Глава 18

ДЖОН


Я просыпаюсь от звучащей в голове мелодии. Как и большинство моих лучших работ, «Нежданная Стелла» не запланирована, она просто возникает и тут же поселяется в голове. Во время утреннего чая записываю несколько вариантов, а потом направляюсь навстречу к своей музе.

Она приветствует меня с улыбкой, ее волосы сияют, словно солнце вокруг красивого лица.

— Ты позавтракал?

— Выпил чашку чая.

Она берет меня под руку.

— Тогда идем, англичанин в Нью-Йорке.

— Куда?

Сегодня Стелла обещала немного познакомить меня со своим миром. Признаюсь, мне чертовски интересно. Мы, конечно, притягиваемся друг к другу с пугающей скоростью, но я не в курсе всех ее занятий. Не знаю ее взглядов на жизнь. Я смотрю на жизнь только собственными глазами. Никогда не заботился о том, чтобы делать нечто большее… до Стеллы.

— Куда угодно, — отвечает она.

Быстро становится очевидным, что эта девушка не просто обитает на Манхэттене, она является его частью. Я прожил на этом острове всю свою жизнь, но никогда настолько не укоренялся. Для начала, ее все знают. Мы заходим в булочную, и два парня за стойкой немедленно выкрикивают ее имя, словно парочка влюбленных Марлонов Брандо.

Она приветствует их в своей обычной задорной манере.

— Тони. Мюррей. Хорошо выглядите, парни.

На самом деле, они похожи на ходячую рекламу воска для усов или представителей хипстерского крафтового пива, типа того, что имеет вкус шоколада и ягод акации или еще какого изысканного дерьма.

Тони, мускулистый итальянец с моржовыми усами, поет ей серенаду, поистине ужасно исполняя «Вот и она» группы The La. Стелла в ответ лишь смущенно смеется. Зал переполнен, и пока мы ждем своей очереди, люди пялятся на девушку, явно гадая, кто она такая. Я стою рядом с ней, и ни один человек не смотрит в мою сторону. Это чертовски здорово.

Мы подходим к стойке, и жилистый Мюррей с густой бородой спрашивает, не желает ли она как обычно. Стелла смотрит на меня.

— Ты решил, что будешь заказывать?

— А что такое «как обычно»?

Она застенчиво улыбается.

— Тебе просто нужно увидеть, если ты это выберешь.

В худшем случае, я возненавижу блюдо и найду что-нибудь другое, чтобы поесть позже. Однако учитывая наше жуткое сходство во вкусах, я в этом сомневаюсь.

— Я буду то же, что и ты.

— Два, Марко. И кофе. — Еще раз смотрит на меня, и я киваю. — Сделай три кофе.

Мюррей отрицательно качает головой.

— Ты слишком добрая, детка.

— Настоящая святоша, — отвечает она, но не выглядит обиженной.

— Три? — бормочу я, когда Мюррей отходит, чтобы выполнить наш заказ. — Насколько сильно тебя мучает жажда?

— Третий не для нас, — сообщает она перед тем, как подходит Тони, чтобы поболтать с ним.

Он рассказывает о своей жене Глории, которая со дня на день родит второго ребенка и пожимает мою руку, когда Стелла представляет меня как ее друга Джона. А потом Тони спрашивает, насколько ей понравился его рецепт минестрони18.

— Могу поклясться, он не настолько хорош, как мой рецепт яблочного торта, — говорит Мюррей, передавая нам заказ.

Пока Стелла возится с кофе, я беру пакет с едой и расплачиваюсь. Она бросает на меня возмущенный взгляд, который встречаю пожатием плеч. Меня воспитали так, что на свидании должен платить я. И вряд ли это сексизм, потому что я поступил бы точно так же, даже если бы мне нравились парни.

— Они дополнили друг друга, — дипломатично произносит она. — Суп на ужин. Торт на десерт.

Парни слишком заняты, чтобы продолжать болтовню, поэтому машут нам на прощание.

— Мы можем поесть в парке Юнион-сквер, — предлагает она на улице. — Это в двух кварталах отсюда.

— Так расскажешь мне, что входит в твой обычный заказ?

Стелла широко улыбается.

— Бейгл «все включено» с травяным сливочным сыром и копченым лососем.

Я спотыкаюсь.

