Марина
Двадцать пять лет. Мой долгожданный юбилей. Новая веха в жизни, как сказал мне сегодня отец во время своей поздравительной речи. Пытаюсь отыскать внутри себя какие-то изменения, но ничего не чувствую. Я всё такая же, и внутри меня всё тот же ворох противоречий и проблем, который я таскала с собой все последние годы.
Праздничного настроения нет. Совсем.
Единственное, что греет душу — это близкие люди, которые приехали поздравить меня и разделить со мной этот день. Правда не все: Ярик, само собой, остался в Самаре и даже в такой важный для меня день не захотел выйти на связь и поздравить меня. С самого утра я гипнотизировала взглядом свой телефон, и с замиранием сердца открывала каждое пришедшее сообщение. Но увы, поздравления от Мереминского среди них не было.
Лис очень старался сделать для меня этот день по-настоящему особенным: принес завтрак в постель и даже сам покормил меня с ложечки десертом, которая украшала одна зажжённая свечка.
— Загадывай самое заветное желание, Мариш, — прошептал он мне на ухо после нежного поцелуя.
Единственное моё заветное желание было увидеть его. Ярика. Задать ему тот самый вопрос, который мучил меня все эти недели — почему? Почему он соврал мне про Лану? Почему предпочел поставить на первое место свою гордость, а не меня, человека, которому он признался в чувствах? Почему так до сих пор ни разу не написал и не позвонил…
Зажмуриваю глаза, чтобы прогнать некстати набежавшие слёзы и задуваю свечу. Я не верю в чудеса, просто покорно следую традициям, чтобы не расстраивать Лиса.
Вся моя квартира буквально утопала в белых цветах, которые подарил мне Елисей. А вечером мы вместе с ним, Лизкой и Сашкой должны были собраться в одном модном ресторане с отличной кухней и потрясающим видом на город. Если верить Лису, то это было одно из самых лучших мест в Москве, чтобы отметить столь важное событие. Я просто со всем соглашалась и не особо участвовала в подготовке праздника. Всю организацию взял на себя Лис. Я же сосредоточилась на том, что получалось у меня лучше всего в этой жизни — работала и разгребала проблемы столичного филиала. — Ч-и-т-а-й- к-н-и-г-и- на- К-н-и-г-о-е-д-.-н-е-т-
Что-то особенное Меланчук запланировал и на ночь, когда мы останемся с ним вдвоём. Но что именно, я не знала. Это был сюрприз, который я должна была с нетерпением ожидать весь день. Вот только я совсем его не ждала… В глубине души, я очень хотела просто остаться одной и пореветь в голос, чтобы выплеснуть наружу всё скопившееся внутри напряжение.
Как там пелось в одной старенькой песне? День рождения — грустный праздник… И мне действительно было грустно, хотя я изо всех сил прятала свою грусть за ослепительной улыбкой, что, казалось, намертво приклеилась к моим губам и от которой у меня уже начинало сводить скулы.
И если от Лиса и Сашки мне удалось скрыть своё истинное состояние, то Лизка меня очень быстро раскусила. И как только наши мужчины ненадолго оставили нас одних, чтобы прояснить кое-какие организационные моменты, Бельская сразу же накинулась на меня с расспросами.
— Марин, что происходит?
— В смысле? — прикидываюсь дурочкой и удивлённо вскидываю брови.
— Ты сегодня сама не своя! — прошипела Лизка, оглядываясь назад, проверить, не идут ли к нам наши ребята. — Ты смеёшься невпопад, постоянно теряешь нить разговора, ничего толком не ешь…
— Просто нет аппетита, — пожимаю плечами.
— Это из-за него, да? Из-за Ярика? Он так и не поздравил тебя?!
— Нет! — отворачиваюсь в сторону, чтобы скрыть боль, которая плескалась сейчас в моём взгляде. — Может быть он сегодня всё-таки обуздает свою гордость, соберётся с духом и позвонит мне вечером. А может и нет! Но знаешь что? Я не собираюсь его ждать и страдать весь праздник! Вы меня привели сюда веселиться и значит я буду веселиться! А Мереминский пускай идёт к черту!
Беру стакан воды и залпом осушаю его до дна.
