До прихода белого человека

ЧЕРНЫЕ ТРУБАДУРЫ

Среди зелени парка в Ибадане возвышается чудо современной тропической архитектуры — Нигерийский университет; в его залитых светом аудиториях полторы тысячи студентов изучают самые различные отрасли знания. Университет был построен после второй мировой войны английскими колониальными властями с целью создать нигерийскую интеллигенцию, разумеется, такую, на которую Англия могла бы опереться в своем «косвенном управлении».

— Нельзя ли включить в учебный план африканскую историю? — спросил У. Байер, немецкий языковед, когда десять лет назад прибыл в Ибадан.

Ответом ему была снисходительная улыбка.

— А может быть, и африканскую литературу?

— Но ведь таковой вообще не существует!

В Ибаданском университете, в миссионерских школах, разбросанных в лесах, так же как и в учебных заведениях, созданных в своих колониях французами, занимались исключительно по европейским учебникам, где почти ни слова не говорится об африканской истории и литературе. Африканские школьники читали о Верцингеториксе[59], Наполеоне и Френсисе Дрейке[60], учили стихи, воспевающие красоты зимы, о которой они не имеют ни малейшего представления, родину, именуемую Галлией, мудрость предков с русыми волосами и голубыми глазами…

Преподавание велось исключительно на английском или на французском языке. Для африканских языков места не оставалось, как не оставалось его и для героев африканской истории. Ведь даже образованные африканцы должны были сохранять комплекс неполноценности.

«Разве не бессмыслица учить нигерийского школьника стихам на английском языке, когда понятие метафоры можно с таким же успехом разъяснить на примере стихотворения йоруба? Народ йоруба очень поэтичен, стихи не сходят с уст и рыночных торговок и политических деятелей, — писал Байер в журнале «Черный Орфей», поставившем своей задачей поощрять развитие африканской национальной литературы. — Когда мне удастся взломать лед программ настолько, что в школьный курс будет включен хоть один африканский писатель, только тогда я буду считать, что мы победили».

Литературная карта Африки в отличие от географической пестрит еще белыми пятнами.

Раньше рассуждали так: раз у Африки никогда не было своей письменности, значит, у нее не могло быть и своей литературы. Но и то и другое неверно. В Эфиопии и в великих городах долины Нила еще очень давно — задолго до проникновения туда европейцев — ученые, летописцы и нотариусы сидели над толстыми фолиантами. На Гвинейском побережье и в Камеруне также были племена — ваи, менде и бамум, которые создали свою письменность, позволявшую фиксировать все тонкости речи и мысли. Следовательно, письменность у африканцев была, была у них и есть сейчас превосходная литература.

Кроме того, сохранилось множество передававшихся из уст в уста сказаний, легенд, поговорок, историй, афоризмов, стихотворений. Только в самые последние годы в молодых государствах Африки начали собирать эту литературу. В ней выявилось необыкновенное многообразие форм. Каждый год нашим достоянием становятся все новые произведения африканской лирики и сатиры, эпические и народные песни, шутки, поговорки с их блистательной игрой слов, басни, полные мудрости и нравоучений.

Сбор и запись этих ценных литературных творений тем важнее, что в прошлом по злой воле или небрежности колониальных властей многое было уничтожено. Погибли безвозвратно целые фамильные библиотеки с коллекциями, собиравшимися веками. Большое число документов и хроник вывезли из Африки португальцы и англичане, и остается лишь надеяться, что кое-что будет найдено после тщательного изучения архивов европейских столиц.

Совсем недавно в одном христианском монастыре в Эфиопии была обнаружена книга XIV в., дающая представление об отношениях между христианами и мусульманами и вообще о социальной и культурной жизни Эфиопии того времени. Несомненно, по свету рассеяны и другие до сих пор неизвестные документы африканского прошлого; может, они скрыты в семейных сундуках в Европе, а может, и в Африке.

Вожди племен Западной Африки очень гордятся древними хрониками, которые тщательно ведутся на протяжении многих столетий.

«У африканцев есть обычай описывать происходящие события, который придает их жизни своеобразие. Он позволяет им чувствовать себя звеньями в цепи поколений», — писал молодой африканский ученый профессор Иосиф Ки Зербо в журнале «Презанс африкен».

В каждой деревенской общине, при дворе каждого правителя всегда существовала и существует ныне должность летописца, которую выполняют почтенные старцы, а иногда и женщины. У народа бушонго обязанность вести список правителей и хронику племени была возложена на сына короля. В торжественных случаях летописцы выступают перед народом в роли трубадуров, воспевая — часто в сопровождении барабанов или хора — героические подвиги своих предков.