— Стеллс, наше дыхание будет отпугивать людей.

Она весело смеется.

— Тогда хорошо, что мы не собираемся заниматься сексом.

Я бросаю на нее косой взгляд.

— Поцелуи, однако, были согласованным занятием, Стелла. Готовься. От чеснока я становлюсь смелым.

У входа в Юнион-сквер она останавливается рядом со стариком, который занят тем, что покрывает тротуар рисунками мелом. Мастер хорош, его образы так и пышут яркими красками. Он нарисовал несколько очень детализированных репродукций старых мастеров: Леонардо, Микеланджело, а рядом с ними Элвис со стразами и пухлогубый Джеймс Дин.

Художник поднимает голову и улыбается Стелле во все тридцать два.

— Звездочка.

— Рамон. Подумала, ты захочешь немного кофеина. — И передает ему стакан с кофе.

— Ты ангел, — говорит он, а потом делает глоток.

— Я думала, что я Звездочка, — замечает Стелла.

— Все звездочки — это ангелы, — настаивает Рамон. — Теперь я собираюсь нарисовать твой портрет.

— Позже я вернусь и посмотрю, — обещает она.

Мы киваем и отходим.

— Талантливый мастер, — хвалю старика.

— Так и есть, — между ее бровей образуется складка, — но он в своем собственном мире. Иногда мыслит трезво, иногда — нет. Он забывает заботиться о себе, так что окружающие люди помогают ему по возможности.

Не просто люди — Стелла.

— Ты и правда присматриваешь за всеми, да?

Я чертовски восхищаюсь этим в ней. Однако Стелла точно не любит внимания. Хмурится сильнее, а щеки розовеют.

— Это не… я просто… никто не заботился обо мне, пока я об этом не попросила, хорошо помню это ощущение. Если вижу человека, который нуждается в помощи, я просто… действую.

Я обнимаю ее за плечи и прижимаюсь поцелуем к макушке.

— Вот что делает тебя Звездочкой.

На скамейке под деревьями мы подкрепляемся все еще теплыми и мягкими бейглами.

— Это удивительно вкусно, — произношу я с набитым ртом, — полно чеснока, но вкусно.

Глаза Стеллы загораются, а набитые едой щеки делают ее похожей на бурундука.

— Я же говорила.

Она проглатывает, слизывает прилипший крем-сыр со своих губ и улыбается, словно ребенок летом. Я наклоняюсь, минуя составленные стаканы с кофе и бутерброды, и целую ее. Протестующий вскрик вибрирует на моих губах, и я улыбаюсь, не двигаясь с места.

— Джон, от меня воняет, — снова протестует она, касаясь моих губ своими.

— Я тебя предупреждал, — прикусываю ее губу и слегка посасываю, — чуточка чеснока не отпугнет меня.

К слову, от нее не воняет. Может быть, дело в прописной истине, что люди, которые едят одно и то же, не замечают запаха. Или, возможно, я просто хочу поцеловать ее. Больше всего на свете. Поэтому у поцелуя вкус Стеллы, маслянисто-сладкий, как ириска на моем языке. Ее губы смягчаются, и она наклоняется ближе, пальцами сжимая мое плечо и проводя по краю воротника. Я ощущаю это прикосновение у основания позвоночника.

Мы целуемся под солнцем, губами исследуя губы друг друга. Забавно, но мы оба немного посмеиваемся между подходами. Я даже не осознаю, что мы качаемся, пока почти не падаем.

Вытягиваю руку вперед, чтобы поддержать нас, а второй обнимаю Стеллу за плечи, чтобы прижать к себе. Она хихикает, и я в последний раз прижимаюсь к улыбающемуся рту.

— У меня от тебя голова кружится, Звездочка.

Голубые глаза светятся, глядя на меня.

— Для тебя Звездный Лорд.

— Не путайся с моими кумирами «Марвел», Кнопка. Было бы совершенно неправильно связывать тебя с Питером Квиллом. Некоторые вещи священны.

Стелла весело качает головой, но потом ее внимание переключается на парк, и она садится немного прямее.

— Ты заставляешь меня забыть, где я нахожусь.

Девушка не краснеет, но опускает плечи, как будто пытается выглядеть гораздо меньше, и до меня доходит, что она смущается. Несмотря на острое желание, я не касаюсь ее снова.

