До прихода белого человека

ЧУЖЕЗЕМНЫЙ ОЧЕВИДЕЦ

Мы ничего не знаем о том, каким путем Ансельм д’Игье попал в свое время в Африку и притом в самое ее сердце. Может быть, он в качестве врача сопровождал экспедицию купцов. А может быть, на берегу Средиземного моря его захватили в плен пираты-мавры.

Так или иначе, в 1401 г. молодой француз, сын богатого жителя Тулузы, оказался на берегу Нигера, «Гир Нигрен» — «реки рек», как его обычно называло коренное население. Здесь среди темнокожих мусульман он провел долгие годы. По-видимому, жилось ему совсем неплохо.

«Он жил спокойно и приятно, занимался литературным трудом и отдался целиком науке», — сообщил спустя 300 лет его земляк каноник Трико, работавший во французских архивах.

Занятия наукой не помешали молодому человеку интересоваться дочерьми этой страны. Однажды взор его упал на Салюказэ, девушку из богатой семьи. «Увлеченный девушкой и, кроме того, прельщенный ее приданым в виде золота и драгоценных камней, молодой человек сгорал от страсти», — пишет Трико.

Любовь его не осталась без ответа. Ансельм женился на темнокожей красавице из Гао и зажил с ней в счастливом браке. Однако через двенадцать лет его охватила непреодолимая тоска по родине. В 1413 г. он с женой и шестилетней дочкой отправился по старым караванным дорогам к берегу Средиземного моря; здесь он сел на корабль, шедший в Европу. Его сопровождали шестеро черных слуг и служанок.

В Тулузе его встретили с почетом. Позднее Ансельм д’Игье стал известным врачом и естествоиспытателем. Кроме того, он написал подробную историю своих путешествий по Африке. Рукопись этого сочинения долгое время хранилась в иезуитской коллегии Лиона, а затем потерялась. Ансельм д’Игье составил также арабский словарь, который высоко ценился в литературных кругах.

СОННИ АЛИ, ЧЕРНЫЙ ПОЛКОВОДЕЦ

Итак, Европа впервые получила от очевидца сведения о сказочном государстве Мелле, в котором у власти находились черные правители. Название это мы уже с 1339 г. встречаем на картах, а после 1375 г. находим на них такие города, как Томбукту и Гао, или Гаго. На картах был также обозначен Нигер, но его называли Нилом. Эта ошибка была исправлена только в прошлом столетии, когда с карты Африки удалось стереть последние белые пятна.

Мы осведомлены о городе Гао и государстве Сонгаи в Западном Судане также благодаря Абдаррахману ас-Саади. Он жил в первой половине XVII в. в Томбукту и собрал все устные и письменные свидетельства в обширный исторический труд «Тарих ас-Судан» («История Судана»).

Более чем тысячу лет назад началась история маленького народа сонгаи. Он осел в излучине Нигера и создал собственное княжество. Имя его основателя и ныне живет в народных сказаниях: Фарам Бер стал национальным героем сонгаи. В IX в. арабские хронисты впервые упоминают город Гао; уже тогда он представлял собою важный торговый центр. Во второй половине XV в., когда на трон вступил Сонни Али, завоеватель, внушивший страх своим современникам, из маленького княжества выросло огромное государство.

В 1465 г. богатый купеческий город Томбукту оказался под угрозой набегов кочевников из пустыни, и отцы города обратились к правителю Сонгаи за защитой и помощью.

Сонни Али отогнал туарегов, но тут же учинил кровавую резню и истребил многих образованных жителей города. Затем он подошел к Дженне, последнему свободному торговому городу на Нигере, и после семимесячной осады взял его. Так были заложены основы нового суданского государства, которое простиралось от Нигера до Сенегала и может считаться наследником Ганы и Мали.

