Доверься мне

Глава 20

СТЕЛЛА

Я нервничаю, что случается редко и это немного иронично, учитывая запланированное мной для Джона. Но факт остается фактом, и в животе все переворачивается и подрагивает, когда я покидаю наше здание. На улице слишком тепло для моей кожанки, но я не собираюсь ее снимать. Выхожу, и мысли моментально покидают мою голову.

Уперев руки в стройные бедра, Джон стоит перед сверкающим мотоциклом, а я только и могу, что пялиться. К тому же на нем потрепанная кожаная куртка по фигуре. В паре с поношенными джинсами и тяжелыми байкерскими ботинками он как будто воплощение моих влажных подростковых снов. Правда, юношеские фантазии кажутся довольно невинными в сравнении с мощью Джона Блэквуда.

Его поза, наклон головы и даже темный блеск зеленых глаз — все это чистый секс. В нем есть врожденная чувственность, которая побуждает коснуться, задержаться. Скорее всего, парень даже не осознает собственную привлекательность, буквально пронизывающую каждый дюйм его тела.

Он смотрит на меня, и я ощущаю себя конфеткой. Вот что делает со мной Джон: простую и практичную Стеллу Грей превращает в роскошную и утонченную женщину. Я больше не принадлежу себе, но каким-то образом полностью являюсь его. Наши взгляды встречаются, и его плотно сжатые губы растягиваются в широкой улыбке. Ощущения такие, словно она резким и сладким подергиванием отдается у меня внизу живота. А потом это подергивание устремляется мне в голову, делая походку парящей.

Джон выпрямляется и встречает меня на полпути.

— Посмотри на себя, мисс Стелла-Кнопка.

Я подчиняюсь.

— Так пойдет?

— Пойдет? — Он нежно улыбается, а в глазах пожар. — Ты потрясающе выглядишь. Идеально.

— Льстец. — Кажется, я краснею.

— Правдоруб, — возражает он, наклоняется и целует меня с томительной нежностью, заставляющей подкашиваться колени. Черт возьми, я растаю, словно сахар на горячем масле, если он продолжит в том же духе. И чтобы устоять на ногах, я хватаюсь за его предплечье.

Когда Джон поднимает голову, выражение его лица оправданно самодовольное, но при этом немного ошеломленное.

— Готова?

— Я бы предпочла, чтобы ты меня еще немного поцеловал, — признаюсь, отчего парень улыбается еще шире.

— А ты бы позволила? — хриплым голосом интересуется он.

— М-м-м, — я провожу рукой по его груди, где кожа мягкая и теплая, — ты неплох в этом.

Джон бросает на меня взгляд из-под ресниц.

— Неплох?

— Очень хорош?

— Хм-м-м… — Он достаточно близко, чтобы я почувствовала жар его тела и запах кожи. Парень медленно тянет руку и касается танцующего на ветру локона. — Скажи, красавица, ты пытаешься оттянуть момент, когда нужно будет забраться на мой байк? Или сегодня ощущаешь себя особенно дерзкой?

Этот засранец слишком хорошо читает мои эмоции. У меня вырывается нервный смешок.

— Не исключено, что я тяну время. Но ты на самом деле соблазнительный.

Он коротко, но довольно улыбается.

Поцелуй меня еще раз. Целуйся со мной вечность.

Я делаю глубокий вдох. И еще, потому что одного недостаточно, чтобы остудить голову.

— Веди.

Он усмехается, раскусив мою браваду.

— Это будет весело. Но если тебе не понравится, скажи, и мы вернемся домой.

Я следую за Джоном к мотоциклу.

— Мне понравится. Но я могу много кричать.

Улыбаясь с неприкрытым умилением, парень берет шлем и проверяет ремни. Тот темно-синего цвета с нарисованными на нем звездами, и, когда Джон его поворачивает, я вижу на боку свое имя, выведенное серебристой краской.

— Ты заказал для меня шлем? — спрашиваю, вытаращившись на Джона. Шлем эффектный, яркий и абсолютно идеальный.

— Конечно. — Джон склоняет голову, всматриваясь в мое лицо, и помогает надеть шлем. — У тебя ведь должна быть соответствующая экипировка.

Я стою ровно, позволяя ему затянуть ремешки. Легкие трепещущие волны удовольствия пробегают по телу всякий раз, когда его пальцы касаются моей кожи.