— Ты не любишь публичной демонстрации чувств?

— Не уверена, — немного кривится Стелла и легонько качает головой, прикусывая уголок губ. — Никогда этого не делала. А ты?

Публичная демонстрация? Ага. Многие мои сексуальные контакты происходили в открытую. Минет в комнате после вечеринки, перепих по-быстрому в холле, групповушка в гостиничных номерах. Ерзаю на сиденье, деревянная скамья вдруг становится чертовски неудобной. Я не стыжусь своих поступков в прошлом. Но приравнивать это к тому, чем занимаюсь со Стеллой, кажется неправильным.

Она внимательно наблюдает за мной, и ее улыбка становится кривой.

— Судя по выражению твоего лица, ответ положительный.

Я прочищаю горло.

— Вообще-то, нет. — Когда ее брови поднимаются в неверии, я смотрю ей прямо в глаза. — Раньше в этом никогда не были замешаны чувства.

Забавно, как это все усложняет. Очевидно, для нас обоих. Потому что мы оба смотрим в сторону, внезапно слишком заинтересованные тем, что происходит в парке. Я торопливо делаю глоток кофе. Он сливочный и слишком горячий, чтобы пить быстро. В наступившей тишине я чувствую, как щиплет кончик языка. Стелла еще раз кусает свой сэндвич, потом задумчиво смотрит на меня.

— Мне нравится целоваться с тобой. Не важно, на публике или в приватной обстановке. — В груди медленно разливается тепло, и я улыбаюсь. — Но я запрещаю тискать мои сиськи. Это личное развлечение, — заканчивает она с грубой практичностью, которая заставляет меня смеяться.

— Принято.

Мы заканчиваем перекус, и Стелла ведет меня по Бродвею в Сохо. Я снова испытываю странный феномен неузнаваемости. Вряд ли это из-за того, что ношу низко надвинутую на брови бейсболку. Дело в моей спутнице, которая сияет, словно звезда. Ее знают продавщицы и продающие часы на углу парни. Мужчина по имени Амин бросает ей ледяную бутылку воды, когда мы проходим мимо винного погреба. Он не берет за это ни копейки. Ведь однажды Стелла помогла ему найти пропавшую кошку.

— Забудь про Звездочку, ты — Королева Манхэттена, — заявляю я после того, как она пьет воду.

Стелла лишь фыркает.

— Когда ты достаточно долго живешь где-то, приходится знакомиться с людьми.

— Я так не думаю. — Отрицательно качаю головой, любуясь веснушками цвета корицы, которыми усыпан ее нос, а еще тем, как ее блестящие кудри подпрыгивают при каждом шаге. Как я могу не написать о ней песню? Она — поэзия из плоти и крови. — Я прожил здесь всю жизнь и в отличие от тебя никого не знаю.

— Ты знаешь Сэма.

— Продающего гитары. Я не общаюсь ни с кем за пределами музыкального бизнеса.

Смотрю на Стеллу, не желая видеть сочувствие в ее взгляде. Только вот она просто идет вперед с задумчивым выражением лица, и я пытаюсь объяснить лучше.

— Дело не в том, что я не люблю людей. Каждый год я знакомлюсь с сотнями. Просто я никогда не был способен завязать беседу.

Просто чудо, что я все это время не мог удержаться, чтобы не поддразнить Стеллу.

— Ты интроверт и в то же время рок-звезда. — В ее глазах вспыхивает улыбка. — Вот и все. Ты оживаешь на выступлениях, но после них хочешь побыть наедине с собой.

Я раздумываю над этим секунду и фыркаю.

— Это правда. Боже, что за профессию выбрал интроверт?

— Ты бы выбрал что-нибудь другое, если бы мог? — спрашивает она с искренним интересом.

— Нет. — Я даже не сомневаюсь. — Я люблю это. Учитывая все подводные камни, я всей душой люблю свое занятие. — Наши руки находят друг друга, и я переплетаю наши пальцы. — Но скучаю по выступлениям ради удовольствия. По простой радости от создания музыки. Все парни утратили ее, когда я… — медленно вдыхаю, — в общем, это был перерыв в записи, который всех нас выбил из колеи. Но они вернулись. Все, кроме меня.

Ее голубые глаза затуманивают слезы.

— Что ты имеешь в виду?