СТОЙКИЕ ЖИТЕЛИ ДЖЕННЕ

Сонни Али двинулся в поход в 1473 г. Все окружающие территории он захватил одним ударом, а там, где встречал сопротивление, жестоко расправлялся с населением, так что, по словам летописца, «даже дождь не мог смыть пролитую кровь». Однако купцы Дженне не собирались легко сдаваться. Они заперли все одиннадцать ворот своего города, а сами засели в башнях и за зубцами каменных стен. Сонни приступил к осаде, которая продолжалась очень долго — семь месяцев и семь дней. После этого даже Аллах не мог уже больше помочь жителям Дженне, и руки Сонни попал город, который, если верить «Тарих ас-Судан», «ни разу со времени своего основания никем не был завоеван».

Когда открылись городские ворота, из них вышел мальчик, за ним следовали старейшины и вожди: правитель города за время осады умер.

Сонни был смущен.

— Как, — воскликнул он, — значит, я сражался так долго с ребенком?

Но как только Сонни увидел мать мальчика, он успокоился. К удивлению юного правителя и отцов города, Сонни отнесся к ним великодушно. Вскоре Сонни взял себе вдову правителя Дженне в жены. Дженне был спасен. Расцвет государства Сонгаи принес ему богатство.

К этому моменту история Дженне исчислялась уже пятью веками. За эти годы он благодаря своему выгодному расположению из маленькой рыбацкой деревушки превратился в важный торговый и перевалочный центр.

«В этот благословенный город прибывают караваны с востока, запада, юга и севера, — сообщает Абдаррахман ас-Саади. — В Дженне один из крупнейших рынков мусульманского мира. Кто отправляется туда торговать, безусловно получит прибыль и приобретет состояние, размеры которого знает только Аллах (да славится имя его!)».

По мнению хронистов, город пользовался особым расположением неба. Недаром Аллах исполнил три просьбы, с которыми к нему обратился в XII в. правитель Конборо, принявший ислам: «Пусть каждый, кого гонит из родной страны нужда, найдет в этом городе пристанище и по милости Аллаха наживет богатство; пусть в этом городе будет больше чужеземцев, чем коренного населения; пусть Аллах отнимет терпение у всех, кто приезжает для продажи своих товаров, чтобы они к выгоде жителей города сбывали их дешевле».

Городская знать, по-видимому, умела вести дела. В Дженне торговали не только солью и золотом, но и орехами кола, слоновой костью, пряностями, кожей, скотом… Этот удивительный средневековый рынок напоминал нынешние рынки Судана, но был в десять или в двадцать раз больше.

«Страна Дженне плодородна и заселена, — сообщает Абдаррахман ас-Саади. — Торговля ведется ежедневно на многих базарах. Уверяют, что в стране 7077 деревень, расположенных близко одна к другой».

Экономическое могущество обеспечивало жителям города известную самостоятельность при условии, что они платили правителям Мали, а позднее Сонгаи столько, сколько те требовали.

ПРАВИТЕЛЬ ПЛАЧЕТ

Этцы города Дженне знали, какие богатства они приносят своим правителям, и вели себя независимо. Они сами устанавливали у себя законы и требовали уважения к ним. Своими привилегиями они гордились не меньше, чем бюргеры немецких ганзейских городов. Характерна в этом отношении история посещения города Дженне одним из правителей Сонгаи Исхаком II.

Представители горожан, старейшины, торговцы, судьи и ученые собрались в мечети, чтобы приветствовать владыку, Тот обратился к ним с такими словами:

— Клянусь Аллахом, я предпринял путешествие в эту страну только для блага и в интересах верующих. Назовите мне тех, кто угнетает жителей этого города.

Жители Дженне посоветовались между собой. Затем один из них, юрист Махмуд Багайого, вышел на один шаг вперед и осторожно спросил:

— Ты говоришь то, что думаешь, Исхак?

— Клянусь Аллахом, я говорю чистосердечно.

— А если мы назовем тебе угнетателя, что ты сделаешь с ним?

— Он получит по заслугам: палки, смерть, тюрьму, изгнание и должен будет возвратить все, что вынудил у вас силой или в качестве дани.