ВСЕ ПОЮТ ТАТАЛЕЛЕ

В некоторых странах Западной Африки героические песни по сей день являются главной частью народного искусства. Из поколения в поколение их передают из уст в уста, пересказывают, декламируют, распевают. И они продолжают жить как сокровища мудрости, принадлежащие всем, часто обогащенные новыми эпизодами, но сохранившие свое содержание, традиционные начало и рефрен.

«Такое произведение искусства не является плодом индивидуального творчества, оно — результат коллективного опыта и созидания, оно создается всеми и для всех, — пишет современный африканский писатель Леопольд Сенгор. — Это народ поет, пляшет, ваяет и рисует. И никому из тех, кто принимает участие в этом творчестве, не приходит в голову мысль претендовать на личное авторство».

Насколько это верно, подтверждает Сесиль Макхарди, секретарь Союза ганских писателей. В докладе о художественном творчестве в ее родной стране она пишет: «Девушка, что сидит на перекрестке дороги и поджаривает на жаровне орехи, напевает таталеле — песенку, в которой она расхваливает свой товар. Эта уличная мелодия стала теперь в Гане популярной, ее исполняют оркестры, ее знает каждый ребенок. Слова песенки всякий раз меняются — это импровизация. По существу, нет такого рода деятельности, который не имел бы своей мелодии. Рыбаки, вместе с женами и детьми, вытаскивая на берег сеть, поют об опасностях моря и победах своих товарищей, славят богатства океана и смелость отважных, корят малодушных и нерадивых. Очень распространены загадки, поговорки, стихи, с их помощью детей учат правилам грамматики, развивают у них остроту ума и гибкость речи, это своего рода дидактические средства, позволяющие прививать детям понятия о морали и этике племени».

Некоторые лингвисты утверждали, что, поскольку в африканских языках отсутствует слово «красота», значит, и понятие красоты чуждо африканцам. На самом деле африканцы не признают искусства ради искусства, красоты ради красоты. Когда, например, люди народа волоф (Сенегал) хотят сказать о человеке, что он красив, они употребляют слова «тар» или «рафет». О произведении искусства говорят «дьека», «йем», «мат» — все они означают «сообразный» или «законченный».

Как и все народы мира, африканцы всегда стремились познать истину и найти ответы на вопросы «как» и «почему», хотели проникнуть в первопричину вещей. Современная наука и техника были недоступны большинству народов Африки. Их познания не могли принимать научную форму и выливались в мифы, легенды, сказки и басни, которые заменяли африканцам религиозную литературу, исторические сочинения, писаные кодексы и энциклопедии.

В этих произведениях, в которых фантастические существа переживают чудодейственные приключения, содержатся тысячелетняя мудрость, знание людей и тонкий юмор.

МАНДИНГО И ЛЮТНЯ

Душу некоторых народов лучше раскрывают его поверья и сказки, чем самые сведущие истолкователи. Какой глубокий смысл, например, заложен в легенде западноафриканского племени мандинго о великом герое Гассире! Гассире убил всех своих врагов, разграбил их дома и решил, что его великие подвиги не забудутся. Но однажды Гассире услышал, как куропатка пела, что подвиги Гассире преходящи и что только песня, называемая дауси, бессмертна. Гассире отправился к кузнецу, чтобы тот изготовил ему лютню: в Африке все ценные вещи делают кузнецы.

«Кузнец сделал лютню и принес ее Гассире. Гассире ударил по струнам, но лютня не хотела петь. Гассире спросил кузнеца:

— Что это значит? Почему лютня не поет?

— Я тебя предупреждал, — ответил кузнец.

— Сделай, чтобы лютня пела, — попросил Гассире, но кузнец ответил:

— Я свою работу сделал, остальное уж твое дело.

— Как же мне быть? — спросил Гассире, и кузнец ответил:

— Лютня сделана из куска дерева. Она не может петь, у нее нет сердца. Ты должен дать ей сердце. Повесь этот кусок дерева себе на спину, когда пойдешь воевать. Он должен впитать твое дыхание и слезы, твои заботы должны стать его заботами, твоя слава — его славой. Тогда лютня вместо куска дерева станет частью твоей судьбы.

После этого Гассире позвал своих восьмерых сыновей и сказал им:

— Сегодня мы пойдем воевать. Но наши ратные подвиги не должны быть забыты. Звон наших мечей должен пережить время. Я сам и вы, восемь моих сыновей, мы и после смерти будем жить в песне, которая зовется дауси!

