Доверься мне

Глава 26

ДЖОН

— Что это за место? — спрашивает Стелла, когда я завожу ее в огромный лофт в Сохо.

Она прогуливается, окидывая взглядом открытое пространство, на котором хаотично размещены глубокие кресла, а потом замечает сцену, установленную в глубине помещения.

— Репетиционная. — Закрываю дверь, и меня окутывает тишина. Лофт специально спроектировали таким образом, чтобы достигнуть оптимальной акустики. — Здесь есть пара звукозаписывающих кабинок. — Указываю на застекленные комнаты, куда периодически приходят поработать наши продюсеры.

— Круто! — Она смотрит на меня широко распахнутыми голубыми глазами. — Что мы здесь делаем?

— Подойди, и увидишь.

Взяв ее за руку, веду к сцене, где установлено оборудование «Килл-Джон».

— Ты собираешься петь? — В ее глазах зажигается энтузиазм, и Стелла подпрыгивает на месте. — Да!

— Нет, — улыбаюсь я. — Мы споем вместе.

Счастливое выражение покидает ее лицо.

— Что? Мы? Нет… — смеясь, она качает головой. — Я не умею играть ни на одном инструменте. И поверь… я не умею петь. Ни капельки.

Придерживая за поясницу, веду Стеллу по ступенькам на сцену.

— Неважно, детка. Здесь только мы вдвоем.

— Нет, правда. Я не умею. На самом деле мое пение звучит так, будто кот занимается сексом с коровой. Это ужас.

Я смеюсь, включая микрофон.

— Никогда не забуду такое сравнение, но я все равно рискну. А теперь хватит придумывать отмазки.

Запыхтев, Стелла упирает руки в бока.

— И как это должно улучшить мое настроение? Мне бы лучше принять ванну с пеной, а не позориться на сцене.

— Ты споришь, — произношу с каменным выражением лица, приближаясь к гитаре. — Это первый шаг на пути к нормальной Стелле.

На ее губах так и норовит растянуться улыбка, но Стелла подавляет ее.

— Боже, ты знаешь, на какие кнопки нажимать.

— Ты моя Кнопка, — говорю, одаривая ее быстрым поцелуем.

Стелла смеется и показывает мне средний палец. Но подходит туда, где я настраиваю гитару.

— Думаю, ты должен просто спеть для меня песню.

— Это я тоже сделаю, — целую ее веснушчатый нос, — если будешь хорошо себя вести.

Показав мне язык, она отходит и щелкает по тарелке на ударной установке Уипа. По помещению разносится негромкий звон.

— Попробуй сыграть, — предлагаю я. Она вздрагивает, словно ребенок, который шкодил и попался, и тут же прячет руку за спину. — Серьезно, Стеллс, Уип не станет возражать.

Бросив смущенный взгляд, она проскальзывает на низкий стульчик и берет пару палочек, которые здесь хранит Уип. Легонько постукивает по барабану.

— Слабовато, — хмыкаю я. — Давай, детка, сильнее, он для этого и создан.

Стелла корчит гримасу, а потом пожимает плечами.

— Выплесни свою ярость, — подначиваю я.

Она начинает медленно, едва касаясь установки, но потом словно срывается и набрасывается на инструмент, как животное из «Маппет-шоу». Наблюдая за ней, я улыбаюсь. Когда Стелла заканчивает, ее волосы спутаны, дыхание сбито, но в глазах наконец-то появился блеск.

— Это было охренительно.

— Не так уж и плохо, — замечаю я, хлопая.

— Это было ужасно. — Она отбрасывает прядь волос барабанной палочкой и улыбается. — Хотя выбивать дурь из барабанов весело. Теперь я понимаю Уипа.

— Он будет рад это услышать. — Жестом подзываю ее поближе. — А теперь примерь мою роль. Мы будем петь.

Стелла снова бормочет что-то о спаривании кота с коровой, но направляется ко мне, глядя при этом возмущенно и с подозрением.

— Ну же, это будет весело, — уговариваю я, толкая ее плечом.

— Или ты с криками сбежишь, — мрачно отзывается она.

— Я тебе уже говорил, как завожусь, когда ты сердитая?

— Нет. Но ты немного того, так что я не удивлена. — Положив голову на мой бицепс, она смотрит на меня сквозь длинные ресницы покрасневшими глазами. — Что поем?

— Когда мне хочется почувствовать себя в безопасности или меня накрывает меланхолия, пою песни «Битлз». Если хочу послать мир нахер, тогда «Нирваны».

Стелла внимательно смотрит на меня.

— Почему именно они?

