Меня устраивало все, кроме этого взгляда — столько ненависти было в нем, что не передать словами. Мне оставалось лишь как в балете — уйти ногами молча. И я пошла — быстрее, еще быстрее, к окну… Вот так и живешь в стеклянном доме, постучишь кулаками, кулаки в кровь, а результата ноль. Ну а чего я хотела? Насладиться искусством. Тогда надо было барьер ставить — можно и сейчас пересесть на балкон, там должны остаться свободные места, хотя… С такими ценами на билеты, скорее балкон раскуплен, а вот в партере найдется место — одно, мне оно и нужно.
— Мы можем нормально друг с другом поговорить? — не отпустил меня Андрей даже на один шаг.
За руки не хватал. Стоял в одном сантиметре от носов моих полуботинок. И я чувствовала его дыхание на кончике своего носа. Хотелось даже всхлипнуть, но не по нему, а чтобы, наконец, разрушить этот пузырь-вакуум, его усилиями образовавшийся вокруг нас. Мы не говорили громко — все же в театре находимся, только вот наш шепот по содержанию напоминал шипение.
— Нам не о чем говорить, Андрей. Я пришла в театр. Давай уж поздоровайся со мной. Скажи, какая неожиданная встреча, и отстань. Реально, это единственный возможный вариант нашего общего времяпрепровождения.
— Я заказал нам ужин.
— И неужели рассчитываешь, что я пойду с тобой в ресторан?
Спокойствие удава раздражало и вызывало зависть — почему я не могу каблуком, пусть и небольшим, пригвоздить нервы к полу и выдохнуть.
— Нам реально есть, о чем поговорить. Я не хочу, чтобы ты отмахивалась от моего предложения, даже не выслушав его.
— Твои предложения меня не интересуют. Ты прекрасно слышал мой разговор с сыном. Я почти что на работе, и это года на три минимум. И это ночная работа, потому что я знаю этого человека. Он сумасшедший трудоголик. Для него в порядке вещей ждать такого же отношения к проекту от работников. Назначить совещание на субботу, потребовать к трем часам дня в воскресенье отчет…
— Тебе нужны деньги? — гипнотизировал меня Андрей. — Настолько?
— Это жизнь. Это жизнь, к которой я привыкла. Это творческая атмосфера. Это возможность дышать одним воздухом с гением современности. Тебе не понять. Ты никогда не хотел работать по специальности. Ты просто хотел денег — я рада за тебя. Рада, что ты их получил без воскресных отчетов. Это твой выбор, я тебя не осуждаю.
— Ты осуждаешь меня.
— Нет, Андрей, — мне пришлось положить руку на бедро, чтобы удержать осанку балерины. — Все в прошлом. У меня все есть.
— Кроме семьи, — перебил он ожидаемо зло. — Она для тебя не важна, я это понял. Одного выкинула, второго… Что же сына держишь под юбкой? Чтобы одиноко не было?
Высказался, или еще нет? По глазам видно — список долгий, но оглашать его разом смысла пока нет, о чем же тогда говорить с бывшей женой. Так, что ли?
— Ты сам уехал. Сунил сам уехал. При чем тут я? Хотя в отличие от тебя, он хотя бы не обвиняет меня ни в чем. Он не звал меня в Индию, потому что прекрасно знал, что я туда не поеду. Мы с ним разошлись, как взрослые люди. Это ты трусливо сбежал под дядину юбку. Не надо снимать с себя ярлыки и вешать их на других. Что тебе от меня надо? У тебя что, совесть неспокойна? Тебе нужно, что бы я признала вину. Ну, признаю. Мне плевать на твой суд. Я даже не буду тратить время на оправдательную речь. Я достаточно пошлину заплатила? Ужин — это уже сверх, верх наглости. Прости, мне домой надо. У меня завтра тяжелый день. Буду выполнять просьбу дочери по проверке волонтеров. Тебя на вшивость проверять поздно. Тебя, можно сказать, давно моль сожрала…
— Ты себе кажешься очень умной, да?
— Главное, что я кажусь такой другим, и мне за это платят. Тебе что, обидно, что я состоялась, как профессионал? Неужели тебя б устроила жена-неудачница? Ты же обратил на меня внимание по итогам первой сессии или даже второй…
— Дура ты, Марина.
Его голос даже дрогнул. Или ему просто в глаз что-то попало, а он просто перепутал ресницы с голосовыми связками.
— Я бы не приехала к тебе, даже если бы пришлось просить у американского государства талоны на еду. Как говорят, один раз предал, другой — не за горами.
— Я не предавал тебя, — процедил Андрей сквозь зубы. — Если хочешь знать, я тебе даже не изменял.