Они пошли воевать и дрались, как герои. На спине у Гассире была лютня. Удары его отважного сердца отдавались в ее дереве, и пот, выступивший у него от усталости, капал на лютню, когда он возвращался с победой домой.

Восемь дней подряд дрался Гассире, и каждый день в бою погибал один из его сыновей. Гассире относил их тела домой на плечах, и кровь сыновей капала на лютню. Когда он потерял последнего сына, он впервые заплакал, и его слезы оросили лютню.

Наступила ночь, все отправились спать, все, кроме Гассире, который одиноко сидел у костра и думал о своих подвигах. Он понял, что они бесполезны, и снова заплакал в своем глубоком одиночестве. И вдруг он услышал возле себя голос — он звучал так, словно шел из глубины его сердца. Гассире прислушался. Он начал дрожать, потому что услышал, что лютня поет. Она пела дауси, песню, которая никогда не умирает. Не подвиги Гассире, а его слезы дали лютне сердце.

Много веков прошло с тех пор, как умер Гассире. Звон его меча забыт. Но и сегодня мы поем песню его сердца— дауси, песню, которая будет звучать вечно. И те, кто родятся после нас, будут продолжать ее петь».

В жизни Африки особенно большое место занимает сказка, героями которой являются звери. С самых ранних лет близко наблюдая животных, африканец хорошо знает их повадки и любит их; некоторым животным он приписывает чудодейственную силу. В сказках африканцев в еще большей мере, чем в сказках других народов, четвероногие персонажи воплощают людей.

Ведь многие желания, мысли и представления можно лучше выразить, приписывая их животным, чем заставляя говорить и действовать людей.

Некоторые животные пользуются репутацией существ умных и хитрых, как в Германии, например, Рейнеке-лис. В легендах большинства племен банту фигурирует смышленый, ловкий заяц; он мудро и справедливо улаживает споры и помогает всем, кто страдает от тирании.

В отличие от европейских в африканских сказках победа достается не обязательно тому, кто силен и красив. Нередко торжествует существо маленькое, слабое, порой даже обездоленное, но обладающее такими качествами, как мужество, сила воли, находчивость. Так, в Западной Африке героем сказок неизменно является паук. Об этом насекомом, которое слывет отъявленным хитрецом, рассказывают такую забавную историю.

«Старый паук Ананси считал себя самым умным на свете. Он знал, как строят мосты и плотины, умел ткать и охотиться, но ни с кем не хотел делиться своими знаниями. Однажды он решил собрать мудрость всего мира в глиняный кувшин и никому не показывать.

Долго странствовал Ананси по свету, по зернышку собирая мудрость. Когда кувшин был полон до краев, Ананси решил подвесить его на вершину самого высокого дерева. Он крепко прижал кувшин к себе и начал карабкаться наверх. Однако кувшин мешал ему крепко держаться, каждое мгновение он рисковал упасть.

Интикума, маленький паучок, долго следил за Ананси и наконец не выдержал.

— Ананси, — сказал он, — тебе неудобно. Переложи кувшин на спину, тебе сразу станет легче.

Ананси последовал совету. Вдруг ему пришла в голову забавная мысль.

— Что же это выходит, — подумал он, — я набрал полный кувшин мудрости, а как лучше всего взбираться на дерево, так и не узнал?

Ананси рассердился и в сердцах швырнул кувшин на землю. Сосуд разбился на тысячу кусков, а мудрость, собранная в нем, разлетелась во все стороны. Прибежали люди, и каждый взял себе по зернышку. Вот почему мудрость никогда не бывает сосредоточена в одном человеке. Она есть в каждом, хотя бы по маленькому зернышку…»

Сказка кончается словами: «Один человек — не советчик».

Народный герой Кении Джомо Кеньята использовал форму сказки для разъяснения своему народу самой жгучей проблемы, стоящей перед сегодняшней Кенией. Эту историю — про черного человека и белого слона — мы расскажем в сокращенном виде.

«Черный человек и белый слон заключили между собой договор о дружбе: черный человек разрешил слону в непогоду держать в его хижине свой хобот, чтобы тот не промок. Однако вместо благодарности слон в конце концов забрал себе всю хижину и выгнал черного человека, который оказался под дождем без крыши над головой.

— Как же это так получилось? — спросил, у слона черный человек.

— Видишь ли, — спокойно ответил слон, — твоя черная кожа значительно выносливее моей, а поскольку двоим тут тесно, тебе придется остаться под открытым небом, а я уж как-нибудь устроюсь.