— Я все время притворяюсь, Стеллс. Выхожу на сцену с ощущением, словно это отголосок меня. Как будто проживаю момент, глядя со стороны. Иногда я вспоминаю о тех временах, когда мы начинали. Когда приходилось уговаривать владельцев клубов позволить нам сыграть и чувствовать охренительную благодарность, когда хоть кто-нибудь соглашался. — Я кривлю рот от старых воспоминаний. — Тогда мы были действительно молодыми и на самом деле ужасными, были времена, когда мы шли и играли на тротуарах, просто чтобы кто-то, кроме друзей, мог послушать нас. Тогда я был полон надежд. Музыка была для меня словно воздух, а сейчас стала водой, которая поднимается надо мной.

Не знаю, почему загружаю Стеллу, просто мне приятно разговаривать с человеком не из группы, с тем, кому я не плачу за возможность быть выслушанным. Мне приходит в голову, что эта девушка — единственная настоящая связь, которую я установил во взрослой жизни с человеком, который только для меня. Я не знаю, то ли это пиздец, то ли мы все живем в изолированных социальных пузырях, но мне это нравится. Глядя на нее сейчас, я не обнаруживаю никакой жалости, только понимание.

— Я хочу снова свободно дышать, Кнопка. В этом есть хоть какой-то смысл?

Она задумчиво смотрит вдаль и немного морщит нос.

— Я думаю, что в какой-то момент мы все начинаем чувствовать, как поднимается вода. И все хотим воздуха.

— Ты тоже задыхаешься? — тихо интересуюсь я.

Она рассеянно кивает.

— Иногда.

Порыв ветра проносится по алее, разметав ее волосы, и я понимаю, что мы стоим неподвижно, в то время как люди проходят мимо, обтекая нас, будто камни в реке.

Стелла заправляет локон за ухо.

— Когда в последний раз ты выступал просто ради музыки?

— Когда играл тебе в магазине Сэма.

Закончилось все не самым лучшим образом, и мы оба об этом знаем.

Она задумчиво хмыкает.

— Мне кажется, тебе стоит сделать это снова. Идем.

— Погоди, куда?

Ее взгляд зажигается, а в голове явно вырисовывается план. Стелла в своем репертуаре. Она сжимает мою руку.

— Увидишь.

— Когда я последний раз слышал эти слова, Рай напоил всех нас и убедил в том, что побрить промежность — это хорошая идея.

Стелла сбивается с шага, чуть не спотыкаясь о бордюр. Я притягиваю ее к себе и обнимаю за талию. Она коротко и немного шокированно смеется надо мной.

— Наголо?

— Ага. Когда отрастало, охренительно зудело, — ворчу я, пряча улыбку.

Я бы свалил этот поступок на невежество, связанное с юным возрастом, но все произошло три года назад.

— Добро пожаловать в мир женских проблем, — невозмутимо произносит Стелла. — Поговорим, когда попробуешь бразильскую восковую эпиляцию.

Теперь моя очередь едва не спотыкаться.

— Прекрати хватать воздух, как рыба, — заявляет она со смешком. — Вперед, нам надо идти.

— Погоди. Давай поговорим о твоих приключениях с воском? Или, может, расскажешь вкратце, чем сейчас занимаешься?

К сожалению, она продолжает идти, заставляя следовать за ней.

Мы оказываемся в Бэттери-парке, и когда Стелла останавливается возле группы молодых разношерстных музыкантов, играющих на гитаре, до меня начинает доходить ее идея. Поэтому я делаю огромный шаг назад.

— Нет. Ни за что, Кнопка.

Она невинно распахивает глаза. Идеальная насмешка.

— Ты даже не представляешь, что я собираюсь сказать.

— Я знаю твой маленький дьявольский мозг лучше, чем ты думаешь. Ты хочешь, чтобы я сыграл с ними, разве не так?

Она моргает, в удивлении приоткрывая губы.

— Ладно, ты хорош.

Я фыркаю.

— Как и сказал: я знаю тебя.

Ее щеки окрашиваются румянцем.

— Черт, уже предсказуема.

— Ни в коем разе. Ты удивляешь меня все время. От этого меня бросает в жар.

Стелла краснеет еще сильнее, но затем отмахивается от моей провальной попытки отвлечь и с новой решимостью дергает меня за рукав.

