Дерево забвения

Монаднок, 1969

В марте Петула говорит Лили-Роуз, что познакомилась с двумя молодыми людьми, у которых есть домик близ горы Монаднок, в часе езды на машине от Нашуа. Они пригласили ее провести у них уик-энд.

— Когда я спросила, можно ли взять с собой подругу, — добавляет она, — у них загорелись глаза.

— Сколько им лет?

— Года двадцать два-двадцать три.

— Где ты с ними познакомилась?

— О… Однажды я возвращалась от тебя на велосипеде, они остановились рядом со мной на светофоре и пригласили меня выпить в пабе.

— Нет… Ты пошла в паб с двумя совершенными незнакомцами?

— Я разве сказала, что они совершенные?

Лили-Роуз визжит от смеха, в упоении от смелости Петулы и от мысли об опасности. Но она знает: нечего и думать солгать родителям, что она проведет уик-энд у подруги; никогда они не позволят ей пропустить воскресную службу. Придется уговорить группу съездить туда и обратно в субботу. Даже чтобы получить разрешение отлучиться на целый день, ей придется нагородить горы лжи.

В назначенную субботу девочки приходят в «Пышки Данкина» в десять часов. Тощие, томные, под хмельком, Хэл и Дуг уже ждут их на табуретах у стойки. Машина парней, ржавый черный пикап, припаркована рядом. Хэл садится за руль. Не спросив Лили-Роуз, Петула усаживается на переднее сиденье рядом с ним. Лили-Роуз ничего не остается, как сесть назад с Дугом. В машине накурено, пахнет бензином и ногами. Стиснув колени, Лили-Роуз не сводит глаз с рук Хэла, держащих руль.

— Вы любите пиво, девочки? — спрашивает Дуг.

— Еще как! — восклицают Петула и Лили-Роуз в один голос и хором смеются.

Дуг открывает две бутылки и передает одну Петуле, а другую Лили-Роуз. С первого глотка алкоголь ударяет ей в голову. Как у кузины Лолы в Бостоне, она чувствует, что проваливается между частыми и надежными петлями действительности и скоро окажется на стороне подонков ткани общества, там, где поверхности коварны и непредсказуемы, там, где все может случиться.

— Курева у нас хватит? — спрашивает Хэл.

— Угу, я захватил целый блок.

Наклонившись к Лили-Роуз, Дуг запечатлевает мокрый поцелуй на ее шее. Его рука ныряет ей под юбку и скользит вверх по бедру. На этот раз ее тело не обращается в камень, просто фиксирует факт.

— А жратва? — спрашивает Петула. — Нам будет что пожрать, когда мы наконец приедем в этот ваш домик?

— Это вас съедят живьем, вы еще не усекли? — говорит Дуг.

Все четверо хохочут так, что дрожат стекла в машине.

— Не переживай, — говорит Хэл. — Мы захватили по дороге большую упаковку жареной курицы. Проголодаемся — разогреем.

Ляжки Лили-Роуз сжимают руку Дага, вроде бы здороваются, но в то же время не дают ей подняться выше. Она спрашивает себя, хочется ли ей, чтобы что-то произошло, надо ли тревожиться, но пиво растворяет вопросы вместе с ответами. Кстати, ее внутренний бог что-то притих. Она знает, что он вновь набросится на нее, как только она останется одна, но пока его молчание успокаивает.

«Это просто однодневная экскурсия, — думает она. — Я — day tripper, как поют „Битлз“».

Она совсем не замечает пейзажей, которые они проезжают.

Наконец под шинами хрустит гравий: затормозив, пикап паркуется у пыльного бревенчатого дома. Лили-Роуз видит, как ее рука тянется к ручке дверцы, как ее тело поворачивается, чтобы выйти из машины. Странное дело, ее глаза и мозг отказываются фиксировать детали происходящего; ее восприятие мира расплывчато. Неужели пол бутылки пива так на нее подействовали?

Первым делом она закрывается в ванной и достает из сумки бюстгальтер пуш-ап из черных кружев. Ей требуется добрых пять минут, чтобы застегнуть дрожащими руками все крючки и петельки. Из соседней комнаты слышен смех, и ей приходится сделать огромное усилие, чтобы убедить себя, что смеются не над ней.