Черный человек начат протестовать. На шум сбежались другие звери. В разгар спора пожаловал сам лев.

Царь зверей, выше всего ставя мир и спокойствие в своих владениях, приказал создать высокоавторитетную комиссию. В нее вошли: их высочества носорог и буйвол, достопочтенный крокодил, а в качестве секретаря — его светлость ягуар. Председательствовал его превосходительство лис.

Когда черный человек увидел комиссию, он снова заявил протест и попросил включить в состав ее хотя бы одного своего соплеменника. На это ему ответили, что его просьба неприемлема, так как до сих пор никто из его расы не достиг настолько высокой ступени цивилизации, чтобы постигнуть всю премудрость закона джунглей.

Наконец комиссия приступила к работе. Первым она выслушала белого слона. Он заявил:

— То, что здесь произошло, представляет собой досадное недоразумение. Оно возникло потому, что черный человек не понял логики событий. Посудите сами: он попросил меня помочь ему спасти хижину от приближающегося урагана. Я тотчас понял, что ветер может унести хижину из-за того, что она пустая. Ведь мой друг один не в состоянии всю ее заполнить. Исключительно в его интересах я решил заполнить вакуум, занять хижину и таким путем спасти ее.

Когда настал черед черного человека и тот уже готов был защищаться, комиссия не дала ему рта открыть:

— Ведь твои собственные интересы требовали, чтобы этот вакуум, это свободное пространство было так предусмотрительно и разумно использовано. Его светлость белый слон останется в твоей хижине, тебе же предоставляется полная свобода найти себе другое место и построить новый дом.

Едва черный человек кончил строить дом, как у его порога появился его высочество носорог с грозно раскрытой пастью и вызвался заполнить вакуум. При этом он сослался на упомянутое решение комиссии.

То же самое произошло с третьей и всеми последующими хижинами. И так продолжалось до тех пор, пока все вельможи в царстве джунглей не обзавелись домами, выстроенными черным человеком.

Однако постепенно все они пришли в негодность. Высокопоставленные господа были слишком цивилизованными, чтобы заниматься такой грязной работой, как поддержание своего жилища в порядке. А черный человек тем временем построил себе в некотором отдалении у подножия горы большой, просторный дом; зверям захотелось обосноваться и в нем. Между ними разгорелся опор из-за нового жилища, кончившийся дракой. Пока они дубасили друг друга, черный человек поджег дом с четырех сторон вместе со всеми его обитателями. После этого он вернулся на свое старое место. «Свобода и покой обошлись мне дорого. Но зато я многое понял и многому научился», — сказал он. С тех пор он, счастливый и довольный, живет в своем доме».

Смысл сказки ясен. Джомо Кеньята прибегнул к ее помощи, зная, как популярна сказка среди африканцев и как велико ее воздействие. Даже самый простой человек на его родине понял, что речь идет об освобождении от иностранного господства.

ЧАС ЧЕРНОГО ОРФЕЯ

Несколько лет назад африканские интеллигенты, живущие во Франции, основали в Париже журнал «Презанс аф-рикен», посвященный африканской культуре. В нем сотрудничают писатели, политические деятели, ученые и студенты из различных частей Африки.

Им мы обязаны составлением каталога дошедших до нас в устном или письменном виде произведений африканской литературы. Они исследовали ее нынешнее состояние и ее перспективы на будущее. Вероятно, впервые мир получил подобный обзор литературного творчества народов «Черного континента» во всем его многообразии, о котором до сих пор никто не подозревал.

«В европейской литературе, — писал недавно один немецкий историк литературы, — много славных имен, начиная от Лютера и кончая Горьким». История африканской литературы не менее богата. Она простирается от записок исламских ученых и благочестивых песен учеников миссионерских школ до нигилистических произведений и революционных стихов зулусского поэта Герберта Зломо и зверски убитого конголезского борца за свободу Патриса Лумумбы.

Большая часть произведений африканской литературы написана на европейских языках, ведь их авторы были вынуждены обращаться к европейским издателям.

БОЕВОЕ ИСКУССТВО

Подъем африканской литературы начался в период между двумя мировыми войнами с роста национального самосознания, часто выражавшегося в принимавшей романтическую форму тоске по доброму старому времени.

В одном из романов Питера Абрахамса, писателя из Южной Африки, мы читаем такие слова: «Духи наших предков витают над холмами. Они смотрят сверху на нас и говорят с нами — слушайте, что они говорят. Они рассказывают о прошлом, о тех временах, о которых не помнят наши отцы.