Удовлетворенный, Джон выпрямляется.

— Так, в шлеме есть микрофон, чтобы мы могли переговариваться. Но сначала я хочу сосредоточиться на том, чтобы вывезти нас из города.

— Как высокотехнологично, — замечаю я, и дрожь переходит в нервозность. Учитывая, что я люблю скорость, мне вообще нечего переживать. Хотя, возможно, эти эмоции вызваны больше тем, что мне хочется насладиться моментом с Джоном. Я тоже хочу, чтобы ему понравился план на мою половину дня.

Успокоившись, я следую за Джоном к мотоциклу. Он широко улыбается и надевает свой шлем. Я смеюсь. Его шлем гладкий и черный, а сбоку сверкающими золотыми буквами написано «Водитель Стеллы».

— Ваша колесница, — говорит Джон, все еще улыбаясь и подавая руку.

— Впечатляюще.

Мотоцикл выглядит как нечто среднее между винтажным и современным, практически в стиле стимпанк. Матово-черный с бронзовыми акцентами. Правда, в данный момент меня больше интересует мягкое сиденье.

Джон проводит рукой по его краю.

— Это ограниченный выпуск «Дукати Italia Scrambler». У меня несколько мотоциклов: двойного назначения, туринговые, несколько гоночных. — Он кривит губы. — Я водил потрясающий «Harley Fat Boy», но одолжил его Киллиану, а этот придурок въехал на нем на лужайку Либби. Бедняга теперь не тот, что прежде.

— Так они и познакомились? — Я смутно припоминаю, что читала о любовной истории Киллиана и Либби и о том, как он разбился на ее лужайке.

— Ага. — Джон качает головой, явно при этом веселясь. — С тех пор он — влюбленный человек, так что я не слишком сильно ему завидую. Ну что ж, век живи — век учись. — Парень похлопывает по сиденью. — Давай-ка протестируем красавчика.

Я совершенно упустила из виду, что мотоцикл вибрирует. Сильно. Прямо у моей промежности. Присовокупите к этому то, что прижимаюсь к Джону, обвивая руками его талию, и к моменту, когда мы наконец покидаем Манхэттен и направляемся к Лонг-Айленд, я более, чем немного отвлечена.

Как только мы оказываемся на свободе, Джон разгоняет «Дукати». Я визжу и смеюсь. Ощущения сродни полету. Отличие только в бонусе от того, что я обнимаю Джона.

— Дай знать, если испугаешься или захочешь съехать на обочину. Хорошо, Кнопка? — раздается в спикере шлема.

— Гони во всю, рокер.

Он смеется, разгоняясь, и от удовольствия я обнимаю его крепче.

«Дукати» буквально летит по дороге. В шлемах играет включенная Джоном музыка, у него эклектичный вкус, но она подходит поездке. Когда начинается «Малиновый берет» Принца, я поднимаю руки, чтобы ощутить ветер.

— Ты как? — спрашивает Джон, когда немного позже мы останавливаемся перекусить.

Перед тем, как ответить, я проглатываю кусок чизбургера.

— Хорошо. Но я начинаю подозревать, что позже мне будет больно.

И пусть мотоцикл быстрый и мощный, но я чувствую каждую кочку на дороге… интимным местом.

Джон поворачивается на барном стуле лицом ко мне и берет несколько ломтиков картошки фри.

— Не о чем волноваться, мадам. Мы, в «Потрясных покатушках Джона» предоставляем полный сервис, включающий терапию в виде массажа любой желаемой зоны.

Понятное дело, парень в курсе, где именно будет болеть, и сейчас предлагает обслужить те самые чувствительные места.

— Хм-м-м… — я краду у него кусочек картошки, — как заманчиво.

— Мы стремимся угодить. — Джон поигрывает бровями. Теперь в нем появилась легкость, ясные зеленые глаза сияют, выражение лица открытое и расслабленное. С легкой улыбкой и мягкими каштановыми волосами, спутанными и немного влажными от шлема, он выглядит почти как мальчишка, и, ох, какой красивый. Мой мозг кричит: «Давай оставим его? Пожалуйста».

Это меня пугает. В жизни не все случается по нашему желанию. Люди уходят. Или не отвечают взаимностью. Неважно, насколько сильно ты стараешься; если кто-то хочет уйти — найдет возможность. И каждый раз это причиняет боль. А что касается Джона? Мне страшно, что когда-нибудь он покинет меня и заберет с собой солнце.

