Давай мы станем незнакомцами

Глава 22

Его губы совсем близко.

Непозволительно близко.

Замираю, стараясь усмирить свой до неприличия громкий стук сердца. Одно неосторожное движение и столкновения не избежать. Под «столкновением», я конечно же подразумеваю наш поцелуй. Одна часть меня отчаянно вопит внутри: «да-да-а!» и требует немедленного продолжения. Вторая часть в ужасе хватается за голову, просит остановиться и подумать о последствиях.

Это всё очень интересно, но… Зачем тебе это нужно, Марин? На завтра назначен созвон с московским эйчаром. И если всё пройдет гладко, то через две-три недели тебя уже не будет в Самаре. А Мереминский останется здесь. Найдет себе очередную «Лану» или даже десяток таких «Лан» и будет жить дальше, как ни в чём не бывало.

С усилием отвожу своё лицо подальше от его губ и тихим срывающимся голосом прошу:

— Отпусти меня.

— Не-а. И не подумаю.

— Яр, это не смешно! — уже начинаю закипать, но по-прежнему смотрю в сторону, избегая его взгляда.

— А я и не смеюсь, — отзывается Мереминский, но я всё равно отчётливо слышу в его голосе нотки веселья. — Как я могу тебя отпустить, если ты на ногах еле держишься? Ты сегодня вообще что-нибудь ела?

— Я просто запнулась! И вообще, с каких это пор тебя интересует мой рацион?!

— С тех самых, когда мы перестали ходить вместе обедать, — неожиданно серьёзно отвечает Ярик. — Я теперь вообще не знаю, успеваешь ты что-то поесть со своей работой… Марин, дай тебе волю, ты можешь сутками не вставать из-за стола, пока свой план пятилетки не выполнишь. Или план по захвату мира, ну или над чем ты там обычно корпишь до самого вечера…

Это что ещё за внезапный приступ заботы? Нет, Мереминский и раньше отчитывал меня, когда я забывала обедать. Но точно делал это в менее интимной обстановке: без сомкнутых рук на моей талии и тёплых горячих губ, которые слегка касались сейчас моего виска.

Да что не так с сегодняшним днём?! Почему всё… по-другому! Точно мы резко переместились в параллельную реальность, в которой действовали иные правила и законы. И Ярик то и дело переступал границы нашей дружбы…

Так до конца, не придя в себя от удивления, медленно поворачиваюсь к Мереминскому, и тут же тону в его синем искрящемся омуте. Нет, нужно на законодательном уровне запретить мужикам иметь такие красивые глаза! Потому что невозможно сформулировать в голове ни одной более или менее связной мысли, когда на тебя так ласково смотрят!

— И кстати — пора бы пойти поесть.

— На обед ты в таком же положении планируешь идти? — выгибаю бровь, намекая на две наглые ладони, которые никак не желали покинуть пределы моей талии. — Или, может, на руках меня потащишь, чтобы я не свалилась по дороге в голодный обморок?

Боже, Марин, заткнись и не подкидывай ему гениальных идей! Вы с ним и так уже второй день являетесь главными поставщиками сплетен в офисе!

— Кстати, отличная идея! Так ты точно нигде не свалишься!

— Мереминский, тебе знакомо слово «сарказм»? — пытаюсь вырваться я из его рук.

— Нет, но мне знакомо слово «обед», — язвит Ярик, резко привлекая меня к себе. Снова так близко, что мы едва не касаемся губами.

Да какая муха его укусила?! Почему в последнее время он ведёт себя… Да я даже точного слова не могу подобрать как! Но при этом никак не могу избавиться от ощущения, что будто нам снова по пятнадцать. А Мереминский в своей привычной манере весельчака-балагура пытается завоевать внимание понравившейся ему девушки. Только в качестве понравившейся ему девушки в кое-то веки оказалась я!

