Детский отпуск или провал

ГЛАВА 7

Соломон следует за Тесси, пока их ведут в номер. По дороге портье рассказывает о таких удобствах курорта, как бары с шампанским, услуги консьержа и ночные тематические вечеринки. Тесси кивает, а у Соломона мозг словно взрывается. В голове крутятся самые разные мысли.

Первая: Ты взяла мою рубашку.

Господи Иисусе. Это тупое высказывание вылетело из его уст после того, как он увидел ее впервые за полгода? В тот момент это было все, о чем он мог думать. Он увидел, как она стоит там, в холле, ошеломленная, и это вывело его из равновесия. Господи, — он зарычал на нее.

Второе: сын. У него будет сын. Он станет отцом. Эта мысль не пугает его так сильно, как он думал. Мишка. Он повторяет это прозвище беззвучно. Оно ему нравится. На самом деле, черт возьми, ему это нравится.

Третье: Тесси, и что с ней делать. Сдержанная. Охраняемая. Совсем не похожа на ту легкомысленную дикарку, которая обнажила перед ним свою душу в баре "Медвежье ухо". Улыбка, ударившая его в солнечное сплетение в тот вечер, сменилась хмурым взглядом, который — осмелится ли он сказать это — заставил ее выглядеть еще красивее, чем он помнил. Длинные светлые волосы, рубиновые губы, тонкие эльфийские черты лица. И что самое ужасное — он не может оторвать от нее глаз. Ее тело стройное и подтянутое, в животе — маленький твердый шарик ребенка.

Его ребенка.

Эта мысль что-то делает с его чувствами. Отменяет все рациональные мысли и заменяет их врожденным первобытным инстинктом.

— А вот и номер.

Бодрое объявление заставило его остановиться на месте. Портье остановился у подножия лестницы, ведущей в номер-люкс, расположенный на краю белопесчаного пляжа. Океан неспокойно плещется. На тротуаре на солнцепеке лежит коматозная игуана. Вдалеке — крики чаек. Вдалеке звучит ударная музыка.

Все слишком ярко и чуждо. Это не дом, как Чинук. Знакомый. Старый. Тем не менее, он здесь, и он сделает все возможное. Если он смог прожить в лесной хижине семь лет, то сможет продержаться и три дня на пляже.

Каждый мускул в теле Соломона напрягается, когда Тесси поскальзывается, делая первый шаг, и ее каблуки скользят по мокрому мрамору. Он стремительно бросается вперед, чтобы обхватить ее за талию. Она напрягается, когда он притягивает ее к себе, но держится за него, пока не сориентируется.

Близко. Так близко, что между ними витает ее запах, смесь кокоса и морской соли. Когда она почти в его объятиях, легко заметить, какая она маленькая. Может быть, метр шестьдесят два без каблуков, все ноги и живот.

— Ты в порядке? — грубо спрашивает он, изо всех сил стараясь не замечать, как она прижимается к нему животом. Взмах ее длинных темных ресниц производит в его мозгу какое-то безумное действие.

— Нормально. Чертовы каблуки, — говорит она, глядя на него широко раскрытыми шоколадно-карими глазами.

— Не стоит носить каблуки.

Она усмехается. Затем она отталкивается от него и поднимается по лестнице.

Соломон качает головой.

Упрямая. Приятно слышать.

Его бесит, что ее раздражает его присутствие, но ей придется с этим смириться. Всасывать его, как весь этот лос-анджелесский смог, с которым она живет каждый день.

Ему приходится пригибаться на лестнице, и когда он, наконец, протискивается за угол, портье размахивает ключом от номера перед датчиком.

— На территории курорта шестнадцать ресторанов для гурманов, неограниченное количество блюд и напитков премиум-класса.

— Подождите, — говорит Соломон. — Все включено?

Тесси бросает на него злобный взгляд.

— Вот что такое "все включено", Соломон. Это неограниченные возможности.

Не впечатленный, он скрещивает руки.

— Звучит расточительно.

— Это не расточительство, это… — Она прерывается, когда дверь распахивается, открывая комнату. — Пять гребаных звезд, — вздыхает Тесси и вбегает внутрь.

Портье ухмыляется.

— Она быстрая, сеньор.

Соломон кивает, борясь с собственной ухмылкой.

— Так и есть.