— Марин, ты вся дрожишь! — обеспокоенно говорит Лизка, касаясь моей ледяной ладони. — Давай возьмём по бокальчику вина и выйдем на веранду, погреемся на солнце, посмотрим красивый закат. Тебе нужно хоть немного расслабиться, ты сейчас вся на взводе…
Тяжело вздыхаю и качаю головой:
— Нет, мне хватит, — отодвигаю от себя вино и вновь отворачиваюсь, чтобы не встречаться взглядом с подругой.
— Хватит? Да ты же сегодня вообще ничего не выпила! — начинает Лизка, но тут же осекается. — Мари-и-н! Погоди… Это то, о чём я думаю?!
— О чём ты думаешь? — цежу я сквозь зубы.
— Ты… Ты беременна?!
Не могу содержать очередного вздоха и на мгновение прикрываю глаза.
— Не знаю.
— В смысле, ты не знаешь?!! Так, посмотрим на меня! У тебя что задержка?!
Обхватывает меня за плечи и разворачивает к себе:
— Марин, да не молчи ты ради бога!
— Да, у меня задержка! — признаюсь я и наконец озвучиваю вслух тот факт, который отчаянно гоню из своих мыслей уже несколько дней.
— Большая?..
— Неделю, — глухо отзываюсь я.
— Марина!.. — изумлённо округляет глаза Лизка, прижимая ладонь к своим губам.
— Может чуть больше, не знаю. Я особо никогда не следила за циклом. Повода, знаешь ли, не было, — кривлю губы в усмешке, — Да и сейчас… Это может быть просто гормональный сбой. Организм мог так среагировать после большого перерыва.
— Ты сейчас кого успокаиваешь — меня или себя?!
— Себя, наверное…
Вероятность гормонального сбоя нельзя исключать, потому что с Лисом мы всегда предохранялись. Конечно, если покопаться в памяти, можно было вспомнить несколько спорных моментов, когда он немного забывался. Но его тоже можно понять — сколько лет он этого ждал и вот наконец дорвался. Да и с себя ответственность снимать тоже будет неправильно. Мне тоже надо было думать головой. Хотя в моменты нашей близости мне меньше всего хотелось этого делать. Секс оказался отличным способом, чтобы изгнать из своей головы Мереминского. Пожалуй, это были те немногие моменты, когда я его не вспоминала, стараясь сосредоточиться на процессе и своих ощущениях.
Сравнивать Ярика и Лиса я себе запретила. Категорически.
— А этот ребенок он от…
— Конечно же от Елисея! От кого же ещё, Лиз!
— Ну мало ли… Просто ты так и не рассказала, что у вас произошло тогда с Яриком и я подумала… — тушуется подруга, опуская свой взгляд.
— Ничего не было, — обхватываю себя руками, чтобы хоть как-то унять охватившую меня дрожь. Потому что стоило мне озвучить вслух мысль о возможной беременности, как по моим венам сразу же заструился дикий, неконтролируемый страх. Я совсем не так представляла себе этот момент. Совсем не так! Да, когда-нибудь я хотела семью и детей. Но это «когда-то» было очень расплывчатым. Да и о каких детях может идти речь, если я только приступила к новой должности? Когда я только начала новую жизнь?!
— Он признался мне в любви и попросил не уезжать. И знаешь, я ведь правда хотела — остаться с ним. Дать нам шанс. Да я бы всё равно приехала в Москву, но я бы поговорила с Лисом и… Но утром к нему заявилась Зубкова.
— Лана?!
— Да, Лана. Снова Лана, — горько усмехаюсь я, искренне жалея, что не могу сейчас опрокинуть в себя хоть немного вина, чтобы заглушить те болезненные воспоминания, которые разрывали моё сердце на части. А говорят, время лечит. Какая бессовестная ложь… — Он соврал мне, Лиз. Вся эта история с опустевшей телефонной книгой — просто фикция. Может быть, хотел успокоить меня и заглушить мою ревность. Нашёл такое временное решение, чтобы по факту ничего не менять в своей жизни, я не знаю…
— Зачем ему врать, если он тебя любит?! Тем более в таких вещах!
— Я не знаю, Лиз, что у него в голове. Да и никогда не знала. Но есть факты — он рассказал ей, что заболел. Значит, они по-прежнему общаются. Настолько тесно, что она запросто может заявиться к нему домой…
— Как же я хочу повырывать патлы этой недоделанной кукле Барби! — гневно воскликнула Лизка.
