Детский отпуск или провал

ГЛАВА 16

Яркий солнечный свет и сильные толчки в животе заставляют Тесси проснуться. Она моргает, не в силах пошевелиться.

Она оглядывается в поисках причины удушья, но видит, что это Соломон. Его рука обвилась вокруг ее талии в защитном, претензионном объятии, прижимая ее к своему мускулистому телу.

На ее губах заиграла улыбка. Это приятно. Быть обнятой. Это гораздо лучше, чем кутаться дома в украденную Соломоном рубашку, которую она прячет под подушкой. Она вздыхает и, не удержавшись, прижимается к нему. Так лучше. По-настоящему.

Именно поэтому он должен уйти.

Она пришла к этому выводу именно во время ночного похода в туалет. Она хочет, чтобы он остался, а значит, он должен уйти. Потому что она привязывается. Ей все труднее и труднее держать дистанцию. То, как он ухаживал за ней вчера…

Ее тело воспламеняется каждый раз, когда она оказывается в двух шагах от него.

И все же…

На него приятно смотреть.

Молча она рассматривает Соломона Уайлдера. Во сне он похож на спокойного, дремлющего великана. Нежными пальцами она прослеживает солнечные блики на его загорелой коже, отблеск света задерживается на его бровях. Она наклоняется, чтобы взлохматить его жилистую черную бороду. Затем она приподнимает простыню и смотрит на него. Черт возьми, точно, она охрипла.

— Ты хочешь мне что-то сказать, Тесс, или так и будешь пялиться на меня все утро? — Глубокий гул его голоса потряс ее.

Она вскакивает и хватается за его плечи. Он крепко прижимает ее к себе.

Она насмехается.

— Ты спишь как хищник.

Он прищуривает глаза. Улыбается.

Ее сердце замирает.

Широкая рука скользит по ее обнаженному бедру, и он говорит:

— Ты просто скажи мне, где ты хочешь, чтобы я побродил.

Сглотнув, она представила себе Соломона, рыскающего вокруг нее, словно лесной зверь. Она бросает взгляд на часы. Ее челюсть падает. Она задыхается.

— Соломон.

— Что такое? — Он приподнялся на локте, его обеспокоенный взгляд переместился на ее живот. — Тесси?

— Уже десять. Мы проспали.

Он поднимает ошеломленное лицо, проводя рукой по усталым глазам.

— Черт. Впервые за чертовски долгое время.

Вздохнув, она ложится на спину и вытягивает конечности, наслаждаясь свободой, кусочком теплого солнца. Ленивый декаданс, которого она никогда себе не позволяла. Она улыбается потолку.

Вот оно. Это то, ради чего она сюда приехала.

От громкого стука в дверь лицо Соломона исказилось.

— Ты заказывала еду?

— Нет. Может быть, кофе, — с надеждой говорит она, вставая с кровати. Если что и заставит ее двигаться, так это яркий толчок надежды, который дает кофеин.

Он пытается дотянуться до нее.

— Останься. Я пойду.

Она накидывает халат.

— Я сама.

В предвкушении она направляется к входной двери. Но от того, что она видит в глазке, у нее перехватывает дыхание.

Черт возьми.

Какого черта он здесь делает? За тысячу миль от Лос-Анджелеса.

Сердце заколотилось, Тесси поправила халат и встряхнула лицо, жалея, что не надела туфли на каблуках и юбку-карандаш. Встреча с боссом в лохмотьях и с засохшей слюной на уголке рта — не самый удачный момент для карьеры.

Снова стук в дверь.

Она открывает ее.

— Атлас, что…

Не дожидаясь приглашения, он вошел.

— Что я здесь делаю? — Он крутится на пятках в типичной драматической манере. — Я здесь, Трулав, потому что после твоего вчерашнего письма я решил, что мне нужно прийти и поговорить с тобой лично.

Она нахмурилась.

— Так ты прилетел сюда, чтобы что? Отругать меня?