Но нам уже давно не пятнадцать лет! И даже не двадцать, когда такое поведение ещё считается приемлемым.

А может всё это исключительно плод моей больной фантазии? Просто у Мереминского шуточки такие стали…на грани приличий. А я тут напридумывала себе непонятно что!

— Если ты сейчас меня не отпустишь, я…

— Марин-а-а, тут тебе букет от любимого доставили!

В приёмную, точно вихрь, врывается секретарь Корсакова — Леночка Плётнева, которая была ответственна за приём звонков, а также выполняла всякие мелкие поручения, на которые мне как личному ассистенту не хотелось тратить своё драгоценное время. Ленка, как обычно, заходит без стука (хотя я миллион раз просила её так не делать) и тут же в изумлении замирает, увидев нас с Мереминским, застывших у стола в очень интересном положении.

— От какого ещё любимого? — обманчиво спокойно интересуется Ярик. Но я отчётливо вижу, как его глаза начинают метать молнии.

Их даже не особо сообразительная Леночка с лёгкостью считывает, и потому сразу же выдает гениальное:

— Ой!

Вот уж действительно — ой!

И кстати, мне бы тоже очень хотелось знать, от какого такого «любимого» пришёл букет? Насколько известно, никаких любимых у меня официально нет. А тот человек, которому я уже давно отдала своё сердце, судя по всему, не о каком новом букете ни сном, ни духом!

М-да, очень интересный расклад! К которому, я чувствую, приложил свою «лапу» один светловолосый товарищ, решивший наконец сменить гнев на милость.

Плетнёва поспешно кладёт цветы на журнальный столик и, заливаясь краской, начинает пятиться к двери.

— Я, наверное, лучше пойду…

— Лен, я разве просила тебя разворачивать карточку?! — вспыхиваю от злости, наконец, найдя в себе силы отодвинуться от Мереминского.

— Так она всего лишь в один раз была сложена и… Случайно, в общем, открылась. Я не хотела смотреть, честно-честно, Марин! — зачастила рыжеволосая Плетнёва. — И вообще, я думала…

Бросает быстрый взгляд на Мереминского и тут же густо краснеет, так как умеют краснеть только от природы рыжие люди. А потом смущённо замолкает.

Понятно, чего она там подумала! Что огромный букет белых роз — это продолжение вчерашней цветочной феерии господина Мереминского!

Так хочется проорать в ответ Леночке, что способность «думать» это явно не про неё, но с огромным усилием всё-таки сдерживаю себя.

— Иди работать, — вместо этого злобно цежу я, подходя к журнальному столику и поднимая увесистый букет роз.

«Я соскучился. Твой Л.».

Коротко и лаконично. Очень даже в духе Лиса. Видно, что он ещё не до конца остыл, но всё-таки решил показать, что ценит мой вчерашний шаг.

Ну Ленка! Вот как можно сделать выводы про любимого, основываясь всего лишь одной букве «Л»?! Тем более заглавной! Нет, не видать ей кресла личного помощника Корсакова, как своих ушей! Не доросла ещё девочка мозгами!

А, впрочем, ну её к чёрту эту Плетнёву вместе с её бурной фантазией!

С улыбкой прижимаю к себе цветы и с наслаждением вдыхаю аромат, который источали нежные лепестки роз, на мгновение позабыв о Мереминском.

— А прислать большую вазутвой любимый, значит, не догадался, — саркастически протягивает Ярик.

— Ты вообще-то тоже о ней изначально не подумал! — тут же вспыхиваю я. — Ничего страшного, постоит полдня в тех вазах, что у меня есть. Потом заберу букет домой.

«А твой — нет», — мысленно добавляю я. Называется, читай, Ярик, между строк и делай соответствующие выводы!

— Можешь в ведре для мусора разместить, — бурчит Мереминский, скрещивая руки на груди, — Он там отлично будет смотреться…

— Перестань себя так вести! — не выдержала я, вновь бросая бедные розы на журнальный столик и надвигаясь на Мереминского.