Все начинается, как только они растопили дровяную печь. Затвердевшие суставы, затвердевшие губы. Жесткая щетина, дыхание, воняющее пивом. Мужские руки, бесцеремонно прижимающие их к сосновым стенам. Их тискают. Их лапают. Брань. Сигаретный дым, перетекающий из ртов мужчин во рты девушек. Твердые колени между мягкими ляжками. Лили-Роуз не успевает уследить. Потом Хэл и Петула поднимаются на второй этаж, и она остается вдвоем с Дутом в другой комнате. Двери закрыты, но до них продолжают доноситься мужское урчание и женский визг: ясно, что Петула теряет невинность. Говорят еще потерять вишенку, вспоминает Лили-Роуз, и в голове всплывает глупая шутка про девушку, которая была так худа, что, когда она глотала вишенку, восемь мужчин покидали город.

Ей бы так хотелось, чтобы Дуг с ней поговорил! Чтобы прошептал ее имя… Но он только прижимает ее к себе, шумно дыша. Она отворачивает лицо от кислого запаха пива. Он начинает расстегивать пряжку ремня.

— С ума сойти, что ты на целое десятилетие старше меня, правда? — шепчет она ему на ухо.

Движения мужчины замедляются, потом он и вовсе замирает.

— Не, — говорит он, — ты шутишь. Сколько тебе лет?

— Тринадцать с половиной.

— Ты меня морочишь. Тебе тринадцать лет, твою мать?

— Д-д-д-д-а-а-а. С половиной.

— Черт… — Качая головой, он отстраняется и застегивает ремень. — Ты выглядишь старше, твою мать.

— Да, я знаю… Я и чувствую себя старше.

Дуг вздыхает:

— Ну ладно… пойдем-ка прогуляемся в лесу.

— Ты бы предпочел, чтобы было наоборот, а? Ты предпочел бы подняться наверх с Петулой, а Хэл чтобы остался со мной?

— Не-е-е… я просто подумать не мог, что Петула притащит с собой девчонку, вот и все.

— Я не девчонка! Я знаю про…

— Ладно, пошли, вон туда.

Они долго идут молча.

«В конечном счете, — думает Лили-Роуз, — никто не увидит мой бюстгальтер. Не забыть бы его снять перед отъездом. Интересно, остались ли там, наверху, в комнате на втором этаже, на голом матрасе, брошенном на пол, пятна крови Петулы?»

— У тебя есть сигаретка? — спрашивает она, чтобы нарушить молчание.

— Конечно…

— Спасибо. Огоньку?

— Да. Э-э… Твои родители знают, что ты куришь?

— Ох! Я тебя умоляю. Избавь меня.

Она проделывает свой номер двойной затяжки, вдыхая дым носом, но Дуг этого не замечает.

Когда она возвращается домой в половине первого ночи, Эйлин ждет ее. Ее нос сразу уловил мощный запах страха, секса и лжи, окутывающий дочь, точно выхлопное облако. Дэвид еще не вернулся. Обычно, когда он приходит поздно, Эйлин старается особо не задумываться, где его носит, но в этот вечер, по причине «икс», она терзалась, измышляя химеры в виде белокурых волос, дорогих коктейлей, платьев с декольте и взрывов смеха; так что, когда дочь явилась, окутанная этим ядовитым туманом, ревность Эйлин обрушилась на нее. Она приказывает Лили-Роуз сесть.

Она все еще разоряется, когда несколько минут спустя приходит Дэвид, тоже пропахший алкоголем и грехом. Открыв дверь, он видит Лили-Роуз — та свернулась в кресле, подняв руки к лицу, чтобы защититься от ударов Эйлин.

Бросив на пол ботинки, которые нес в руках, и забыв о заранее заготовленном алиби, он восклицает:

— Что здесь происходит, черт побери?

— Твоя дочь шлюха! — вопит Эйлин. — Надо сказать, есть в кого! Я стараюсь научить ее быть респектабельной, а ты сводишь на нет все мои усилия. Она кончит как Лола, в канаве! Что отец, что дед, пьяницы и развратники, как же ей не пойти по кривой дорожке?

Эта обвинительная речь длится шесть или семь минут. И резко обрывается, когда, пройдя через комнату большими шагами, Дэвид хватает жену в охапку, отрывает от пола и швыряет через всю гостиную. Утонченное, изящное и женственное тело Эйлин завершает свой полет под массивным столом из канадской березы, опрокинув по дороге четыре из восьми таких же стульев.