— Я прилетел, чтобы вернуть тебя. — Оглянувшись через плечо, он осматривает комнату. Его губы кривятся. — Рад видеть, что мы платим тебе слишком много.

Она сопротивляется желанию фыркнуть. Искать каблук, чтобы швырнуть его в тупую, самодовольную рожу. Это гребаная ложь века. Он платит ей слишком много. Ей пришлось выпрашивать прибавку к зарплате даже после повышения.

— Tрулав. — Атлас хлопает в ладоши, звук отдается эхом в тихом помещении. — Мы забиты работой. Как я уже говорил, Бен Морено хочет переделать свой ресторан в Беверли-Хиллз. Он обратился к тебе с просьбой. Лично.

Она моргнула. Это большая честь, но этого не произойдет. Она вдыхает, напрягает позвоночник.

— И, как я уже говорила, это замечательно. И я сделаю все это, когда вернусь в Лос-Анджелес. А сейчас у меня отпуск.

— Тогда считай, что твое заявление на отпуск отклонено. — От его пренебрежительного взмаха руки у нее закипает кровь.

Она скрежещет зубами, прижимает руки к животу, чтобы успокоиться.

— Но…

— Клиент не ждет. Ты это знаешь.

— Тогда он не мой клиент, — говорит она с горьким смешком. — Это мой первый отпуск за много лет, Атлас. Лет. Мне это необходимо.

Он усмехается.

— Ты мне нужна, Трулав. Ты мой лучший дизайнер. Даже если ты… — И затем он машет рукой в районе ее живота.

О.

О, черт возьми, нет.

Гнев закипает внутри нее. Внезапно Тесси ясно и четко видит свое будущее в Atlas Rose Design. Нереалистичные ожидания. Поздние часы. Работа каждые выходные. Раньше она была готова не обращать внимания на требования работы, чтобы построить свою карьеру, но теперь она хочет не этого. Совсем не этого.

Если он требует этого от нее сейчас, то, что он будет требовать, когда у ее сына будет бейсбольный матч, когда ей придется рано забирать его из детского сада? Боже, а когда она будет в декретном отпуске, кормить грудью, плакать и течь из всех отверстий? Ответ звучит громко и четко: большое жирное "нет".

Конечно, она может много работать, быть матерью-одиночкой и растить ребенка. Ее мать смогла это сделать, сможет и она. Но если она останется в своей фирме, она будет разбита. Она не хочет просто выживать на работе, она хочет процветать. Жить вместе с сыном. Поставить его на первое место.

Чтобы она сама была на первом месте.

Атлас проводит коротким пальцем по щетинистой черной бородавке.

— Не заставляй меня жалеть о том, что я дал тебе этого клиента, Трулав.

— Не давай, — говорит она, распрямляя плечи. Она пересекает комнату, чтобы открыть раздвижные стеклянные двери на террасу. Когда она открывает одну из них, комнату наполняет шум океана. Она вдыхает спокойствие, прибой и соль. — Оставь Морено себе.

Атлас нахмурился. Его смелость упала на две ступеньки.

— Трулав. Давай. — Он делает шаг к ней, протягивая корявые руки в успокаивающем жесте. — Мы оба знаем, что эта работа — твоя первая любовь. Ты так много работала последние несколько лет. Мне неприятна мысль о том, что ты бросишь все свои труды на ветер. — Его губы скривила усмешка. — И все ради песка и солнца.

Атлас проводит пальцем по толстой стопке книг на журнальном столике.

— Ты ешь и дышишь этим дерьмом, Трулав. Я тебя знаю. Ты можешь выбрать цвет Pantone в темноте, преобразить комнату с завязанными глазами. Эта работа — твоя жизнь.

О Боже.

Какая гадость.

Тесси сдувается, как воздушный шарик, только для того, чтобы эпическая пустота заполнила ее.