— Эй, — произносит он мягко, врываясь в мои мечущиеся мысли. Когда я встречаюсь с ним взглядом, парень заключает в ладони мои щеки и наклоняется. Целует медленно и легко, но иногда срывается, как будто притормаживает себя в попытке насладиться предвкушением.

Мы поглощаем бургеры с картошкой фри, но я не чувствую вкуса; только его вкус, похожий на мед на языке. Джон целуется лучше всех, с кем я когда-либо пробовала… чуточку жадно, чуточку грязно и невероятно сладко. Он гладит меня по щекам, как будто я очень хрупкая, и скользит губами по моим, словно они — лучшее, что парень когда-либо ощущал.

Когда он отстраняется, у меня от желания кружится голова.

— Почему ты сделал это?

— Потому что могу. — Поцелуй. — Потому что твои губы сводят с ума. — Еще поцелуй. — Потому что ты такая чертовски красивая, что я не могу остановиться. — Он отодвигается, чтобы заглянуть мне в глаза, шершавым кончиком пальца гладя мою скулу. — Выбирай сама. Все сказанное правда.

— Знаешь, а ты и правда круто подкатываешь.

Он касается уголка моего рта, как будто не в силах сдержаться.

— Это не так. Но приятно слышать.

Мы сидим лицом друг к другу, мои колени между его раздвинутых ног. И он не перестает дотрагиваться до меня. Нежное скольжение по шее и плечам, легкое потягивание волос. Такие простые прикосновения. Каждое я ощущаю сердцем и между ног. Для меня это никогда не ощущалось вот так. У меня не кружилась голова. Я не проникалась. Не влюблялась.

Я на пугающей скорости несусь навстречу этому чувству. К парню, который, так же, как и я, не знает любви. Джон наклоняется и покусывает мочку уха, посылая дрожь по позвоночнику. Все мои скрытые переживания вылетают в форточку, ведь находиться здесь с ним слишком приятно.

— Ты собираешься признаться, куда мы направляемся? — спрашивает он, в ожидании приподнимая брови.

— Не-а. Ровно до момента, пока это станет очевидным.

Он слегка дует губы, а потом поворачивается, чтобы оплатить счет.

— Удивительно, но ожидание может быть приятным.

— Да.

Джон дважды возвращает мне взгляд, когда понимает, как его слова могут быть истолкованы, и на его губах расплывается дерзкая ухмылка. Он уже собирается ответить, когда к нему неуверенной походкой и с напряженными плечами подходит какой-то парень.

— Привет… — парень запинается, прочищает горло и пробует снова, — ты… а… ты же Джакс Блэквуд?

Джон выпрямляется на стуле, но сохраняет расслабленное выражение лица.

— Да.

Плечи парня расслабляются, а потом снова напрягаются. Взгляд мечется между мной и Джоном.

— Я… а… хотел поблагодарить тебя… — Его щеки покрываются ярким румянцем, и он смотрит на меня.

Я соскальзываю со стула.

— Простите, мальчики, природа зовет.

Понятия не имею, понравится ли Джону мое исчезновение или по возвращении он будет злиться. Но я знаю, что он и сам справится, а парень отчаянно нуждается в общении наедине.

Я отсутствую так долго, как только могу, чтобы при этом не вызвать подозрения, что у меня какие-то проблемы. Когда же возвращаюсь, они все еще разговаривают, Джон подается вперед, чтобы что-то сказать собеседнику. Кладет руку парнишке на плечо и сжимает его. Тот кивает, и выражение его лица наполняют эмоции.

Я заказываю на вынос пару кусочков брауни и возвращаюсь как раз, чтобы сделать снимок их обоих на телефон.

— Держись, мужик, — говорит Джон, в последний раз хлопая парня по плечу.

Тот одаривает меня застенчивой улыбкой и удаляется куда более легкой походкой. Что же касается Джона, то он притих, берет меня за руку и выводит из кафе к своему мотоциклу.

— Ты в порядке? — интересуюсь, не дождавшись от него комментариев.

— Ага. Все отлично, — отвечает Джон, при этом с отстраненным видом просто держит мой шлем в руках.

— Знаешь, со мной можно поделиться, — замечаю мягко.

Он глубоко вдыхает, а когда встречается со мной взглядом, его глаза буквально горят.