— Черт, — говорит он вслед за ней, вытирая внезапно вспотевшие ладони о бедра своих джинсов. Мгновенно он оказывается не в своей тарелке.

Как и Тесси — комната поражает воображение. Большая роскошная зона отдыха с Г-образным диваном, журнальным столиком, похожим на бетонную плиту, и бархатными креслами. Спальня с роскошной кроватью королевского размера. Мраморная плитка. На стене висят гравюры с пальмами в стиле арт-деко. Их чемоданы уже стоят на багажных лотках в спальне.

Соломон с интересом наблюдает, как Тесси порхает по комнате, проводя пальцами по каждой поверхности. Металл. Шелк. Дерево. На каблуках она похожа на незаконченное предложение. Она кружит по кругу, практически левитируя, когда вплывает в комнату. Едва успевает задержаться на одном месте, как бросается осматривать новый предмет декора. У него перехватывает дыхание, когда он наблюдает за ней. Руки прижаты к сердцу, рот открыт в изумлении, когда она впивается взглядом в глянцевый зал.

Это что-то значит для нее. Этот отпуск.

Она останавливается у барной стойки, где манят бутылки Tito's.

— О, ты только посмотри на эту плиту с живыми краями. — Ее неоново-розовые ногти отбивают такт по фанерованной столешнице. А затем она снова уходит и движется, за ней следует хор охов и ахов.

— Ты… — Он делает паузу. — Нюхаешь подушки?

Ее щеки вспыхивают розовым румянцем, в руках зажата круглая подушка.

— Это моя фишка, понятно?

Забавляясь, он пожимает плечами.

— Как скажешь. Делай свое дело, Тесси. — Он думает об этом. — Дизайнер, верно?

— Именно так.

Он уже потянулся в карман за деньгами, чтобы дать чаевые портье, когда Тесси, опередив его, выскочила перед ним. Она скользит обратно в зону отдыха, направляясь к большому полотну штор, которое, как полагает Соломон, скрывает от глаз террасу.

— Интерьеры. — Взмах длинных светлых волос. — Преобразование помещений. Делаю их красивыми.

Соломон наблюдает, как ее карие глаза быстро перемещаются по гостиной.

— Что ты делаешь?

— Я думаю о цветах.

— Цветах.

— Как сочетать цвета. — Она делает паузу и поясняет. — В дизайне интерьера у нас есть палитра. Например, есть синий, основной цвет, но на нем все не заканчивается. Есть синий с зеленым подтоном, или желтый, или… — Она захлопывает рот. Улыбается. — Я тебя сбиваю с толку.

— Немного.

— Есть такие вещи, называемые цветами Pantone. Стандартизированные цвета, которые гарантируют, что цвет, который ты хочешь, ты получишь. Никаких сюрпризов. — На ее лице появляется самодовольная улыбка. — Я могу присвоить цвет чему угодно.

— Тогда что это? — Он показывает на серый плед из искусственного меха, наброшенный на диван.

Не упуская ни секунды, она говорит:

— Лавовый дым.

Он не может удержаться.

— А мои глаза?

Ноздри слегка раздуваются, Тесси отбрасывает волосы.

— Не думала об этом. — Слегка покачиваясь, она направляется к кнопке на стене рядом с льняными занавесками. — Может, посмотрим, что это даст? — Она бросает на него взволнованный взгляд через плечо и нажимает на кнопку. Из ее уст вырывается визг, когда шторы раздвигаются, открывая просторную террасу с видом на Тихий океан.

Задыхаясь от восторга, Тесси распахивает раздвижные стеклянные двери, и в комнату врывается соленый морской воздух.

Даже Соломон вынужден признать: вид из окна чертовски великолепен.

Океан практически на заднем дворе. По обе стороны балкона растут мангровые деревья. С пляжа доносится шум разбивающихся волн. Гамак. Джакузи. Зона отдыха с пляжной мебелью и шезлонгами.

Когда Тесси подходит к кованым перилам, каждый мускул его тела приходит в боевую готовность. Вид ее и его сына на краю балкона, сидящих рядом с перилами на уровне середины бедра, пугает его до смерти.

Она в безопасности, Сол. Тихий голос Серены прошелестел вокруг него. Она в безопасности.

Чтобы успокоить нервы, он присоединяется к ней. Облегчение нахлынуло на него, как только он оказался рядом с ней. Успокаивается сердцебиение, паническое биение пульса.

— Чертовски хороший вид.