Тогда юрист сделал еще шаг вперед.

— Хорошо, — сказал он. — Мы не знаем здесь большего угнетателя, чем ты. Ты — отец всех угнетателей и только благодаря тебе они существуют. Лишь по твоему приказанию и при твоем попустительстве захватывается здесь чужое имущество.

Властитель стоял подавленный. Он пролил слезы раскаяния и назначил Махмуда Багайого главным судьей города. Отправляя эту должность, последний вскоре утратил расположение сограждан, и они убили его.

Город же пережил семьдесят девять правителей — хороших и плохих, — и после каждого нападения и грабежа он всякий раз расцветал, торговля и ремесла в нем развивались все больше. Просуществовал он около тысячи лет. Час его упадка наступил лишь в первой половине прошлого столетия, когда караванная торговля в Сахаре окончательно заглохла.

ЛЮДИ НАБОЖНЫЕ НЕНАВИДЕЛИ СОННИ АЛИ

Слава Сонни Али достигла Европы. В 1483 г. португальский король даже отправил посольство ко двору суданского властителя, чтобы получить разрешение торговать с побережьем Западной Африки.

После двадцати семи лет правления, заполненных военными походами, Сонни Али умер: он утонул в реке в 1492 г., в том самом году, когда отправился в плавание Колумб.

У черного завоевателя была «плохая пресса». Его биографы оставили потомству образ, продиктованный ненавистью, которую должны были испытывать и ученые, и купцы, с беспомощным гневом взиравшие, как грубый солдат разрушает их дело, и духовные лица, гневно упрекавшие правителя в том, что он «позволял себе большие вольности по отношению к религии: разговаривал во время молитвы, пропускал священные омовения, насмехался над людьми. Часто он откладывал ежедневные пять молитв до вечера или скороговоркой произносил первые слова, а затем высокомерно говорил придворным: остальное разделите между собою…» (из «Тарих ал-Фетташ»).

Народы Судана лучше думают о Сонни Али. В их памяти он живет как человек сильной воли, суровый не только по отношению к другим, но и к себе.

Афоика не забывает, что именно при нем Судан превратился в великую державу.

После смерти Сонни Али в Гао к власти пришла новая династия аскиев, и на трон взошли властители, которые покровительствовали торговле, ремеслам и наукам.

Сонни Али преследовал высокообразованных людей. Их дочерей он делал своими наложницами, школы закрывал. Но поколение спустя аския Мохаммед готов был почтительно поцеловать судье руку.

«Он испытывал живую симпатию к улемам — святым людям… и щедро раздавал им рабов и богатства. Он восстановил религию и назначил кади и имамов. Да вознаградит его Аллах за усердие к исламу!» — писал Махмуд Кати.

Аския Мохаммед совершил паломничество в Мекку, но с меньшей роскошью, чем правитель Мали — Канку Муса.

Махмуд Кати, составитель суданской хроники «Тарих ал-Фетташ», находился в свите Мохаммеда. Он оставил подробное описание путешествия. Рассказывает он и о почестях, оказанных благочестивому властителю Сонгаи в городе пророка.

Аския Мохаммед вернулся из путешествия с самым высоким в исламском мире саном калифа. За ним, как в свое время за Канку Мусой, в страну на Нигере последовало множество архитекторов, врачей и ученых.

ЛЕВ АФРИКАНСКИЙ

В 1520 г. христианские пираты захватили на средиземноморском побережье тридцатилетнего бербера, который умом и ученостью выделялся среди остальных пленников. Пираты привезли его в Европу и подарили папе Льву X Медичи.

Имя мавританского пленного было Хасан ибн Мухаммед ал-Ваззан. Он происходил из испанского города Гранады, но был вынужден оттуда бежать. Еще в молодости он — сначала в качестве писца и нотариуса, а затем как посланник султана Феса — бывал в далеких африканских странах, неведомых европейским путешественникам.