— Он собирался сделать это. Понимаешь?

Мои внутренности скручивает, и все вокруг замирает.

— Да.

Джон прикусывает нижнюю губу и смотрит в сторону.

— Но я попытался. А он — нет.

Слабый гул шоссе разрывает тишину между нами. Я облизываю пересохшие губы.

— В каком смысле?

Джон проводит рукой по волосам и сжимает затылок.

— Он играет на гитаре. Я — его идол. И когда я совершил попытку, это его опустошило. Но он говорит, что его это успокоило. — Джон смотрит с иронией, едва ли не смущенным взглядом. — Великий Джакс Блэквуд испытывал то же самое, что и он, и он больше не чувствовал себя одиноким. Он получил помощь.

Джон тяжело сглатывает и сжимает шлем. Когда он больше не произносит ни звука, я подступаю ближе и кладу ладонь на его руку.

— Я никогда не думал… — негромко признается он и качает головой, а его глаза темнеют от эмоций. — Я никогда не думал о них. О фанатах. Что кому-то могу помочь.

Я сжимаю пальцы на его крепкой руке.

— Ты можешь. Ты всю карьеру это делаешь. — Он хмурится от непонимания, и я продолжаю, даже несмотря на то, что ненавижу говорить о себе. — Когда отец меня бросил, некоторое время я провела в плохом месте.

— Детка… — Он подходит ближе, в зеленых глазах тревога. — Мне жаль.

Я пожимаю плечами, а потом отодвигаюсь, чтобы посмотреть ему в глаза.

— Прослушивание альбома «Апатия» позволило мне пережить множество мрачных дней. — Удивление пробегает по его лицу, и теперь наступает моя очередь держаться крепче. — Я слушала твой голос со всей этой развязанной яростью, вызовом и силой, и тоже чувствовала себя могущественной.

Мгновение Джон просто пялится на меня, его рот приоткрывается, он явно потерял дар речи, но затем со взмахом длинных ресниц его веки опускаются.

— Хотел бы я быть там ради тебя.

— Ты меня не услышал. Ты был. Ты там, где нужен многим. Ты… — медлю, пытаясь подобрать слово, — удивительный.

Джон смеется, самоуничижительно и хрипло.

— Ты убиваешь меня, в курсе?

Я вижу, как беспокойство сковывает его плечи. Будучи рок-звездой, Джон не совсем расположен к похвале. Он постоянно отмахивается от нее или направляет на кого-то другого. Я это поняла; сама так часто делаю, и знаю, что должна отступить.

Поэтому сжимаю его куртку.

— Точно. Твоя часть дня завершилась. Теперь моя очередь.

Джон заметно расслабляется и широко улыбается.

— Давай, Стелла-Кнопка.

— Не отступишь?

— Да ладно, я никогда не отступаю, — усмехается он.

— На это и весь расчет.

Прежде чем Джон успевает ответить, я поднимаюсь на носочки и целую его. Наш поцелуй — всего лишь соприкосновение ртов, легкий захват и посасывание его полной нижней губы. Но парень тянется ко мне губами, когда я отстраняюсь.

— Почему ты сделала это? — спрашивает он, улыбаясь у моего рта и утыкаясь носом в мой.

— Потому что могу, — сообщаю я. — Потому что твои губы сводят меня с ума. Потому что ты так чертовски красив, что я не могу остановиться.

— Воруешь мои фишки, Кнопка?

— Типа того. И хватит уже тянуть время.

Боже, теперь я по-настоящему волнуюсь. Я никогда и никому не показывала эту свою сторону. Это то, в чем я лучшая, но до теперешнего времени это оставалось слишком личным.

Джон верит, что является единственным, кто ничего не знает об отношениях, но я такая же. Уж точно не о романтических. Но если мы собираемся попробовать, то мне стоит довериться кому-то, кроме себя. Я должна довериться Джону.

ДЖОН

Я давно не испытывал пьянящее сочетание истинного предвкушения и нервозности от отсутствия веры. Поначалу «Килл-Джон» был моим любимым эмоциональным наркотиком. Я жил ради этих сладких эмоций, балансируя на грани величия и гибели. Тогда имелся шанс, что мы разобьемся и сгорим на сцене. Или потрясем мир. Мне нравился трепет незнания. И все же я знал. Знал, что выйду на сцену и почувствую себя живым так, как доступно ощущать себя избранному количеству людей: каждый нерв гудит, кровь бурлит, яйца напряжены, а член тверд.