— Моя мама очень редко слушала музыку, но любила «Битлз». Их песни напоминают мне о детстве и ее улыбке.

В стремлении поддержать меня, Стелла придвигается ближе.

— Ты никогда особенно не рассказывал о своей маме.

Я пожимаю плечами.

— Да особо нечего рассказывать. Я вырос, и ей не понравился мужчина, которым я стал. К тому же я понял, что мне эта женщина тоже не нравилась, поэтому… — снова пожимаю плечами, — теперь моя семья состоит из выбранных мною людей. И меня это устраивает.

Стелла медленно кивает.

— А «Нирвана»?

Я слабо улыбаюсь.

— Курт — мой идол. К тому времени, как я открыл для себя «Нирвану», он умер, но я все равно чувствую свою связь с ним.

— У вас много общего, — мягко подтверждает она.

С тем лишь исключением, что, в отличие от него, я выжил. Сжимаю гриф гитары достаточно сильно, чтобы почувствовать, как он впивается в кожу.

Стелла целует мой бицепс.

— Я имею в виду то, как вы оба любите музыку и выглядите, словно вам наплевать на общественное мнение.

— Ну… — ухмыляюсь я, — и это тоже.

С решимостью во взгляде она распрямляет плечи.

— Тогда давай «Нирвану».

С болью осознаю, что ей хочется сейчас накричать на весь мир. Желание догнать мудака, зовущегося ее отцом, и втоптать его в тротуар, накрывает меня с новой силой. Однако Стелла нуждается во мне больше.

Я перебираю несколько аккордов. Сейчас гитара звучит идеально.

— Ты знаешь «Heart-Shaped Box»?

— Да, но недостаточно, чтобы правильно спеть все слова.

— Что насчет припева?

От напряжения она кривит носик.

— Ты имеешь в виду эту часть: «Hey, Wayne, I got a new complaint»? Конечно.

— Ну почти. Там было «Hey, wait». — Начинаю играть вступление, и Стелла подпрыгивает, когда насыщенный и сильный звук гитары прокатывается по лофту. — Я буду петь куплеты, а вместе мы споем припевы. Хорошо?

Кивая, она выглядит нервной, но возбужденной. Я чувствую, что становлюсь увереннее, движения все легче. Вот как на меня влияет музыка, надеюсь, со Стеллой она делает нечто подобное.

— Серьезно, так и сделай. Кричи в микрофон. Здесь только мы.

Я начинаю петь, и Стелла визжит от счастья, дергая меня за подол футболки. Ее выходки заставляют меня смеяться на протяжении части песни, что вынуждает и ее присоединиться к моему веселью. Приближаясь к припеву, я улыбаюсь, глядя сверху вниз, и ободряюще поднимаю брови. Она делает глубокий вдох, а затем расслабляется.

Кнопка не преувеличивала: она совсем не умеет петь. Но то, как она вступает в песню, энергично дергая округлыми бедрами, смотрится потрясающе. Мне нравится петь со Стеллой, наблюдать за тем, как ее увлекает это занятие. Когда я дохожу до части с мощным соло, она спрыгивает со сцены и пускается в пляс, широко разведя руки и кружась.

Ее радость просачивается в меня и наполняет музыку. Я много раз испытывал схожий кайф, выступая перед многотысячной толпой и слыша, как мне кричат поклонники. Но сейчас это нечто большее. Я не знал тех людей, они оставались безликой массой. Стелла же — мое все. Выступать для нее — это подарок, в котором я даже не подозревал, что нуждаюсь.

Песня заканчивается, перетекая в следующую. Впервые я играю для нее свою музыку, пою свои тексты, придерживаясь быстрого темпа, чтобы Кнопка могла продолжать танцы. Когда я перехожу к «Апатии», она кружится и подпевает фальшиво, но от души. Стелла до сих пор в синем платье, которое надевала на ужин, юбка кружится вокруг ее бедер, периодически поднимаясь и являя на мгновение ее розовые трусики.

На концертах в меня бросали бюстгальтерами, перед глазами мелькали самые разнообразные девушки. Ничто из этого не заводило меня так, как желание еще разок увидеть сладкую попку Стеллы.

Наши глаза встречаются, и Кнопка покачивает бедрами, в которые я влюблен с того момента, как она украла поцелуй и изменила мой мир. Пальцами пробегаю по струнам, и заканчиваю петь. Каким-то образом мы останавливаемся одновременно. Грудь Стеллы поднимается и опускается с каждым прерывистым вдохом.