— Да. — Она поднимает телефон, чтобы сделать снимок, затем опускает его и морщит нос. — На фотографиях это никогда не выглядит одинаково.

— Именно поэтому ты должна наслаждаться моментом.

Ее губы искривляются.

— Очень мило с твоей стороны, Соломон.

Он язвительно усмехается.

— Если хочешь хороший вид, приезжай в Чинук.

Она наклоняет голову, ее длинные светлые волосы водопадом падают на плечи.

— Что такое Чинук?

— Маленький городок за пределами Анкориджа. Где я живу. Чинук, Аляска.

— Аляска. — Боковым зрением она изобразила дрожь. — Боже. Это как будто противоположные концы спектра. Что, там сейчас идет снег?

— Возможно. — В сентябре еще рано для снега, но, как известно, такое случается.

Она вскидывает бровь, на ее губах появляется слабая улыбка.

— По-прежнему лучшее место для звезд?

Его сердце замирает при воспоминании о той ночи.

— Чертовски верно.

Уведомление.

Уведомление.

Уведомление.

— Эта штука когда-нибудь остановится? — Соломон ворчит. С тех пор как он нашел ее, ее телефон постоянно звонит, вызывая у него желание сбросить его с террасы.

Надув грудь, она преувеличенно вздыхает, прерывая зрительный контакт с ним, чтобы внимательно изучить свой телефон.

— Если бы.

Ее голос заставил его пристально посмотреть на нее.

В ее словах звучит тот же отчаянный тон, который она использовала, когда говорила: «Я не такая уж и ужасная». И от этого ему захотелось ударить по чему-нибудь. Скорее всего, человека на другом конце телефона.

Она поднимает аппарат, набирает бешеный текст, затем поворачивается на каблуке и убегает.

Соломон следит за ее движением, наблюдая, как она исчезает в спальне. Соломон проводит рукой по затылку, ощущая странную беспомощность, покачивающуюся внутри него, как потерянный буек. Он гадал об этой девушке последние полгода — как ее зовут, откуда она, почему она сбежала от него на следующее утро, а теперь она здесь, но все, что он может сделать, — это завязать неуклюжий разговор.

Все это неловко. Он будет с ней три проклятых дня. Одна его часть хочет заняться делами, решить, как воспитывать их сына, а затем сесть на ближайший самолет и вернуться в Чинук. Другая часть, та, что не может отрицать ту ночь между ними, хочет узнать о ней больше. Хочет сказать ей, что она осветила его, и с тех пор он уже не тот, что прежде.

Повернувшись к воде, Соломон глубоко вдыхает запах соли и прибоя. В Мексике нет снега и гор, но, по крайней мере, это не цементный город. Он осматривает горизонт. По океану лениво плывет катамаран. Волны разбиваются о берег. И…

Пронзительный крик из спальни.

Тревога заставила его вскочить, адреналин мгновенно хлынул по венам.

— Тесси? — зовет он, вбегая в спальню.

Она стоит рядом с плюшевой двуспальной кроватью, на ней махровый халат поверх комбинезона, на ее красивом лице — потрясенный взгляд.

Он хватает ее за руку, оттаскивая от невидимой угрозы.

— Что такое? Что случилось? — Сердце колотится, он ищет виновника. Может быть, грызуна, которого он может прогнать, а может быть, жука, которого он может прихлопнуть ботинком.

— Это. — Она жестикулирует, ее руки бешено вращаются. — Вот черт. Это мой худший кошмар. Здесь только одна кровать. Одна кровать, Соломон.

— Господи. И это все? — Он тяжело дышит, его пульс бьется в каком-то странном ритме. Эта женщина заставляет его потеть, заставляет его выходить из себя, а он знает ее всего несколько часов. — Я буду спать на диване, хорошо?

Ее напряженное выражение лица немного расслабляется, и она моргает.

— Ты будешь?

— Буду.

— Отлично, — фыркнула она, двигаясь к своему чемодану. — Тогда я распакую вещи.

— Позволь мне, — говорит он, перехватывая ее, прежде чем она успевает схватить переполненную сумку. — Я не хочу, чтобы ты поднимала что-то тяжелое.

То, как расширились ее глаза, выражение удивления на ее лице, поразило его. Как будто никто никогда раньше не предлагал позаботиться о ней.

Он поднимает чемодан с пола и ставит его на багажную полку рядом с кроватью.