Эти моменты стали моим всем. Но они начали постепенно меркнуть.

А потом появилась Стелла. Мои чувства к ней немного отличаются. Они более приземленные. Странное сочетание шаткого возбуждения, смягченного неожиданным комфортом. Но сегодня все иначе. Я практически выпрыгиваю из кожи, следуя ее инструкциям к загадочному опыту, который она для меня приготовила. Раскинувшаяся вдоль Атлантики равнина. Ясная погода. Взлетающие из близлежащего аэропорта небольшие частные самолеты.

В наушнике тонкий голос Стеллы направляет меня как раз туда. Неожиданно. Она увозит меня куда-то? Несмотря на понимание, что она треснет меня, если начну протестовать, мне не нравится мысль, что девушка оплатила перелет. Стелла не богачка, так что ей не стоит тратить на меня с трудом заработанные деньги. Но я прикусываю язык. Это ее часть дня, поэтому я планирую вести себя хорошо и, мать его, наслаждаться.

Аэропорт маленький: одна взлетная полоса, пара низких зданий и ангаров. Вывеска с рекламой прыжков с парашютом указывает путь к одному из строений, и я прикидываю, не это ли она приготовила, но Стелла тычет в другое здание, а потом просит меня остановиться.

— Что ж, — говорит она, снимая шлем, — давай сделаем это.

«Это» — Стелла, входящая в офис, чтобы записать план полета и поболтать с парнями, которые там работают и явно хорошо ее знают, в то время как я стою, уронив челюсть, в полной тишине. Я все еще не прикрыл рот, когда следую за ней к маленькому — серьезно, эта штука выглядит чертовски крошечной — белому самолету с одним пропеллером на носу.

У меня был внедорожник больше этого аппарата.

— Ты — пилот, — произношу неожиданно шокированным тоном.

Зардевшись, она проводит рукой по краю крыла.

— Ага.

— И этот самолет принадлежит тебе?

— Я владею десятой долей, — отвечает Стелла с застенчивой улыбкой. — Остальные у Хэнка. Он позволил мне выкупить часть, чтобы я не чувствовала себя нахлебницей, собираясь полетать.

В ее голосе появляется нежность, когда она говорит о Хэнке, что заставляет меня, ну, не совсем ревновать, но…

— Кто такой Хэнк?

— Инструктор и владелец летной школы. Когда мне было шестнадцать, отец летом работал здесь механиком. Я зависала рядом, и Хэнк предложил поучить меня. В ответ я работала в пекарне его жены дальше у берега. Мне легко было принять это решение. — Ее гладкий лоб хмурится. — А потом мой отец ушел, как делает всегда, когда ему что-то надоедает, но Хэнк придерживался соглашения, несмотря на то, что папа остался должен ему денег.

Этот крысеныш бросил и Стеллу. Я прочищаю горло, отгоняя фантазию о том, как выслеживаю бросившего ее отца и надираю ему задницу.

— Хэнк, кажется, хороший парень.

— Просто золотой, — отвечает Стелла. — Он годами обучал меня.

— Вы, должно быть, близки.

Она пожимает плечами и проводит по пятну на белой краске самолета.

— Хэнк не совсем такой. Он больше похож на сварливого старика, питающего слабость к неуклюжим подросткам-бездельникам. Мы прекрасно ладим, но не обмениваемся рождественскими открытками или чем-то таким.

Еще один человек в ее жизни, который удерживает Стеллу на расстоянии вытянутой руки.

— Ты бы хотела снова встретиться со своим отцом?

Ее рот кривится, как будто девушка съела что-то неприятное.

— Почему ты спрашиваешь?

Дерьмо. Надо рассказать. Но я не могу. Не тогда, когда при упоминании отца на ее лице появляется выражение, словно она увидела привидение. Не тогда, когда все в ее позе кричит о боли и включении защитного механизма.

Я пытаюсь пожать плечами, но они слишком напряжены.

— Мы говорим о Хэнке, который, вроде как, напоминает отца.

Стелла негромко смеется.

— Значение отца переоценивается. Мне не нужно, чтобы Хэнк заменял его. — Она направляется к хвосту самолета. — Что же касается моего родителя? Нет, я не хочу снова видеть его. Думаю, это принесет слишком много боли. Или так, или я убью его и сяду в тюрьму.