Мое тело гудит, по коже стекает пот. Ее щеки вспыхивают, волосы на висках от пота кажутся более темными. Изо рта выскальзывает кончик языка, чтобы облизнуть нижнюю губу. Этого достаточно, чтобы я стал твердым. Не прерывая зрительного контакта, я снимаю с плеча ремень от гитары и медленно ставлю ее на стойку.

Взгляд Стеллы затуманивается от страсти.

— Сними футболку.

Живот сводит от болезненного томления, когда я тянусь руками за голову, хватаю горловину футболки и стягиваю ее. Стелла покачивается, словно это зрелище волнует ее и выбивает почву из-под ее ног. По моей коже разливается жар, дыхание ускоряется.

А потом полностью прерывается, когда Стелла стаскивает платье по плечам и бросает его на пол. Следующим слетает бюстгальтер. Я низко рычу, глядя на ее затвердевшие, возбужденные розовые соски.

— Иди сюда, Джакс Блэквуд, — хриплым от желания голосом требует она.

Кнопка хочет поиграть, и поэтому сейчас я Джакс. Спрыгнув со сцены, приближаюсь к ней. Схватив ее за сочную попку, поднимаю на руки, и наслаждаюсь тем, как по голой груди скользит шелк ее кожи. Приоткрыв губы, Стелла крепко обнимает мою талию ногами. Ее поцелуй отзывается в коленях, на головке члена, который рвется внутрь нее.

Ситуация слегка выходит из-под контроля. Мы натыкаемся на диван, падаем на прохладную кожу, и нежное тело Стеллы накрывает мое. Она нужна мне. Кожа к коже, губы к губам. Она — воздух, вода и жизнь. Обхватываю руками ее изящную спину и притягиваю еще ближе, даже когда она скользит языком глубже, пробуя меня на вкус нетерпеливыми облизываниями.

Ее крохотные шелковые трусики трещат от моей хватки, и я стону, когда влажность соприкасается и трется о низ моего живота. Стелла протягивает между нами руку и расстегивает пуговицу на моих джинсах, а потом я приподнимаю бедра, чтобы высвободить член. Но так и не могу оставить в покое ее сочный рот. По позвоночнику горячей волной пробегает чистая похоть, когда она наконец обхватывает мой член.

Опускается, захватывая меня в тугой влажный жар своей киски. Я толкаюсь, подбрасывая ее бедрами, а Стелла извивается, двигаясь так, как ей хочется, используя меня для своего удовольствия. И мне это нравится, я тащусь от того, как покачиваются полушария груди, от упругой мягкости ее попки в моих ладонях.

Стелла ускоряется, и вот уже наши бедра сталкиваются с громкими шлепками. Она выгибает спину, склоняя голову набок. А потом притормаживает, прикрывая веки. Никогда не видел ничего красивее.

В тот же миг она распахиваются глаза, встречаясь со мной взглядом, как будто слышала мои мысли. Стелла наклоняется, обвиваясь вокруг меня, и раскрывает свои мягкие губы. Беру в плен эти губы и целую, словно в последний раз. Мы движемся беспорядочно, рвано, сосредоточенные на ощущениях, а не на технике. Мне безумно хорошо с ней, в ее влажной и горячей глубине. Чувствую, долго я не продержусь.

— Ты близко? — спрашиваю, задыхаясь. — Скажи, чего ты хочешь.

Но Стелла лишь стонет, хмурясь и продолжая объезжать мои бедра. Дрожащей рукой я ныряю между нами и прижимаю большой палец к ее налившемуся клитору — жестко, именно так, как она любит, — и Кнопка со стоном взрывается. Ее тело расслабляется и оседает. Стелла погружается в свой оргазм, позволяя ему захватить себя и полностью доверив мне свое тело.

Зрелище кончающей девушки, ритмичная пульсация мышц на моем члене заставляют меня кончить так сильно, что забываю, кто я и где. Остается только наслаждение и Стелла. Всегда только Стелла.

Очнувшись, до сих пор чувствую себя ошеломленным. Стелла лежит сверху, влажная и задыхающаяся, расслабленная от удовольствия. Мне приходится приложить нечеловеческие усилия, чтобы поднять руку и погладить ее по волосам.

— Если мое выступление творит с тобой такое, — произношу хрипло, — то я буду делать так каждый гребаный день весь остаток нашей жизни.

— Договорились, — негромко фыркает она.

Стелла слегка сдвигается, и по моим бедрам растекается влага. Мы оба напрягаемся. Кнопка поднимает голову, и я не понимаю, как правильно истолковать ее взгляд. Не испуганный, но в нем явно читается шок.

— Мы забыли презерватив, — тихо констатирую я.

Несмотря на то, что Стелла краснеет, с ее губ срывается негромкий виноватый смешок.

— Я о нем даже не подумала.