Слыхал ли ты о Бенине, об Ахмеде Баба? Слыхал ли ты, брат, о наших древних царствах и цивилизациях? Духи рассказывают о них. Когда-то, давным-давно, мы позабыли о них».

Устами Губузу, полководца матабеле, Абрахамс говорит;

«О вы, белые люди с моря. Охотно сел бы я у ваших ног, чтобы изучать вашу мудрость, но вы пришли к нам во имя войны. Вы говорите старым языком крови и гнева, старым языком войны. О, где осталась она, сладкая надежда! Белые приносят новые нравы и новое оружие, они не приносят новой мудрости!..

Белые утверждают, что дьявол черен. Но если мы, черные, когда-нибудь примем бога, то он должен быть черным. И если мы изображаем дьявола, то мы изображаем его белым, ибо белые — вот кто дьяволы… Не только наш народ живет в темноте, во власти чар ложных лекарей и ложных пророков, не только наш народ опьянел от призывов и от крови, не только наш народ приводит себя в исступление тамтамом. Все народы земли делают то же самое. Повсюду мрак. Повсюду есть ложные лекари и ложные пророки. А применяют ли они для обмана народа тамтам или другие средства — это не имеет значения».

Становление национальной литературы совпало с началом организованной борьбы за освобождение Африки. С тех пор африканские писатели и поэты все решительнее участвуют в патриотической борьбе народов своих стран, деля с ними горести и торжество побед.

Писатели Африки давно примкнули к международному движению за мир и демократию. Они обращаются к широким массам своего народа и ищут путей к действию. Для них не существует башни из слоновой кости, у них нет времени для бесплодных спекуляций. Горько и резке звучат слова зулуса Герберта Зломо в стихотворении, обращенном к исстрадавшимся, угнетенным рабочим Южной Африки:

В одном из произведений Питера Абрахамса передан разговор между женщиной из рабочего поселка и африканцем, который пришел из деревни.

«— Ты принадлежишь к моему народу.

Она поставила перед ним тарелку, другую придвинула к себе и села напротив.

— Нет, твой народ, кажется, с юга.

— Ты не понимаешь, слушай. Ты пришел с севера, а я с юга, но наш народ один и тот же, разве не так?

Ксума недоверчиво покачал головой…»

Так новая африканская литература учит людей чувствовать себя не только зулусами, сото, коса, венда или шантан, но и африканцами. Она активно поддерживает деятельность Африканского национального конгресс [61].

ВОЗРОЖДЕНИЕ АФРИКИ

«Мы хотим, чтобы наша культура заняла в современном мире подобающее ей место, мы хотим жить в братском общении со всеми народами». Этими словами профессор Прайс Марс, ректор негритянского университета на Гаити, заключил в октябре 1956 г. первый конгресс представителей интеллигенции Африки и «черной Америки» в Париже.

В центре работы конгресса стояла проблема, постоянно поднимаемая в работах: какие из африканских традиций следует поддерживать или оживлять?

— Должны ли мы отказаться от африканской культуры. как от ненужной и устаревшей, или ее следует считать ценным наследием и оградить от европейских влияний? — спросил один из участников конгресса.

Ему ответил поэт Эме Сезэр (Мартиника):

— Все не так просто, и подобной альтернативы не существует… В нашей культуре бесспорно новое будет сочетаться со старым, и не наше дело пытаться заранее определить пути развития африканской культуры в будущем, предсказывать, какие ее элементы следует исключить. Наша задача гораздо скромнее. Мы должны устранить помехи, мешающие развитию творческого гения наших народов. Мы собрались здесь, чтобы сказать: дайте черным народам возможность выйти на арену истории!

Я верю, что культура, которая создала великолепные скульптуры, которая дала миру такие социальные учреждения, как деревенская демократия, общинная собственность, исключающая капитализм, и ряд других институтов, построенных на принципе солидарности, а также философию, покоющуюся на уважении к жизни… я верю, что подобная цивилизация при всей ее недостаточности не представляет препятствия для возрождения африканских народов.

Как все народы мира, освободившиеся от колониального ига, африканцы находятся ныне на пути к возрождению. Уже недалек день, когда нельзя будет представить себе международный конгресс, на котором представителям Африки не принадлежало бы веское слово. Недалек день, когда через леса и пустыни Африки пролягут железные дороги, бетонные шоссе и линии электропередач. Они принесут «Черному континенту» свет, на который он имеет такое же право, как любая другая часть нашей земли.