Небольшая морщинка искажает ее мягкие губы. Безумно хочется их поцеловать. Что я и делаю.

Она мурлычет мне в рот, а потом отступает, и ее щеки симпатично розовеют.

— Этим ты отвлекаешь меня, и мы никогда не взлетим.

— Занимайтесь делом, капитан, — засовываю руки в карманы, — я буду вести себя хорошо.

— Спорно. — Стелла обходит самолет с клипбордом в руках, и проверяет его так же тщательно, как я — гитару перед выступлением. Да, у меня есть помощник, который заботится о ней в процессе и убирает после, но я настраиваю собственный инструмент, потому что он должен быть идеальным.

Зрелище того, как Стелла проявляет к чему-то такое же внимание, на удивление заводит. Никогда не думал, что захочу наброситься на женщину, только глядя на то, как она проверяет закрылки, но это так. Я твердый и переминаюсь с ноги на ногу, когда она достает стеклянную колбочку и наполняет ее топливом из крыла.

— Я попросила парней заправить самолет перед нашим прибытием, — поясняет Стелла, — но все равно нужно проверить наличие отложений и убедиться, что это правильный вид горючего.

— Правильный вид?

— Ага. — Она подходит ближе, приподнимая колбу на свет. — Существует несколько смесей. Типа тех, которые ты заправляешь на станции. Нам нужна бледно-голубого цвета. Не красного или прозрачного.

Черт подери, как же сексуальна эта девушка. Я едва удерживаюсь от того, чтобы зарыться носом в ее волосы и глубоко вдохнуть.

К тому времени, когда она заканчивает внешний предполетный осмотр, который включает в себя проверку двигателя и вопрос о моем весе, чтобы учесть полезную нагрузку, я тверд как дуб и сгораю под воротником. Но ни слова не говорю. Это ее шоу, и я позволю ему пройти так, как хочет Стелла. Никаких отвлекающих факторов.

Она открывает дверцу самолета и отбрасывает в сторону клипборд, а потом смотрит на меня.

— Так, пара моментов. Ты, вероятно, задаешься вопросом: как человек, у которого проблемы с цифрами, может быть пилотом.

— На самом деле мне это не приходило в голову. — Испытывая слабый всплеск инстинкта самосохранения, я бросаю взгляд на самолет. — Я догадываюсь, что ты уже все предусмотрела.

Она щурится на солнце.

— Я прошла медосмотр и получила сертификат. Чтобы предотвратить любые возможные неудачи, я кое-что записываю. Я сверхчувствительна. И никогда и ни за что не подвергну опасности ни себя, ни своих пассажиров. Если появляется хоть намек на то, что я этого не чувствую, сразу приземляюсь. Гордости не место там, наверху.

Я медленно киваю.

— Я тебе верю.

Ее ответный кивок не такой уж и легкий, но мышцы расслаблены.

— Это ведет ко второму моменту. Знаю, что должна была спросить намного раньше, но это испортило бы сюрприз. Ты не против, чтобы я подняла тебя в небо?

— Шутишь? Не могу дождаться увидеть твой полет.

Ее голубые глаза вспыхивают от удовольствия, но Стелла не улыбается.

— Это будет отличаться от коммерческого полета. Больше тряски. Тебя укачивает в воздухе? Скажи правду, потому что блевать в маленьком самолете не прикольно. Обещаю не осуждать.

Я хмыкаю, но смотрю ей прямо в глаза.

— Железный желудок, детка. Вот те крест.

Она облегченно выдыхает.

— Просто дай знать, если начнет тошнить.

— Поверь мне, я тоже не люблю блевать. Я скажу.

После этих слов Стелла лезет в крошечную заднюю часть и вытаскивает два тонких пакета с четырехточечными ремнями безопасности.

— Парашюты, — поясняет она. — Очень удобные, все предусмотрено.

— Парашюты? — Не стану отрицать, что немного шокирован и слегка переживаю. Потому что летим только мы. Я точно не желаю прыгать с парашютом в одиночку. — Ты ждешь, что я выпрыгну из этого самолета?

Она открыто смеется.

— Нет. Никаких прыжков. Обещаю.

— Тогда зачем парашют? Потому что, должен признаться, я уже летал на маленьком самолете, и меня никогда не просили надеть такое. Я верю, что ты не разобьешь самолет. Честно.