— Эти дети приезжают сюда каждые выходные и всегда остаются без денег.

— Потому что никакие. — Когда она бросает на меня взгляд, я поднимаю руку. — Да ладно, у тебя же есть уши. Они ужасные. И приукрашивать нет смысла.

— Я знаю, что они ужасны. Но ты-то нет.

— И что? Я должен подойти к ним и сказать: «Эй, можно позаимствовать твой инструмент и превзойти тебя своими профессиональными навыками?» — Я гримасничаю. — Я буду выглядеть как полный придурок.

Она крепко сжимает мое запястье, словно боится, что я сейчас развернусь и убегу. Не исключено. Я вполне на это способен. Однако меня умиляет, что Стелла думает, будто сможет удержать меня. Я просто закину ее на плечо и унесу с собой.

— Ладно, — сдается она, — возможно, идея дурацкая… не соглашайся пока. Выслушай меня.

— Не собирался говорить ни слова, — лгу я.

— Если ты подойдешь и предложишь им сыграть вместе или спеть пару песен, не известно же, как все пройдет.

— У меня есть предположения, — бормочу я, — и ни одного нормального.

— Но откуда тебе знать, — многозначительно замечает она. — В отличие от твоих концертов это не запланировано. Не безопасно. Ты пойдешь туда и будешь сам по себе, без поддержки.

Я наблюдаю за подростками. Они пытаются сыграть песню группы «Lincoln Park». Это больно слышать. Они знают, как играть, только не вместе. Ребята нуждаются в руководстве. И примерно паре лет практики.

— Я понятия не имею, каково быть легендой рока, — мягко начинает она. — Не представляю, под каким давлением ты находишься. Но точно знаю, что самый лучший опыт приобретается в небезопасных обстоятельствах.

— В небезопасных обстоятельствах? — спрашиваю, по-настоящему заинтересовавшись.

Она смотрит на меня, как на идиота.

— Я с тобой, Джон.

Я с трудом сглатываю и киваю, не находя слов. Она просто ошарашила меня. С ней я тоже за пределами зоны комфорта. И чувствую себя немного дерьмово, ведь часть меня знает, что Стелла влюблена в меня так же, как и я в нее. Отношения с этой девушкой, возможно, не совсем безопасны для меня, но все равно это не похоже на риск. Вот, значит, как она это видит? Она напугана?

Стелла ожидает дальнейших действий с моей стороны, так и не отпуская мое запястье. Кончики ее пальцев прижимаются к точке, где бьется пульс и, несомненно, ощущают возбужденное биение моего сердца.

Вероятность конфуза высока, но в этом-то и соль, не так ли? Я принимаю участие в рисковом мероприятии с музыкой. Когда я в последний раз испытывал подобное во время выступления? Лет в восемнадцать, да и то не очень. Я был высокомерным ублюдком, полностью уверенным в собственной ценности и своем месте в этом мире. Киллиан не раз твердил, что у меня достаточно смелости и храбрости, чтобы вытащить всех нас из безвестности. И все же он, не колеблясь, сделает это. Он более сдержанный из нас двоих, но никогда не боялся потерпеть неудачу.

Даже находясь на вершине, я боялся падения.

На мгновение у меня перехватывает дыхание. Голове жарко и ее слишком тяжело удерживать. А потом я выдыхаю и загораюсь.

— К херам, — бормочу, почесывая затылок, где сосредоточилось напряжение.

Стелла бросает на меня взгляд.

— Ты собираешься это сделать?

— Да, малышка, собираюсь.

Я быстро целую ее и направляюсь к группе. Напряжение буквально гудит в венах, сердце бьется о ребра. Я не знаю, что это: нервозность или предвкушение чего-то рискованного. Скорее всего, и то, и другое.

Их тут трое, все парни. Одеты в узкие джинсы и потрепанные кроссовки. Один из них выше меня и очень худой, каштановые волосы падают на глаза, борода местами клочковата. Второй довольно невысокий, светловолосый, и уже щеголяет внушительным количеством татуировок на одной руке. Хотя на нем самая рваная одежда, я с первого взгляда узнаю обеспеченного ребенка. Последний парень, тот, что мертвой хваткой держит бас, примерно моего роста и щеголяет чернильно-черным ирокезом. В его возрасте у меня был такой же. Был ли я когда-нибудь так молод? Боже, я ощущаю себя стариком.