Эта работа — ее жизнь. Ставить клиента на первое место. Приходить домой в пустую постель. Нет времени ни на что, кроме работы, никогда не позволяя себе веселиться. Рисковать. Жить. Жить, черт возьми, — вот чего, в конце концов, хотела от нее мать.

Найти звезд. Рисковать.

Внезапно она так устала. Вымоталась. Она откидывается на спинку дивана и смотрит на Атласа.

Приняв ее молчание за согласие, он смягчает свой тон.

— Послушай, я понимаю, что тебе нужен перерыв, но он придет. Позже. А сейчас нам нужно приступить к работе.

Лжец, подумала она. Он не намерен давать ей отпуск. Ни сейчас, ни когда-либо еще.

Ее босс поднимает ладонь в знак мольбы и проходит дальше в комнату.

— Я принес твои эскизы. Мы можем сесть вместе и все продумать. Это не займет много времени. Один-два дня. Это не будет проблемой.

— Это точно будет проблемой.

Глубокий гул заставил Атласа обернуться, сердце Тесси забилось. Ее желудок сжимается при виде Соломона без рубашки, стоящего в проеме спальни. Рукава чернильные и мускулистые. Его всклокоченная борода, слишком заботливая поза и большой стальной каркас — лучшее прикрытие, какое только может быть.

Атлас усмехается, затем возвращает свое внимание к Тесси.

— Вижу, ты развлекаешься.

Огонь щелкнул по ее позвоночнику, заставив встать.

— Да, спасибо. — Подняв подбородок, она скрещивает руки, опираясь на высокий живот.

Подойдя ближе, Соломон обнимает ее за плечи. Тесси радуется тому, что он рядом с ней. То, что он ничего не говорит, не пытается взять на себя ответственность, а просто дает ей понять, что он здесь, что они — одна команда, чертовски возбуждает. Она видит это в его глазах. Он не позволит ей упасть.

Не обращая внимания на Соломона, Атлас кладет свою мужскую сумку на стойку бара и отстегивает защелку.

— А теперь, если ты вспомнишь, что я сказал про…

— Не пиши мне на почту, Атлас, — огрызается Тесси, которой надоело его дерьмо. Мишка пинает ее в живот, как бы говоря «Дай ему чертей, мама». — Я не думаю, что ты меня слышал. Я. Вне. Работы.

Атлас насмехается, самодовольный звук, от которого у нее поднимаются мурашки по коже.

— Невероятно. Вот она, та самая Ужасная Тесс, которую мы знаем и ненавидим.

Ее глаза сужаются. Гребаный идиот.

— Это был ты? — В голосе Соломона появились опасные нотки. — Ты дал ей это прозвище? — Его глаза вспыхивают. Его руки сжимаются в кулаки. — Теперь у нас чертовы проблемы.

Глубокий гул предупреждения вызывает улыбку на губах Тесси. Заботливый Соломон Уайлдер — это зрелище, которое ей никогда не надоест.

Тесси вытягивает руку, останавливая его прежде, чем он успевает двинуться на Атласа.

Она справится.

— Я не ужасная, Атлас, — говорит она, делая шаг вперед и высоко поднимая голову. — Ты ужасный, и я больше не буду терпеть то дерьмо, которое ты несешь. — Она делает вдох. Укрепляет свои нервы. Об ошибках она будет беспокоиться позже. Потому что сейчас она будет беспокоиться о себе и Мишке.

— Я увольняюсь.

От этих слов у нее закружилась голова. Экстаз.

Атлас смотрит на нее. Затем он качает головой.

— Я знал, что эта беременность сделает тебя слабой.

Соломон рычит.

Она насмехается.

— Пошел ты, Атлас. И убирайся на хрен из моего номера. — Когда он стоит, застыв в недоумении, она вскидывает руку. — Уходи.

— Сейчас, — рычит Соломон, наступая. Его большое тело тяжело топает, предупреждая. — Пока я не сбросил твою задницу с балкона.