От него глава западной христианской церкви почерпнул ценнейшие сведения об искусстве, науке и технике у африканских «язычников». Папа сумел за это отблагодарить. Пленника отпустили на свободу и крестили, причем его крестным отцом был сам Лев X. Так Хасан ибн Мухаммед ал-Ваззан стал Львом Африканским.

Под этим именем образованный мавр опубликовал трехтомное сочинение, в котором рассказал о южном материке все, что видел собственными глазами или знал со слов других путешественников. Он объездил почти все страны западного мусульманского мира, бывал в Испании, Марокко, Тунисе, три раза посетил Египет. Он видел Константинополь, бывал в Аравии, в Сирии.

Побывал он также — что нас сейчас более всего интересует — и в Гао. Сообщения его о богатстве западноафриканских государств были для Рима и для европейских дворов настоящей сенсацией

ИСЛАМ ЖДАЛ РЕШЕНИЯ ОТ ТОМБУКТУ

В Томбукту и Гао, крупных богатых центрах торговли, кишевших банкирами и спекулянтами, жизнь кипела ключом, сообщает Махмуд Кати. Сюда прибывали караваны из Египта, двигавшиеся через Феццан и плоскогорье Аир, из Триполитании, Константины, Феса, Марракеша и Мавритании. Они доставляли товары Востока и Запада, оружие из Дамаска, ткани из Венеции, шелка из Йемена, лошадей из Берберии и Леванта.

Духовная жизнь также оживилась. Аския Дауд, заботясь о купцах, не забывал об ученых и мудрецах. Хорошо зная, как велико их влияние, он щедро оделял их подарками и проявлял по отношению к ним такую же предупредительность, как и его отец, мудрый ал-Ходж Мохаммед. Он поощрял культурные связи между Меккой и Томбукту…

Большая мечеть Санкоре (в Томбукту), знаменитый центр мусульманства, принимала учащихся из Феса, Константины и других городов. Знаменитые специалисты преподавали там право, медицину, теологию. Мохаммед бенМахмуд комментировал — и, по-видимому, с превосходным знанием дела — сочинение эль-Могили о логике.

Выдающиеся ученые Мекки и Медины с благоговением подчинились решению мудрого ал-Акита из Санкоре по вопросу о том, совершать ли молитву по пятницам вместе с женщинами или раздельно. Слава Уриан ар-Раса (Лысого) особенно широко распространилась в Марокко; там каждый образованный человек знал лекции этого ученого… Между имамами Магриба, восточных стран и мечети Санкоре происходил регулярный обмен письмами. Эпистолярный стиль Томбукту составил целое направление в литературе.

Махмуд Кати приводит даже пример этого стиля:

«И да воздадутся тебе приветствия, более обольстительные, чем все лакомства, и почести, более блистательные, чем жемчуга; и да распространятся эти почести со всем их благоуханием и благодатью на всех твоих предков и потомков».

«Из года в год непрерывным потоком прибывали в Сонгаи паломники, мудрецы и любопытные. Аскии взяли за правило принимать паломников, проходивших через Гао, беседовать с ними и обильно черпать из этого богатого источника познаний…» — пишет Жан Габю в книге «Три лица Африки».

ПРИСТАНИЩЕ МУДРЫХ

Такие историки, как Махмуд Кати и ас-Саади, писали здесь хронику Судана, Ахмед Баба составил биографии ста ученых, многие из которых были чернокожими. В Томбукту были большие библиотеки, но от них до нас дошло очень немногое. Значительную часть уничтожили марокканцы, которые сожгли города на Нигере, кое-что перекочевало в архивы Лиссабона, Севильи и Парижа, где эти сокровища, покрываясь пылью, ждут, чтобы их снова открыли.

«Томбукту достиг вершины славы и блеска… В то время среди городов Африки, от провинции Мали до Магриба, не было ни одного, равного ему. Столь прочны были его заведения и политические свободы, столь чисты правы, в такой безопасности находились личность человека и его собственность… В городе царили кротость, готовность помочь бедным и чужеземцам, вежливость по отношению к студентам и людям науки, которых охотно поддерживали», — пишет Абдаррахман ас-Саади в «Тарих ас-Судан»: уж он-то знал, о чем писал, ибо сам принадлежал к сословию ученых.