Когда приближаюсь к ребятам, они смотрят на меня широко раскрытыми, полными удивления глазами.

— Привет, я Джакс.

Сейчас можно использовать столь известное имя, ведь через несколько минут у меня не будет возможности скрыть свою личность.

— Мы знаем, кто ты, — хрипло произносит блондин. — В смысле, мы не можем в это поверить, но знаем.

Ни один из них не принял мою протянутую руку, и я начинаю чувствовать себя идиотом. Но потом парень с редкой бородой тянется и все же здоровается со мной.

— Джейми. Это Джо, — называет он имя глазеющего блондина, — а это Навид.

Парень с ирокезом поднимает руку и приветственно машет.

— Мы огромные фанаты, — сообщает Джейми.

— Большое облегчение, — шучу я. — Было бы немного неловко, если бы вы подумали, что я просто какой-то псих.

Ребята глазеют на меня так, как будто я и есть псих. Прочищаю горло, избавляясь от некомфортного жара.

— Я подумал, что вы могли бы помочь мне кое с чем.

— С-с чем? — недоумевает Навид.

Его руки довольно сильно дрожат, но парень быстро прячет их в карманы. Я сдерживаю понимающую улыбку. Притворяйтесь, пока не сделаете притворство ключевым компонентом в этом дерьмовом бизнесе.

— Видите мою девушку, симпатичную рыжулю, которая притворяется, что не смотрит? Ну, на самом деле она очень хочет, чтобы я прямо сейчас сыграл для нее. Я подумал…

— Вот, — Джо пихает гитару мне в руки, — возьми.

— Спасибо. — Я крепко берусь за гриф. Потрепанная «Ibanez» стоит дешевле моих ботинок, но у нее довольно хороший звук для близких расстояний, и если не слишком беспокоиться о нюансах. — Но я вроде как подумал, не возражаете ли вы, парни, сыграть со мной. Я мог бы петь.

— Нет-нет, — настаивает Джейми, — пожалуйста, сыграй и на моей гитаре тоже. Это будет эпично.

— Я сыграю с тобой, — осмеливается Навид, и выглядит слегка посеревшим под своей бронзовой кожей, но хорошо это скрывает.

— И я. — Лицо Джо порозовело, он стоит высокий и решительный, сжимая свой старый «Страт».

— Ладно. — Я дергаю несколько струн и морщусь. — Она расстроена. Лишь немного, но это заметно, когда вы играете.

— Блядь, — тоже кривится Джейми.

Я ободряюще улыбаюсь ему.

— Многие люди должны научиться это слышать. А пока используйте тюнер. — Я подтягиваю струны, пока мне не нравится звучание. — Когда я только начинал, гитара всегда была расстроена. Киллиан часто срывался на мне из-за этого.

При упоминании его имени парни расцветают.

— Он херов бриллиант, — восхищается Джейми.

— Да, такой, — соглашаюсь я, шокированный тоской по другу. Слишком давно ему не звонил. Правда в том, что я не хочу знать, когда он вернется домой, потому что тогда уедет Стелла. Я отмахиваюсь от этого ощущения и обращаюсь к подросткам, которые таращатся на меня широко распахнутыми глазами. — Итак. Следуйте за мной и слушайте. Слушайте, когда играете. Когда вы начинаете, то пытаетесь играть каждый по-своему. Но вы в группе. Вы часть команды. Сыграйте со мной.

Все кивают, даже Джейми, хотя он останется сидеть в стороне. Я перебираю несколько композиций, выясняю, какие они знают. Не хочу играть ни одной из своих. Если сделать это, выступление, хоть и тонко завуалированное, немедленно состоится. К счастью, ребята это понимают и довольны всем, что я делаю. Мы останавливаемся на паре классических песен, люди знают их и обязательно к ним потянутся.

Сейчас никто нас не замечает. Разве что Стелла, которая сидит на верхней перекладине скамейки и молча наблюдает за происходящим с улыбкой Моны Лизы на розовых губах.

Я начинаю вступительные аккорды «About a Girl» Nirvana, стараясь, чтобы они звучали красиво и медленно. Парни присоединяются, нерешительно, но стараются. Как только я начинаю петь, люди замедляют шаг. Я нарочно стараюсь, чтобы голос звучал как у Курта. Во-первых, потому что не хочу сейчас звучать как обычно, но еще и потому, что он мой кумир и навсегда им останется.

