такую мелочь…

— Я помню всё, Марин, — Ярик находит мою ладонь и легонько её сжимает, заставляя посмотреть ему в глаза и опуститься на диван. — Я никогда ничего не забывал. Никогда.

Чувствую, как по щеке всё-таки скатилась одна маленькая слезинка, вторая… Делаю судорожный вздох, пытаясь обрести контроль над собой и собственными эмоциями, но с треском проваливаю эту миссию.

— Не уходи, — просит Ярик, придвигаясь ко мне ближе. Обхватывает моё лицо руками, нежно убирая подушечками пальцев мокрые дорожки слёз.

А мне хочется зареветь ещё сильнее от его прикосновений, обрушить на него бурный поток, который копился у меня внутри все эти годы.

— Не уходи, — повторяет Мереминский, не сводя с меня лихорадочно блестящего взгляда синих глаз.

— Ярик…

Грудь невыносимо сдавливает. Сердце начинает колотиться у самого горла, мешая мне сделать вздох. А в голове набатом раздается один единственный вопрос — почему? Почему мы потратили столько лет непонятно на что вместо того, чтобы просто быть вместе?!..

Зачем мы мучаем сейчас друг друга, вытаскивая наружу все эти сокровенные признания? Признания, которые увы, были уже не в силах ничего изменить.

Осторожно отодвигаюсь от Ярика, пытаясь вырваться из сладкого плена его рук, но Мереминский мне не позволяет. Вместо этого он притягивает меня к себе. На несколько мгновений порывисто заключает меня в свои объятия, а потом неожиданно соскальзывает вниз и кладёт голову мне на колени. Крепко обхватывает мою ладонь и прижимает к своей горячей щеке, ластясь точно ласковый, игривый котенок.

— Пожалуйста, — шепчет он, слегка царапая меня своей отросшей щетиной. Касается губами тыльной стороны ладони, медленно скользя вниз, опаляя кожу горячим дыханием. А потом начинает поочередно целовать на руке каждый пальчик…

Невольно задерживаю дыхание, утопая в этой безграничной нежности. Чувствую, как от этой простой, но в то же время такой трогательной и искренней ласки, у меня начинает щемить в груди.

— Я… я побуду с тобой до утра, — обещаю я, стараясь совладать со слезами, которые никак не хотели останавливаться.

Мягко провожу рукой по его волосам. Замечаю, что на Ярика вновь начинает накатывать сон. Хотя он изо всех сил старался бодриться и не закрывать глаза.

— Поспи, тебе нужно отдохнуть. Если температура поднимается ещё сильнее, я тебя разбужу и дам жаропонижающее.

— Не уезжай, Мариш, — поворачивается ко мне Мереминский. Смотрит на меня снизу вверх таким пронзительным взглядом, что у меня опять до боли сжимается сердце. Рассыпается на тысячу осколков под этим умоляющим синим омутом. — Не надо…

— Ярик, я не могу просто так взять и всё бросить! У меня есть обязательства перед другими людьми, я не могу их подвести!

— Если ты о своей работе, то мы что-нибудь придумаем. Я уверен, что мы найдём выход.

— Яр, дело не только в работе. Там в Москве моё будущее. Там моя новая жизнь. И я… Я хочу попробовать. Я хочу стать счастливой! Пожалуйста, не удерживай меня, — шепчу я, задыхаясь от слёз.

— Мариш, ты будешь самой счастливой. Я тебе обещаю, — вновь прижимает к своим горячим губам мою ладонь и не сводя с меня глаз, начинает осыпать её нежными поцелуями. Будто бы скрепляя данное обещание каждым касанием губ. — Я сделаю всё, чтобы ты была счастлива.

— Ярик…

Чувствую, как его тело опять начинает ломать от высокой температуры. Но он всё равно приподнимается с моих колен и, превозмогая сильную дрожь, заключает меня в объятия.

— Только, пожалуйста, никуда не уезжай, Мариш, — шепчет Ярик, прикрывая глаза и роняя голову мне на плечо. — Я ведь люблю тебя. Люблю тебя, моя девочка… Больше жизни люблю! Ты все эти годы чёрт знает что про меня думала, а у меня и в мыслях, и в сердце ты и только ты… Всегда ты! Ты мое солнышко, Маришик! Любимое моё солнышко… И всё, что здесь — это для тебя. И остальное… Да ты даже представить себе не можешь… Всё для тебя! Лишь бы ты была счастлива, моя Маришка!..