Доверься мне

Глава 30

ДЖОН

— Мистер Блэквуд, словами не передать, как много для меня значит то, что вы выступили сегодня с речью.

Беверли, женщина, стоящая во главе программы поддержки людей с суицидальными наклонностями, одаривает меня теплой улыбкой, и мне одновременно хочется приветливо улыбнуться в ответ и в то же время воздержаться от эмоций.

Я только что провел встречу с ребятами, пережившими суицид. Целый час в непринужденной обстановке. Несмотря на эмоциональную усталость, чувствую удовлетворение. Я выступил с речью, чтобы помочь стереть клеймо безмолвия с этой темы и дать понять людям, что они не одиноки, что даже такой парень, как я, якобы находящийся на вершине мира, испытывает те же надежды и страхи. Я сделал это в стремлении помочь другим, но внезапно обнаружил, что встреча помогла и мне тоже. Я устал, но мне полегчало.

— Прошу, зовите меня Джакс. Рад был помочь.

Сегодня компанию мне составляет Джулс. Она договаривается об организации еще одной подобной встречи в следующем месяце, пока я раздаю автографы и позирую для фото. И участвую в этом с огромным удовольствием, поскольку люди ясно дают понять: им доставляет радость находиться рядом со мной. Я научился проникаться такими моментами, что не похоже на меня.

Именно Стелла научила меня этому.

По правде говоря, вряд ли бы я вообще явился сюда, не заставь она меня видеть дальше своего носа. Она показала мне, что для того, чтобы смотреть на мир под другим углом, нужно лишь вытащить голову из задницы и выбросить из головы ненужные мысли.

Ощущаю, как снова подступает боль. Когда ты в депрессии, боль иная. Депрессия — это бездействие, неверие в собственные силы. Это же другая пытка, пытка чувством потери и сожаления. Я в смятении, по рукам и спине пробегает холодок. Меня обуревает судорожное желание продолжать куда-то идти, что-то делать — что угодно — или я не сдержусь и закричу.

В очередной раз заблокировав эти эмоции, сажусь на заднее сидение лимузина, который увезет меня домой.

У нашей группы раньше был девиз: никаких сожалений. Мы жили по принципу Эдит Пиаф и ни о чем не жалели. Мы были детьми, которым в случае провала нечего терять. Забавно, но чем серьезнее ты к чему-то относишься, тем сложнее тебе наплевать на его потерю.

В данный момент я погружен в морскую пучину, полную тяжелых переживаний. В ту же минуту, когда я перестал выплескивать свой гнев на Стеллу и, уходя, захлопнул за собой дверь, меня накрыло волной эмоций.

Отбрасываю сожаления, поскольку должен жить настоящим и никогда не оглядываться назад. Я позволил ей жить своей жизнью, спланировать, как к чертям убраться из этого города. Мои чемоданы уже собраны; дом в Лондоне проветривают к моему приезду. Идеальный побег, но у меня такое ощущение, словно внутри все умирает.

Вот что такое искреннее раскаяние — потерять человека, ценность которого ты не осознавал до конца, но сейчас отчаянно желаешь вернуть все, как было.

Я скучаю по ее лицу, по тому, как при повороте головы подпрыгивают рыжевато-золотистые кудри, по маленьким дерзким веснушкам на губах. Я скучаю по звуку ее голоса, язвительным насмешкам.

Меня снова поглощает паника, время будто замедляется, а в лимузине становится меньше места. Через несколько кварталов прошу Брюса высадить меня у тротуара.

— Если что, ты довез меня до дома, — прошу его.

Мы оба прекрасно понимаем, что Папочка — он же Скотти — дерьмом изойдет, если узнает, что я гуляю один после мероприятия. Он считает, будто меня может преследовать какой-нибудь псих. Нанимать телохранителя, сопровождающего меня или кого-то из парней обратно в безопасное место после появления на публике — один из его пунктиков.

Брюс на мгновение колеблется с ответом, но затем кивает.

— Без проблем.

Наверняка он решил тайно ехать за мной. Но мне все равно, я просто хочу покинуть машину и пойти пешком.

К сожалению, только оказавшись снаружи, осознаю, что нахожусь на Юнион-сквер. Пытаюсь выбросить из головы воспоминания о месте, где я поцеловал Стеллу, когда мы поедали бейглы, но все рано вижу ее улыбающееся лицо, слышу ее смех сквозь шум города. Я словно наяву вновь касаюсь ее блестящих шелковистых волос.

Поглубже засовываю руки в карманы джинсов и ускоряю шаг. Но ее призрачный образ и воспоминания о нас так и преследуют меня. И когда внезапно обнаруживаю ее лицо прямо под ногами, едва не вскрикиваю от неожиданности. Застываю от потрясения. Похоже, у меня галлюцинации. Но она здесь, уставилась на меня своими большими голубыми глазами, которые я везде узнаю.