— Как так?

«Будто тебепо-настоящемуне всё равно!» — хочу закричать я в ответ, но в этот момент резко распахивается дверь кабинета генерального директора. А следом за ней в приёмной сначала появляется озадаченная физиономия Корсакова, а потом и весь наш многоуважаемый руководитель.

— Вы чего разорались? — интересуется Сашка, с любопытством оглядывая наши с Мереминским напряжённые фигуры. И судя по вопросу интересуется скорее, как друг, а не как непосредственный начальник.

— Во мнениях не сошлись… По бюджету, — пытаюсь выкрутиться я, но получается довольно коряво, о чём мне намекает недвусмысленное фырканье Мереминского.

Тоже мне великий критик нашёлся! Мог бы свою версию озвучить вместо меня, раз такой умный!

— А это что за война алой и белой розы?[1] — усмехнулся Корсаков, кивая на два огромных букета, благодаря которым приёмная стала походить на цветочную лавку.

М-да, что-то я раньше не замечала у Сашки таких изысканных исторических метафор! Кажется, Лизка решила взяться за Корсакова и восполнить пробелы в исторических знаниях своего благоверного.

— Да тут у Маринки пополнение в цветочной коллекции. Ейлюбимыйрешил сегодня белый веник… ой простите, оговорился — белый букетик отправить, — саркастически протянул Мереминский, с раздражением кивая на огромную охапку длинных белых роз. При виде которых у любого здравомыслящего человека язык не повернётся назвать их «букетиком»! — Он, наверное, запамятовал, что ты любишь красные розы. Или, может, он вообще об этом не в курсе. Кстати, а что это залюбимый, Марин? Мы его знаем? Расскажешь старым друзьям о переменах в своей личной жизни?

— А больше тебе ничего не надо? — скрещиваю руки на груди и прожигаю Мереминского далеко не самым дружеским взглядом.

Очень тонкий ход — припереть меня к стенке в присутствии Корсакова, чтобы узнать подробности моих взаимоотношений с Лисом! Ну уж нет, господин Мереминский — как-нибудь обойдетесь без этой информации!

— Ну как тебе сказать…

— Я не обязана отчитываться ни перед кем о своей личной жизни! — твёрдо заявляю я. — И вообще — может сегодня для разнообразия хотя бы немного поработаем?!

— Здравая мысль, — буркнул Корсаков, от греха подальше скрываясь обратно в своём кабинете.

— Марин, прежде чем окунуться в свои нескончаемые дела, сходи, пожалуйста, пообедай, — Ярик вновь снимает с себя маску балагура и смотрит на меня долгим внимательным взглядом. — Не переживай, в компанию тебе набиваться не буду.

— Вот уж спасибо!

— Ты, конечно, можешь уходить от ответа, но некоторые вещи понятны без слов, — уже в дверях оборачивается ко мне Мереминский.

— Что?.. Ты о чем?

— У Лиса отличный вкус на девушек. Но вот что касается цветов… Он так и не научился в них разбираться. Иначе бы за столько лет всё-таки выучил твои вкусы, — усмехается Мереминский, без особо успеха пытаясь притушить хитрый блеск в своих глазах.

— Надеюсь, это все наблюдения на сегодня?!

— Если тебе нечего сказать по поводу своей личной жизни, значит, на самом деле ничего у тебяснимнет. Или всё недостаточно серьёзно, чтобы ты могла спокойно заявлять об этом своим друзьям. В любом случае… оба эти варианта меня вполне устраивают, — расплывается в широкой улыбке Ярик. — Хорошего дня, Мариш!

[1] Война Алой и Белой розы — серия династических вооруженных конфликтов в Англии 1455–1485 годов, развернувшихся в ходе борьбы за власть между двумя ветвями династии Плантагенетов — Ланкастеров и Йорков.