Дерево забвения

Лонг-Айленд, 1996

Чтобы отметить десятую годовщину смерти Павла, Рабенштейны, обычно мало внимания уделяющие еврейским праздникам, решают справить седер Песах у Дженки в Ист-Хэмптоне. Клер, прислуга с Гаити, которая живет в двух часах на метро, в Рего-Парке, приехала в это утро раньше обычного, чтобы накрыть праздничный стол. Во главе стола, следуя указаниям Дженки, она ставит прибор для отсутствующего патриарха. А в центре — миску с соленой водой, тарелку мацы и чашечку с петрушкой.

Тебе, Шейна, четыре года, ты не можешь удержаться и нервно рассматриваешь свою бабушку — у нее пронзительный взгляд, дряблый подбородок, морщинистые щеки, крючковатый нос, а сколько ей лет, ты не можешь даже представить себе. Ты видишь, как дрожат ее руки и как она крепко сжимает льняную салфетку, чтобы они не тряслись. Видишь ее ногти, длинные и очень красные, словно она окунула их в свежую кровь. Ты думаешь, что, стоит тебе оговориться, и эта бабушка-ястреб набросится на тебя, схватит своими страшными когтями и проглотит в один присест, как полевую мышь.

Справа от Дженки сидит твой отец, самый красивый мужчина на свете, одетый сегодня в аспидно-серые брюки и черный кашемировый свитер. Джоэль недавно перенес лазерную операцию по коррекции близорукости и больше не носит очков; поэтому, несмотря на седеющие волосы и глубокие морщины между бровями, он совсем не выглядит на свой возраст.

Слева от Дженки сидит другой ее сын, твой дядя Джереми. Он лысый, всегда красный и потный, но ты очень его любишь, потому что он никогда не забывает принести тебе конфеты. Он старше твоего отца и голубой. Сейчас он жалуется на адскую путаницу туннелей и платных автострад, которую только что преодолел. Его друг Арнольд заявил, что у него аллергия на религиозные выкрутасы, и Джереми пришлось одному проделать трехчасовой путь от Хобокена до Ист-Хэмптона.

Рядом с Джереми посадили твою маму. Это ее первый седер, и ты замечаешь, что она на нервах. Ее тело неподвижно, но глаза мечутся, будто воробей, заключенный в ее черепе, бьет крылышками о стекло.

Ты тоже нервничаешь, Шейна. Ты самая младшая из собравшихся, и тебе предстоит задать пресловутые четыре вопроса церемонии Ма ништана. Зная, что тебе придется пройти это испытание, и желая, чтобы ты произвела благоприятное впечатление на его мать, Джоэль всю неделю каждый вечер повторял с тобой вопросы, пока ты не выучила их наизусть.

И вот кивком головы и легким тычком локтем он дает тебе сигнал к старту. Ты глубоко вдыхаешь — но, когда пытаешься заговорить, из твоего горла вырывается лишь мышиный писк. Ты откашливаешься и повторяешь вопрос, который открывает церемонию: Чем эта ночь отличается от всех других ночей?

Отлично, милая, говорит лапища Джоэля твоей маленькой ручонке. Браво. Теперь вперед. Задавай вопросы.

Крепко держась за папино тепло, ты говоришь: Ибо во все ночи мы едим хлеб дрожжевой или пресный; почему же в эту ночь едят только пресный хлеб?

Джоэль объяснил тебе, что на седер Песах едят хлеб без дрожжей в память о том, как евреи долго шли через Синайскую пустыню из египетского рабства и у них не было дрожжей.

Ибо во все ночи мы едим всякие травы; почему же в эту ночь едят только горькие травы? В данном случае петрушку, предупредил тебя Джоэль. Ты ненавидишь петрушку и надеешься, что тебя не заставят ее есть.

Ибо во все ночи, продолжаешь ты мужественно и упорно, и голос твой чуть меньше дрожит, потому что конец уже близок, мы не макаем и одного раза, почему же в эту ночь макают дважды? Джоэль объяснил тебе, что каждый из вас должен обмакнуть ветку петрушки в соленую воду и встряхнуть ее после этого в память о соленых слезах, которые проливали евреи в египетском рабстве.

Теперь ты готовишься задать последний вопрос, о лежании. Ибо во все ночи мы едим сидя или лежа; почему же в эту ночь едят лежа? Ты ожидала, что все гости разлягутся на подушках, разбросанных там и сям по гостиной Дженки, но они и не думают ложиться, все сидят прямо, точно кол проглотили, с торжественным видом… Все, кроме бедного дяди Джереми, который ерзает на стуле, косясь на Лили-Роуз. Ты знаешь, что у него никотиновое голодание и он ждет, когда можно будет отлучиться в сад покурить с невесткой.

Испытание наконец позади. С другой стороны стола твоя мама одобряет тебя широкой теплой улыбкой, Шейна… но ты, подчеркнуто отводя взгляд, поднимаешь на отца полные обожания глаза. Лили-Роуз встает так резко, что едва не опрокидывает стул.

— Не посмолить ли нам перед едой, Джерри? — говорит она, и лицо Джереми озаряется улыбкой, Джоэля — мрачнеет, а Дженкино краснеет от гнева.

МЫ С ЭРВЕ ИСПОЛЬЗУЕМ УАГА КАК БАЗУ, В ОЖИДАНИИ ОТЪЕЗДА НА ТОЙ НЕДЕЛЕ В МАЛИ ПОД ЭГИДОЙ «ТЬЮРИНГ ПРОДЖЕКТ», ВЫСАДИТЬ ДЕСЯТЬ ТЫСЯЧ САЖЕНЦЕВ В РАЙОНЕ МОПТИ. ЛЕСОВОССТАНОВЛЕНИЕ. ЛУЧШЕ РАСТИ, ЧЕМ РАССТРАИВАТЬСЯ, СКАЗАЛ МНЕ ЭРВЕ ВЧЕРА УТРОМ, КОГДА МЫ ЛЕЖАЛИ РЯДОМ НА УЗКОЙ КРОВАТИ ПОСЛЕ ЛЮБВИ, И Я РАССМЕЯЛАСЬ. ЖАТВА ЛУЧШЕ ЖАЛОБЫ, ПОДХВАТИЛА Я, И МЫ СМЕЯЛИСЬ ТАК, ЧТО ПРИШЛОСЬ НАЧАТЬ НАШИ ЛАСКИ С НУЛЯ.