Стелла широко улыбается, отчего от ее голубых глаз разбегаются морщинки.

— Что ж, спасибо, Джон. Мне полегчало. Мы надеваем их, потому что так по правилам, если я беру с собой пассажира. А теперь, может, наденешь парашют и перестанешь задавать вопросы?

Никогда не слышал о таких правилах, но ладно, удовлетворю ее. Придержав язык, я надеваю парашют и не шучу, когда она наклоняется к моей ширинке, чтобы помочь с застежками.

Я упоминал, что Стелла выглядит сексуально, когда проверяет самолет? Это ничто… ничто по сравнению с тем, как она проводит предполетную подготовку. Или как выруливает на взлетно-посадочную полосу, или переговаривается с диспетчером, получая разрешение на взлет. Клянусь, у меня уже звезды в глазах, когда она нажимает на газ, и мы мчимся по взлетке в крошечном самолете с такой маленькой кабиной, что мое плечо задевает ее.

Хоть я и раньше летал на подобном аппарате, опыт со Стеллой, когда земля просто исчезает, и мы буквально взмываем в голубое небо, захватывает дух.

Я смеюсь, а она поворачивается ко мне лицом и улыбается

— Все хорошо? — спрашивает Стелла, и в наушниках ее голос звучит хрипло.

— Красота.

Справа от меня простирается широкая темно-синяя Атлантика. Манхэттен остался позади, а внизу — бледная полоска пляжей Лонг-Айленда.

Перед тем, как мы начинаем набирать высоту, Стелла говорит:

— Так, насчет парашютов…

— Клянусь богом, Стеллс, если ты скажешь, что мы прыгаем, я привяжу тебя и найду способ самому посадить эту штуковину.

Она смеется, и этот звук плохо слышно в наушниках.

— Никогда не хотел заняться скайдайвингом?

— Уже занимался. — Она смотрит на меня удивленно, и я пожимаю плечами. — Это было в те дни, когда меня тянуло на приключения.

— Хм-м-м… по крайней мере, теперь ясно, что ты не испугаешься того, что я планирую вытворять. Но нет, я не об этом. — Она невероятно четким и грациозным движением поворачивает самолет. — Дело вот в чем. Я исполняю воздушные фигуры.

— Типа трюки? — Я снова возбуждаюсь. — Ты надо мной издеваешься?

Выражение ее лица выдает осторожность, практически волнение о моей реакции.

— Ага. Как ты к этому относишься?

Твою ж мать. Моя девочка взяла меня в полет и хочет показать трюки. Я улыбаюсь настолько широко, что у меня едва не спадают наушники.

— О, блядь, да.

Ее ответная улыбка наполнена головокружительным ликованием.

— Начнем с разворота без крена. Затем сделаем пару бочек и петлю. Ничего слишком сумасшедшего.

— Ничего слишком сумасшедшего, да?

В уголках ее глаз появляются морщинки.

— Я испытываю искушение показать тебе сумасшествие, но для продвинутых трюков у нас не тот самолет. Этот предназначен для базовых.

Решаю поверить ей на слово. Вряд ли стоит сообщать, что я тверд, как долбаное бревно, что прямо сейчас нахожу ее чертовски сексуальной и что мне трудно сосредоточиться. Какого черта я сказал ей, что мы не будем торопиться?

Стелла становится спокойной, как скала, и это стоит увидеть. Ловкими движениями она поднимает нас выше в практически вертикальное положение. Ощущения странные, гравитация прижимает меня к спинке сиденья, а в поле зрения нет ничего, кроме синего неба. Мы поднимаемся до тех пор, пока не замедляемся. Кажется, все остановилось… мгновение жуткой тишины. Двигатель явно работает на полную мощность, но мы как будто заглохли.

Это вроде как ужасает. Но Стелла все еще спокойна, и я чувствую себя в полной безопасности.

Затем внезапно самолет резко поворачивает влево примерно на девяносто градусов. И мы падаем, словно ныряя вниз. Я ничего не могу с собой поделать, кричу, как на американских горках. Земля стремительно несется на встречу, а потом перестает. Мы возвращаемся наверх, крутимся, верх и низ меняются местами. Мои внутренности перемешиваются, мышцы на шее напрягаются, а голова похожа на шар для боулинга. Это просто потрясающе.