Тесси с ухмылкой наблюдает, как ее незваный гость делает шаг назад, спотыкаясь о собственные ноги, пытаясь увернуться от горящего взгляда Соломона. Покраснев, Атлас хватает свою мужскую сумку и неловко выходит, захлопывая дверь.

Тесси стоит в недоумении, нервы и волнение накатывают на нее, как набежавшая волна.

Черт возьми. Она уволилась. С работы, за которую она проливала кровь, за которую боролась, за которую кричала на стажеров. Что ж, больше нет.

— Тесс?

Она поворачивается.

Соломон стоит рядом, обхватив ее за локти и притянув к себе.

— Ты в порядке?

— Да. — Она кивает. — Удивительно, но да. — Она смотрит на его красивое лицо, изрезанное заботой. — Я не знаю, что, черт возьми, я сделала, но это была не та работа, которая нам нужна. — Она опускает взгляд на свой живот, гладит его ладонью. — Так ли это?

— Я горжусь тобой.

Сердце замирает.

— Гордишься?

— Да. — Мышцы на челюсти Соломона напряглись, и он притянул ее еще на дюйм ближе к себе. — Я хотел ударить этого мудака.

Она смеется.

— Я тоже.

Соломон закрывает ей лицо, его глаза — ласковые голубые воды, но в его тихом голосе звучит сталь.

— Если он еще раз проявит к тебе неуважение, я это сделаю.

— Я позволю тебе.

Чувство свободы, которого она никогда раньше не испытывала, оседает на ее плечах. Она в отпуске. Настоящем отпуске.

— Мы должны отпраздновать, — говорит она, цепляясь за широкие плечи Соломона, чтобы подпрыгнуть на цыпочках. — Пляж весь день, обед в тако, а потом мы должны… — Она снова опускается на пятки, ее живот опускается вниз, и она чувствует себя подавленной, когда наступает реальность. Ее руки падают на бока. — Ты уезжаешь сегодня.

Соломон тяжело сглатывает, его адамово яблоко подрагивает.

— Тесс, послушай…

Его лицо такое напряженное, что она отшатывается назад.

— В чем дело?

— Что, если мы изменим нашу сделку? — Его голос звучит грубо. Его голубые глаза быстро твердеют, пронзая ее.

Ее дыхание сбивается. В животе зашевелилось беспокойство.

— Изменим нашу сделку? — повторила она. — Насчет Мишки?

— Нет. — Он проводит рукой по ее волосам, касается затылка. — Насчет нас.

— Нас? — Внезапно у нее слабеют колени, и ей приходится прижать обе ладони к широкой груди Соломона, чтобы удержаться на ногах.

— А что, если я останусь до конца твоего отпуска? Чтобы помочь тебе расслабиться? — спросил он, произнося слова в странном ритме. Как будто он пытается держать себя в руках и терпит поразительное фиаско.

— Расслабиться. — Она хмыкает. — Так мы теперь это называем?

Его глаза фиксируются на ее глазах и задерживаются.

— Ради Мишки.

— Ради Мишки.

Она наклоняет голову, обдумывая его слова. Если Соломон хочет быть здесь ради Мишки, почему она должна его останавливать? Мишка — его сын. Его предложение изменить их сделку ничего не меняет между ними.

Она облизала губы, и внутри нее зашевелилось что-то теплое и мягкое.

— Хорошо, — шепчет она. — Еще четыре дня.

Суровые черты его красивого лица смягчаются.

— Еще четыре дня.

А затем Соломон опускает свое лицо, чтобы поцеловать ее, его руки крепко обхватывают ее, словно он никогда ее не отпустит.

В грохоте ударов сердца, в дыхании, пульсирующем между ними, каждая клеточка в крови Тесси загорается.

Она продолжает совершать незапланированные, импровизированные поступки, когда рядом находится этот горный человек, и ей это даже нравится.

На самом деле, она это любит.

Замахиваться на забор, идти на большой риск, действовать наобум.

Ей это нравится.

С Соломоном Уайлдером.