В его словах звучит гордость своим родным городом: «Томбукту, — сообщает он далее, — никогда не был осквернен поклонением перед изображениями. На его земле склонялись лишь перед добром. Он является пристанищем мудрых и благочестивых, обителью святых и молящихся».

ВПЕРЕДИ БАРАБАНЩИКИ

Насколько властители Сонгаи в те времена считались с жителями города на Нигере, показывают слова, произнесенные Исхаком II. Опускаясь после проигранного сражения на подушки, усталый и измученный, он промолвил:

«Это поражение и все связанные с ним неприятности беспокоят меня меньше, чем мысль о том, что скажут в Томбукту, когда узнают о нем, а главное, что скажут недовольные, которые собираются за мечетью Сенкор».

В Томбукту было много мечетей и школ, где изучали Коран, там действовали различные ведомства. После смерти аскии Мохаммеда правители Сонгаи, сохранившие за собой титул аскиев, создали хорошо действующий аппарат управления, в который входили четыре губернатора, наместники провинций, главные сборщики налогов, главные лесничий и ловчий — последний наблюдал также за уплатой налога на охоту, — командующие флотом и армией.

Среди чиновников существовал строгий порядок распределения мест во время церемоний в зависимости от их ранга. Было точно установлено, сколько барабанщиков должно идти перед тем или иным лицом, какие знаки достоинства надлежит выставлять, предписывалась даже прическа, приличествующая данной должности.

Перед армией Сонгаи не могли устоять беспорядочные отряды воинов, защищавшие соседние владения. Суд, во всяком случае при жизни аскии Мохаммеда, был неподкупен, кредит получил широкое развитие, рынки находились под регулярным контролем.

В Томбукту, по словам Льва Африканского, состояние человека оценивалось по количеству книг на полках и числу лошадей в конюшне. Город насчитывал сто тысяч жителей, как и соседний Дженне. Он был больше Гао, в котором проживало семьдесят тысяч человек.

РИС В КОЖАНЫХ МЕШКАХ

Не только города, но и земля на обоих берегах Нигера была заселена сравнительно густо. О наличии продовольствия в государстве Сонгаи Махмуд Кати сообщает: «Съестные припасы, которые давали поля, имелись в таком изобилии, что их — невозможно было ни сосчитать, ни измерить. Посевы практически покрывали всю землю, подвластную аскию».

Европейские путешественники, наталкиваясь сейчас в заброшенных и разрушенных поселениях близ Нигера на каменные колодцы и каналы, проходящие глубоко под землей, поражаются, когда узнают от местных жителей, что эти сооружения возникли в древние времена. Махмуд Кати оставил потомкам описание того, как во времена аскиев строились колодцы.

«…Они были выкопаны не по приказу Сонни и не потому, что жители владели многочисленными стадами, а потому, что последние… выращивали овощи и продавали их, а вода из колодцев для овощей полезнее, чем речная.

И вот поэтому они устраивали колодцы. Прежде всего они проделывали в земле отверстие и удаляли землю, а затем обкладывали стенки получившейся ямы камнями и глиной. Затем они приносили связки дров, и накладывали их в колодец, и приносили кувшины, полные буланги (масло из растения карите), и обмазывали им стены, а затем поджигали дрова. Различные вещества спекались в своеобразную глазурь. После того как она остывала, стены обливали водой, часть золы из колодца удаляли, а часть оставляли. Сооружение колодцев стоило больших денег, но зато во всем Текруре не было таких овощей, как в городе Тендирма».

Спустя сто лет начался упадок Сонгаи. Государственная и правовая системы утратили свою действенность, экономическая жизнь застыла. Анархия и насилие, грабежи и разбой восторжествовали.