— Господи, что здесь, кирпичи?

Она обходит его, на ее губах играет улыбка.

— Нет. Детские вещи.

Соломон смотрит, как Тесси распаковывает толстую стопку книг для детей, все с названиями, похожими на фильмы ужасов, от которых у него подскакивает давление: Laboring Your Way, Breastfeeding Like a Boss, The Quickening. Затем идут дородовые витамины, леггинсы и странное приспособление в виде палочки, прикрепленной к длинному шнуру.

— Это монитор сердцебиения плода, — объясняет она, видя его растерянность. — Допплер. Так я могу слушать сердцебиение Мишки. — Кончики ее ушей приобретают восхитительный розовый оттенок. Она опускает руку, чтобы погладить свой живот. — Мы на острове, и поскольку моего врача здесь нет. Я хотела убедиться, что с ним все в порядке. На всякий случай, знаешь ли.

У Соломона пересохло во рту. В груди заклокотало от переполняющей его благодарности при мысли о том, что Тесси так хорошо заботится об их сыне еще до его рождения.

— Ты… э-э… все предусмотрела, — говорит он, его голос становится еще более хриплым, когда ему приходится протискиваться сквозь валун в горле.

В ответ он получает застенчивую улыбку. Как в тот вечер, когда они познакомились. Отзыв о девушке, о той ночи, которая изменила его мир.

— Я стараюсь. — Она встряхивает волосами, сияя. — Это моя работа.

Прежде чем он успевает придумать ответ, она отшатывается от него, выражение ее лица становится замкнутым, как будто она сожалеет о том, что дала ему так много.

Пока она занята распаковкой и аккуратной расстановкой вещей, словно переезжает в комнату на ближайшие два месяца, Соломон изучает ее, словно может снять все слои и добраться до сути Тесси Трулав. Усталость притупляет цвет ее шоколадных радужек. Ее позвоночник выпрямлен, когда она скрытно проверяет свой телефон.

Она поворачивается. В ее руках длинное цветастое платье.

— Что? — Ее глаза сужаются в подозрении. — Ты пялишься.

Преодолевая желание смахнуть волосы с ее лица, он засовывает кулаки в карманы джинсов.

— Ты устала?

Она обиженно вздохнула.

— А что? Я так ужасно выгляжу?

Ужасно, нет. Красивая. Яростная. Изможденная. Все "да" в этой чертовой книге. Соломон борется с желанием заставить ее сесть. Снять с нее туфли на высоченных каблуках. Положить ее в эту плюшевую кровать и усадить на шелковые подушки, как королеву. Но он держит язык за зубами. Это не его дело. У них была одна ночь вместе полгода назад. Это временно, они вдвоем в одной комнате.

У них нет ничего общего, кроме договоренности о том, как воспитывать сына.

— Нет, — выдавил он из себя. — Ты хорошо выглядишь.

Как только слова вырвались из его уст, он внутренне застонал.

Хорошо. Чертовски хорошо.

По-настоящему охуенно.

Выражение ее лица становится плоским.

Он вздыхает.

— Слушай, давай поужинаем, а потом займемся каждый своим делом.

— Поужинаем, — повторяет она, выражение ее лица далекое.

Он внимательно изучает ее живот.

— Вам обоим надо поесть. Обслуживание в номер?

— Ни в коем случае, — возражает она, распрямляя плечи. — Это мой первый день отпуска. Мы не останемся в номере. Мы пойдем куда-нибудь.

Похоже, что меньше всего ей хочется куда-то идти, но он держит язык за зубами. Он все еще размышляет о темных кругах под ее глазами. Над телефоном, который сейчас выключен, но включается каждую минуту или около того. Вспышка раздражения заставляет его сжать челюсти. Кто, черт возьми, беспокоит ее во время отпуска?

Тесси нащупывает свой ежедневник. Ручка появляется в ее руке как по мановению волшебной палочки.

— Посмотрим. — Высунув язык, она просматривает страницу. — Сегодня вечером у нас… — В ней поднимается неземной стон. Опустившись на край кровати, она опирается локтями на колени. Положив подбородок на ладонь, она встречает его взгляд и говорит: — У нас заказан ужин.

Он хмуро смотрит на нее.

— Ты так говоришь, как будто это плохо.

— Так и есть. — Вздохнув, она опустила лицо на руки. — Очень плохо.