Стелла снова направляет самолет в небо. Выше, выше, выше… и еще выше. У нее поднимаются волосы. Когда мы делаем петлю, желудок подкатывает к горлу. Я снова кричу, смеюсь, едва живой в этот момент.

Она выравнивается, и мне требуется минута, чтобы сориентироваться. У меня кружится голова, и кровь пульсирует в жилах, но я бы с радостью остался здесь со Стеллой и смотрел, как она делает петлю за петлей.

— Восприму эту реакцию как то, что тебе нравится, — говорит Стелла, ее голос в наушниках звучит тихо и со скрипом.

— Нравится? Я в восторге!

— Я тоже. — Со светящимся от счастья лицом она направляется вдоль бледной полоски пляжа, огибающего Лонг-Айленд. — Здесь я чувствую себя свободной, в прямом смысле вдали от мира. Но и компетентной. В самолете я все полностью контролирую. Выполнение маневров требует идеальной точности. У меня нет времени, чтобы сосредоточиться на чем-то другом. И это тоже дарит ощущение свободы.

— Понимаю. Так же я чувствую себя в музыке. Это погружает в момент, где нет ничего другого. Я не чувствую себя тем, кто лажает, потому что хорош в этом. — Я бросаю на нее взгляд. — Наверное, это звучит кичливо.

— Нет. Это правда. Ты хорош. Напускная скромность гораздо сильнее раздражает и говорит о тщеславии. — Она кривит нос. — Нет ничего хуже, когда кто-то притворяется, что не так хорош в чем-то только для того, чтобы его переубеждали.

— Большинство музыкантов, которых я встречал, знают, что они достойные, но все равно хотят, чтобы люди рассыпались в похвале. В этом смысле мы самонадеянны.

— Ты хочешь, чтобы я пела тебе дифирамбы, Блэквуд?

— Заманчиво. Но зависит от того, во что ты в это время будешь одета.

Стелла фыркает.

— С этим придется подождать. Буря надвигается быстрее, чем предсказывали синоптики. — Появившиеся на горизонте тучи приближаются. — Давай возвращаться.

Я наблюдаю, как Стелла делает свое дело, разговаривая с управлением воздушным движением, маневрируя по направлению к взлетно-посадочной полосе. Но когда мы готовимся зайти на посадку, и Стелла получает разрешение, она поворачивается ко мне.

— Хочешь посадить нас?

— Что? Я?

— Ага. Возьмись за штурвал. Поставь ноги на педали. — Она улыбается, глядя в мое застывшее лицо. — Все в порядке. Будь это уроком, то в свой первый раз ты бы делал так же.

Я подчиняюсь, слегка нервничая от страха, что могу убить нас, но доверчивая Стелла знает свое дело.

— Педали самолета соединены с рулями, которые поворачивают самолет влево или вправо. Штурвал контролирует тангаж и крен. Вверх и вниз, из стороны в сторону. Потяни штурвал немного назад. Нужно чтобы нос чуть приподнялся. Хорошо. Теперь слегка надави на левый руль, чтобы противостоять ветру.

Под моими неуклюжими движениями самолет покачивается, а затем стабилизируется. Стелла возится с закрылками и дроссельной заслонкой, все время ровным тоном инструктируя меня. У меня же вспотели ладони, а сердце бьется как сумасшедшее.

— Спокойно. Немного назад на штурвале. Еще чуть-чуть. Держи.

Хотя мы замедляемся, все равно кажется, что земля мчится нам навстречу. Затем мы на секунду зависаем. С небольшим толчком и подскакиванием колеса ударяются о бетон. Стелла берет управление на себя, тормозит. И мы выруливаем на взлетно-посадочную полосу.

Так сюрреалистично снова оказаться на земле, как будто там, наверху, мы были чем-то другим, а теперь вернулись, но уже слегка не такие. Или, может, перемены коснулись только меня. Я не чувствую себя тем же, кем начал этот день. Я изменился… что-то внутри меня сместилось или треснуло. Не представляю, что именно, но знаю, что я теперь другой.

Я храню тишину, когда Стелла паркует самолет. Молчу, когда она делает послеполетную проверку и наводит порядок. Молчу, когда она поворачивается ко мне с широкой, немного дрожащей улыбкой на красивом лице.

— Все. Ты готов?

Да. Да, я готов. Тогда-то я и набрасываюсь на нее.