— Да какой смысл, Лиз? Ничего уже не изменишь. Он соврал мне. Он обиделся, что я уехала и даже не захотел со мной поговорить и объясниться. Всё кончено. Я теперь с Лисом. И завтра я… я куплю тест, чтобы узнать наверняка — да или нет…
— Марин, ты любишь Лиса? — внимательно смотрит мне в глаза подруга. — Хотя бы чуть-чуть?
— По-своему, да. Люблю, — говорю я после небольшой заминки. Мне всегда было непросто в те моменты, когда Лис признавался в любви. И даже когда я думала о своих чувствах к нему, я не могла избавиться от ощущения вины и легкого дискомфорта. Потому что я прекрасно понимала, что Меланчук заслуживает гораздо большего, чем просто «по-своему люблю». — Мы правда подходим друг другу. Мне хорошо с ним. И я надеюсь, что со временем это перерастёт во что-нибудь большее.
— Любят не того, с кем хорошо, Марин, — сокрушённо качает головой подруга, — А того, без кого тебе плохо…
Сглатываю тяжёлый ком в горле и не нахожу слов для ответа. Да и к чему тут слова? Лизка слишком хорошо меня знала. И она понимала, что на самом деле творится у меня в душе. К тому же в этот момент к нам за стол вернулись наши мужчины, и разговор оборвался сам собой.
— Чего грустим? — игриво поцеловал меня в ухо Елисей, прижимая к себе.
— Не грустим, а вас ждём, — стараюсь выдавить из себя хоть какое-то подобие улыбки и тянусь к его губам. Поцелуи — лучший способ соскочить с неприятной темы про моё настроение.
Трель звонка Лизкиного мобильного раздалась внезапно, точно выстрел, заставив меня подскочить на месте. Даже несмотря на лёгкий гам, который царил в ресторане и фоновую музыку, звонок прозвучал как-то неприлично громко. Предупреждающе.
Лизка бросает на меня короткий, но очень красноречивый взгляд, а потом поспешно удаляется из-за стола — якобы решить несколько рабочих вопросов.
Ну да, конечно, суббота — лучшее время, чтобы заниматься продажей рекламы! Только такие трудоголики, как Лис и Сашка могли поверить в подобную чушь, потому что были увлечены разговором. Но я-то видела…
Моё сердце замирает, а потом начинает стремительно сотрясать грудную клетку. Предчувствие или у меня уже просто сдают нервы?
Лизка возвращается через пять минут. И я отчётливо понимаю, что подруга из-за всех сил старается сохранять расслабленный и непринуждённый вид. Вот только излишне натянутая улыбка и лёгкий румянец на щеках выдавали её с потрохами.
— Через пять минут пойдём попудрить носик, — аккуратно прошептала она мне на ухо, спустя некоторое время, стараясь не привлекать внимание.
Молча киваю в ответ, уже заранее догадываясь, что произошло.
— Это он, да? Он тебе звонил? — хрипло спрашиваю я, лишь только мы доходим до уборной.
— Да, — кивает Лизка. А у меня от этого «да» начинает лихорадить пульс. Ноги предательски дрожат, так что мне приходится опереться рукой об стену, чтобы удержать равновесие.
— Зачем?
— Ярик… он хочет с тобой поговорить, Марин, — тихо говорит Лизка, до побелевших костяшек пальцев сжимая в руках свой миниатюрный кожаный клатч.
— А что самому мне набрать не судьба?!
— Он сказал, что ты его заблокировала…
— Что? Какая чушь!
Дрожащими пальцами достаю свой телефон, открываю контакты, но не вижу никакого чёрного списка.
— Вот полюбуйся! — разворачиваю экран к подруге. — Очередная ложь! Очередные оправдания собственной трусости!
Лизка заглядывает в айфон и хмурит брови.
— Странно… Он был очень убедительным, когда говорил про чёрный список…
— О, Мереминский может быть очень убедительным, когда ему что-то нужно! — со злостью в голосе говорю я, убирая телефон. — Или это такой ловкий ход, чтобы я сама ему позвонила? Проверка, смогу ли я переступить через свою гордость?! Хотя он сам за этот месяц так и не удосужился ни разу со мной поговорить…
— Марин, он хочет с тобой поговорить, — перебивает меня Лизка, попеременно то краснея, то бледнея. — И он хочет тебя увидеть. Он сейчас здесь, в Москве.
— Что?!!
— Прости меня, — опускает взгляд вниз подруга. — Он спрашивал, где ты и я… я сказала ему, адрес ресторана.