С кривоватой улыбкой я убираю с ее щеки прядь волос.

— Как и я. Это… я так никогда не поступал. Ни разу. Мысль о защите даже не посетила мой разум, и это впервые.

Стелла кладет голову мне на плечо.

— Ну, мы знаем, что чисты. Я принимаю контрацептивы, так что… — Она замолкает.

Мой член все еще в ней, но уже понемногу опадает. Теперь, когда осознаю, что на мне нет презерватива, он твердеет с новой силой. Ему хочется снова попробовать, изучить ее по-новому. Я приказываю ему угомониться.

— Значит ли это, что мы можем… м-м-м… не использовать… — я прерываюсь.

Черт, я свинья.

Стелла смотрит на меня с сомнением, но без злости. По крайней мере, пока.

— А ты хочешь?

Мы оба буквально ходим на цыпочках вокруг этой темы, и ни один не представляет, как сказать вслух. Раньше я не обсуждал подобный вопрос, просто не возникало желания. Тем не менее, это достаточно важно. Речь не о презервативе — вернее, не совсем о нем, — факт в том, что мы обсуждаем, как на постоянной основе использовать защиту.

Я прижимаюсь губами к ее голове. Конечно, у нас это серьезно. Я однозначно влюблен в Стеллу.

— Детка, мы поступим так, как ты захочешь.

Она покачивает бедрами, и этого движения достаточно, чтобы сделать меня твердым. Я слышу улыбку в ее голосе.

— Мне нравится, что нет нужды делать паузу.

Черт, мне тоже.

— Тогда с этого момента я буду трахать тебя без остановки, — с улыбкой отвечаю я.

Она смеется, и этот звук зажигает мой мир.

— Тебе уже лучше? — спрашиваю серьезно.

Стелла вздыхает медленно и спокойно, ладонями скользя по моему боку и оставляя за собой мурашки.

— Да. Спасибо, Джон. За то, что позаботился обо мне.

Мое горло сжимается.

— Я ничего особенного не сделал.

Взгляд голубых глаз удерживает мой.

— Ты сделал все самое важное.

Мы смотрим друг на друга. В глазах Кнопки столько доверия и нежности, что у меня начинает болеть сердце. Хочу вжать ее в себя и спрятать от всего мира, от всего, что может причинить ей боль. Однако понимаю: это не сработает. Мы не можем защитить тех, кого любим, можем только дать им понять, что подхватим их при падении.

Тишина между нами затягивается. Она не неловкая, но наполнена чем-то хрупким и даже тяжелым. Еще одно движение перевернуло наш мир, очередная стена рушится. Вероятно, для Стеллы это слишком. Она поворачивает голову и целует изгиб моей шеи, ее улыбка становится застенчивой и дрожащей.

— Но, может, нам стоит убедиться…

Ей не нужно продолжать. Переворачиваю ее на диван и толкаюсь вперед. Смех Стеллы сменяется еще одним удовлетворенным стоном. В этот раз я не тороплюсь.

СТЕЛЛА

Джон отвозит меня домой. Мы принимаем ванну, во время которой он, обняв меня, аккуратно моет мою голову, а потом относит в постель. Весь следующий день мы проводим здесь, ленимся, пропитываемся друг другом. Мне странно все время ходить голой, потерявшись в тумане похоти и секса. Даже тело ощущается по-другому: сверхчувствительное, но в то же время удовлетворенное, разнеженное и томное. Я чувствую каждый дюйм наших тел.

Боже, его тело. Оно вкусное, твердое, подтянутое и теплое. Не могу перестать касаться Джона. Не собираюсь даже пытаться. Когда Джон снова тянется ко мне, на кровать золотыми полосами ложится свет заходящего солнца. С самоуверенной легкостью он подминает меня под себя, находя губами мои. И одобрительно мурлычет, устраиваясь между моими бедрами.

Джон — моя добровольная зависимость, вынуждающая медленно терять смысл все остальное. Есть только он. Тяжесть его тела, его движения на мне. Медленное покачивание его бедер настолько хорошо, так до неприличия прекрасно, что вызывает дрожь. Его эрекция ощущается каменной, когда Джон — твердый и горячий, — скользит по моей промежности. И мы оба знаем: ему потребуется не так много усилий, чтобы податься назад и войти в меня.

Но Джон всматривается в мое лицо, кажется, взглядом стараясь впитать малейшую деталь. Он настолько близко, что я могу рассмотреть бледный шрам под глазом, и еще один под уголком губы. Старые, исчезающие отметины, рассказывающие историю его жизни.

Он аккуратным движением убирает локон с моей щеки.