Я был маленьким ребенком, когда умер Курт, но эта потеря причиняет мне такую боль, будто хорошо его знал. Внезапное озарение покалывает кожу мелким холодком. Я тоже мог уйти, мог упустить этот момент. На секунду закрываю глаза, пока желудок болезненно сжимается. Ощущение, словно продемонстрирую его содержимое прямо здесь и сейчас. Вот почему мне не нравится выступать как раньше. Этот гребаный больной, скользящий по венам ужас от того, что могло произойти, преследует меня каждый чертов раз, когда я оказываюсь перед аудиторией.

«Но ничего не случилось. Ты здесь. Солнце освещает твои плечи. Воздух просачивается в легкие. Ты здесь».

Я здесь. Только я и музыка, вибрация струн под моими пальцами, растягивание звуков в груди и горле. Мелодия растекается по мне, устраиваясь удобнее, усиливаясь. Я играю соло, и оно отдается внутри дрожью радости.

Когда я снова открываю глаза, мы окружены зрителями. Не уверен, осознают ли они, кто я такой. Меня это не особо заботит. Песня заканчивается, и я обращаюсь к толпе:

— Привет, я Джакс. Я бы хотел представить вам членов группы.

Это вызывает несколько смешков. Люди свистят в знак признательности. Джейми снимает все на телефон. Парни нерешительно машут народу руками. И, поскольку произнес шутку «Битлз», я начинаю играть «Hey, Jude».

Я отступаю, поворачиваясь к молодым ребятам рядом с собой. Они выглядят так, словно выиграли в лотерею, широко улыбаются и слегка ошеломленно смотрят. Но при этом подпитываются от меня, объединяясь. Я киваю и поворачиваюсь лицом к толпе.

— Здесь вам придется подпевать.

И люди это делают. Вот почему песня невероятная. Все ее знают. Все хотят ее петь.

К тому времени, как мы почти закончили, деньги вываливаются из открытого футляра из-под гитары на землю. К нам подъезжают два копа на лошадях, чтобы проверить, в чем дело. Я думаю, что нам пора сворачиваться, но они просто смотрят, качая головами в такт музыке.

Джо передает Джейми свою гитару и в свою очередь продолжает снимать наше выступление. Мы играем, пока аудитория не становится слишком большой, и полицейские не начинают нервничать. Я не испытываю удачу и заканчиваю. Некоторые просят автографы, но большинство просто фотографируются. Я благодарю ребят и даю им номер Бренны.

— Она передаст вам билеты на наше следующее шоу.

— Спасибо, мужик, — светится Джейми.

— Не могу поверить, что мы сделали это, — говорит Джо, поднимая и сортируя деньги. Пытается дать их мне, но я отказываюсь.

— Ни за что. Для меня это было в удовольствие. Оставьте себе, парни.

Навид хватает мою руку и трясет ее.

— Серьезно, спасибо. Это было… охренительно круто.

Мы все смеемся.

— Да, это уж точно, — соглашаюсь.

А потом с широкой улыбкой на лице ко мне подходит Стелла. Я раз или два терял ее из виду, но она была со мной все время, присутствовала в глубине моего сознания, удерживая. В два шага я подхожу к ней и поднимаю на руки. Она вскрикивает от удивления и обвивает ноги вокруг моей талии.

— Что ж, и тебе привет, — с улыбкой произносит Стелла. — Ты отлично справился.

Я быстро и жестко целую ее, а потом подкидываю выше, устраивая поудобнее, и направляюсь в парк.

— Ты собираешься всю дорогу нести меня? — спрашивает она.

— Ага. Или до ближайшего такси. — По дороге нам как раз попадается машина. Я машу одной рукой, пока второй придерживаю Стеллу. — Потом мы поедем домой и будем целоваться. Много. Позже я приготовлю тебе ужин.

Она опускает веки, руками обвивая мою влажную шею.

— С этим планом я справлюсь.

Черт подери, мне нравится эта девочка. И нравится моя жизнь, когда в ней присутствует она. Я прижимаю Стеллу немного сильнее.

— Думаю, справишься.

Загрузка...