И тут до меня доходит, что я вижу ее портрет, нарисованный мелом. Стелла крупным планом. На темно-синем фоне ее локоны цвета красного золота украшены сияющими звездами, а лицо выражает печаль, отстраненность, словно девушка не из этого мира.

В душе поселяется пустота.

— Красивая, правда? — глядя на рисунок, замечает стоящий рядом со мной пожилой латиноамериканец.

На запачканных мелом пальцах смазанные цвета, превратившиеся в зеленовато-оранжевый оттенок. Вспоминаю его имя. Рамон, тот мужчина, которому Стелла купила кофе.

Прочищаю горло.

— Да.

— Звездочка должна быть в другом месте, — безучастно уставившись под ноги, произносит Рамон.

— В другом месте?

Он обращает на меня свои налитые кровью глаза.

— Ей не место со всеми нами. Она Звездочка.

Нарисованная Стелла смотрит на меня снизу, такая одинокая и отстраненная. Мысль о том, что она где-то там, совсем одна, разбивает мне сердце.

— Ты ошибаешься, — выпаливаю я. — Ей здесь самое место.

Рамон пожимает плечами.

— Тебе тоже здесь не место.

У меня невольно вырывается мрачный смешок.

— Да ну?

— Звездам место на небе, — изрекает он загадочно и, больше не обращая на меня внимания, куда-то уходит.

От плеска воды о тротуар я едва не подпрыгиваю. Жидкость накрывает лицо Стеллы, и портрет начинает расплываться.

— Стой! — кричу, сам не зная, почему, ведь краски уже растекаются, а цвета смазываются. Эта ситуация выбивает меня из колеи.

Рамон смотрит на меня так, будто я сошел с ума.

— Ты чего?

— Портрет слишком красивый, чтобы его уничтожать.

Звучит неубедительно, но я не в силах признаться, что хотел еще немного полюбоваться на Стеллу.

Рамон снова пожимает плечами.

— Это всего лишь мел.

— Как ты можешь говорить такое? Ты же художник.

Честно говоря, меня задело такое обесценивание собственного творчества. Если бы кто-нибудь назвал мою музыку просто шумом, я бы разозлился.

Мельком покосившись на меня, он потирает затылок, отчего седые пряди встают торчком. На мгновение мне кажется, будто Рамон ничего не ответит.

— Раньше я рисовал на холсте. Смотрел на свою работу и видел одни недостатки. Мне это не давало покоя. В результате я больше просто не смог рисовать. Боялся, что ничего не получится, что я облажаюсь. — Повернувшись, Рамон продолжает смывать портрет с бетонного покрытия. — Лучше уж так. Я больше не цепляюсь за прошлое. Теперь я знаю, что значит жить настоящим.

— А я больше не знаю, что такое жить настоящим, — признаюсь я.

Рамон протягивает руку и сильно щиплет меня, вырывая из мыслей. Я одариваю его свирепым взглядом, а он лишь смеется.

— Теперь знаешь.

Судя по всему, он имел в виду жить «здесь и сейчас». Впрочем, у меня никогда не получалось наслаждаться моментом. Я всегда думаю о прошлом или будущем. Всегда чертовски беспокоюсь о чем-то. Стелла помогала мне сосредоточиться, но теперь ее рядом нет.

Потирая сильно пульсирующее место от щипка на руке, разрываюсь между тем, чтобы рассмеяться и к чертям свалить домой.

— Спасибо тебе. Хочешь кофе?

Стелла обязательно бы его угостила. А еще позаботилась бы о том, чтобы он поел.

Рамон отрицательно качает головой, явно погружаясь в собственные мысли.

— У меня много дел, — говорит он, а потом становится на колени рядом с коробкой мела.

Я прощаюсь, но художник уже не отвечает.

Место, куда он меня ущипнул, горит всю дорогу домой. Я бы легко отмахнулся от слов Рамона, как от нелепой бредятины, только вот они никак не идут из головы. Что такое жить настоящим? Теперь-то я уж точно в курсе, что страх — это иллюзия. Сколько еще раз я позволю ему овладеть мной, прежде чем усвою урок?

Лишь со Стеллой я чувствовал себя полноценным, без прикрас и при всех моих недостатках. Но как я поступил с ней? Привнес ли я что-то существенное в ее мир? Сделал ли его лучше?

«Ты наполнил ее глаза светом, и она больше не выглядела грустной, придурок».

Но достаточно ли этого для ее счастья?

Спустя несколько часов вопрос так и крутится в голове. Будет ли она счастлива с таким, как я?