— Джон… — я слегка покачиваюсь, прижимаясь налившейся грудью к его груди, — войди. Пожалуйста.

Легкая улыбка приподнимает уголки его губ.

— Нет.

— Как это нет?

Боже, мне до безумия жарко. Меня буквально трясет.

— Ты меня слышала. — Он трется улыбающимися губами о мои. — Нет.

Круглая головка его члена словно бы целует мой вход перед тем, как скользнуть дальше, и я выгибаюсь, сотрясаемая дрожью.

— Ты меня убиваешь.

— Хорошо, — говорит это сплошное покачивающее бедрами самодовольство.

— Хорошо? — Я смотрю на него, но не могу удержать взгляд. Не когда задыхаюсь и ощущаю пустоту внутри себя. — Ты доволен тем, что пытаешь меня сексом?

— М-м-м, — склонив голову, облизывает сосок, — даже горжусь этим.

— Псих. Боже, сделай так еще.

— Ш-ш-ш… — Джон кусает мою грудь. — Так ты, как хорошая девочка, принимаешь наказание?

— Я больше не уверена в своей симпатии к тебе.

Зарываюсь пальцами в его шелковистые волосы, играюсь с кончиками, пока он посасывает мою грудь достаточно сильно, чтобы я почувствовала жар его языка.

Чувствую его дьявольскую улыбку.

— Ничего подобного. — Он прокладывает дорожку из поцелуев до второй груди, членом давя мне на клитор. — Конечно, если ты на самом деле против, то можешь оттолкнуть меня и позаботиться о себе самостоятельно.

Если я так сделаю, пусть пеняет на себя. Хотя Джон слишком хорош, и знает об этом. Несмотря ни на что, я сгребаю в охапку волосы, заставляя его поднять голову. Зеленые глаза встречаются с моими. Его взгляд слегка расфокусирован, с поволокой. И я знаю, что Джон взволнован не меньше моего.

— Я бы скорее предпочла, чтобы ты отполировал мою жемчужинку. — Играю бровями. — Поласкал мою киску.

С его губ срывается смех, а в уголках глаз появляются морщинки.

— Я люблю тебя.

Джон произносит это так легко и просто, словно признание само собой сорвалось с его губ. И все же он дергается и широко распахивает глаза. Мир замирает, слова повисают между нами, словно живое, дышащее существо, которое хватает мое сердце и крепко его сжимает. Ни слова не говоря, Джон внимательно всматривается в мое лицо, будто в попытке оценить реакцию. По правде говоря, он выглядит слегка напуганным. Мы настолько тесно прижаты друг к другу, что я слышу каждый сильный удар его сердца.

— Ты ведь не собирался это говорить, правда? — шепчу я.

— Нет, — тихо подтверждает он.

Я вздрагиваю, словно Джон закричал, и опускаю голову, чтобы не смотреть на него. Однако он кладет ладонь на мою щеку, нежно приподнимая мое лицо. Встречаю с серьезным взглядом зеленых глаз.

— Но я сказал.

По коже прохаживается теплое покалывание.

— Ты меня любишь?

Он не вздрагивает, не моргает.

— Да. Уже какое-то время.

Я пытаюсь в это поверить, но боюсь.

— Ты говорил, что не станешь влюбляться.

Кривя губы в усмешке, Джон большим пальцем медленно гладит уголок моего рта.

— Кнопка, ты вывела меня из равновесия в тот момент, когда вырвала то мороженое у меня из рук. Все, что мне оставалось — это влюбиться.

Во мне теплой волной поднимается надежда. Я дотрагиваюсь до щеки Джона, провожу по краю челюсти, остро нуждаясь сейчас в прикосновениях.

— Я тоже люблю тебя.

Джон резко втягивает носом воздух, а потом выдыхает так же резко, но прерывисто.

— Я вроде как на это надеялся. — Он неуверенно улыбается. — Никогда не влюблялся.

В его глазах замечаю неуверенность и страх. Эти чувства отражают и мои собственные.

— Как и я.

Его улыбка становится увереннее.

— Не думал, что это будет настолько приятно. — Он смеется. — Или пугающе.

Улыбаюсь в ответ.

— Я думала, что одна такая.

Джон издает гортанное мурлыканье, наклоняя голову и целуя меня в шею.

— В этом я с тобой, Кнопка. Что бы ни случилось, я всегда с тобой. — Он оставляет на кончике соска нежный поцелуй, а потом одаривает меня дьявольским взглядом. — А теперь раздвинь шире ноги и позволь мне как следует трахнуть тебя.

— Как романтично.

Но я выполняю его просьбу, и Джон все делает как надо.