— И я тебе не изменяла до развода, и что? Если бы ты хотел, чтобы его не было, ты бы позвонил. И поверь, даже с твоими деньгами, развод бы был. Деньги я могла сама заработать, но поддерживать в ребенке веру в какого-то виртуального отца — спасибо, не надо. Если тебе так важно было сохранить нас, неужели так тяжело было прилететь хотя бы на день рождения? Ребенок-то в чем виноват, он не выбирал мать, это ты, выходит, ошибся с выбором. Полтора года, Андрей, ты жил без ребенка. Ладно, был уверен, что он накормлен и в безопасности, но так можно про зверя в зоопарке сказать, но это же ребенок… Неужели не чесались руки обнять? Вот именно этого я и не могла понять. Мне было плевать на деньги, но пытаться жить в браке с человеком, которому плевать на ребенка, спасибо, не дура… Ты же не был таким. Что же с тобой случилось? Дядя тебя приворожил, что ли? Телефон отобрал, приковал к батарее наручниками и не пускал в аэропорт?
— Не смешно.
— Поверь, мне тоже не было смешно, — отчеканила я каждое слово.
— Могла бы позвонить… — ответил он еще тише, но не менее зло. — Узнать.
— Навязываться? — уже повысила я голос. — Я знаю, что у тебя нет никаких этических преград, когда тебе что-то действительно надо. Наши отношения начались с подлости и ей же закончились!
Его глаза сверкнули. Или нет — это я, не вынеся взгляда, взглянула на хрустальную лампу, но потом снова на него.
— Что же такого подлого я сделал? — его рука оказалась у меня на локте, но я не дернулась.
Я окаменела.
— А ты и в сорок пять считаешь, что это нормально напоить девушку снотворным и остаться ждать бабушку, чтобы сдать ваши отношения с потрохами? Нормально?
Андрей еще сильнее изменился в лице: даже посинел на фоне черного костюма. Прямо-таки аутентичный похоронный вид вышел, и… вышел из себя. Повысил голос. Ногами лишь не затопал, хотя явно хотел.
— У тебя в мозгах климакс? Или их никогда просто не было?
Я не отшатнулась, не шикнула на него. Люди проходили мимо быстро, не одаривая нас своим бесценным вниманием. Да и кого тут стыдиться? Ни одного знакомого. С этим Лебедевым я тоже не знакома. И не собираюсь знакомиться. Молчу.
— На вопрос не ответишь, да? — аж подавился он моим молчанием, осип даже.
Не орет и славно. Руку я освободила и вновь поместила на бедро, выставленное вперёд в боевой стойке.
— Вопрос риторический. Ты мой тоже проигнорировал.
— Тогда перефразирую, — перебил Андрей без всякой улыбки. — Жалеешь, что расстались, так? Поэтому сейчас тебе стало позарез необходимо смешать меня с говном?
Не вопрос, утверждение. Сам себя смешал — с перегноем. Эти листья даже граблями не сгрести, все растворились в лужах слез, которые я, увы, нарыдала в тот жуткий год тишины на той стороне океана.
— Ты сам преуспел в этом деле…
— Когда именно?
— Когда пожалела? — скривила я губы. — Никогда. Без тебя я прожила намного больше, чем с тобой. И намного насыщеннее.
— Что ты видела, кроме работы?
— Много всего! — перебила уже я, еще и рычанием. — Я не собираюсь рассказывать тебе, как хорошо жила без тебя. Прими на веру. Я же приняла на веру, что ты якобы думал о нас целых полтора года!
— Хочешь позвонить, уточнить?
— Если ты хочешь попросить назад свои деньги, вперед. Я не думаю, что сейчас им сложно вернуть тебе двадцать штук. Слышала краем уха, что они за полтора лимона особняк в Техасе в прошлом году купили.
— Я не о деньгах с тобой говорю, — снова вцепился он мне в рукав и я, как и в самом начале, не стала вырывать руку.
Какое счастье, что я купила платье с длинным рукавом. Трикотаж не позволил ему добраться до тела. Конечно, не брезентовая преграда, но и не полный контакт.
— Ты тут двадцать лет обиды сочиняла и складировала в дальний ящик… Так все плохо, что ли, в личном плане было, что обо мне невозможно забыть оказалось?
Я смотрела в эти глаза. Мне хотелось вырвать руку и если даже не надавать ему пощечин, так хотя бы сделать рука-лицо: да что он несет!
— Я о тебе до этой поездки не вспоминала, — проговорила медленно, чтобы в его мозгу, закипевшем, отпечатались мои слова, одно за другим печатными буквами с непечатными словами тоже.
— Да? Только сейчас вспомнила? То есть ты сейчас в своей несостоятельности, как баба, расписалась? То есть ты замуж за дерьмо вышла, родила сына от куска дерьма… Круто… Сама такая, что ли?
— Ты повел себя со мной по-свински, — повторила я свою мысль. — Возможно, в тот момент мне это таким уж страшным проступком не показалось, но проанализировав наш жизненный путь, приходишь к выходу, что все закономерно. Ты приспособленец, обыкновенный, причем.
— В чем это я приспособленец? И в чем — козел? В том, что не оставил тебя, наглотавшуюся таблеток, помирать? Ну, то что трахать тебя в таком состоянии не надо было, понятно… Сейчас понятно, но тогда мы оба так не думали…
— Я попросила тебя уйти, — процедила я сквозь зубы.
— Когда? — на сей раз усмехнулся он. — Сейчас? Вчера?
— Хватит ерничать! — отдернула я руку, но его рука поползла следом за моей и уткнулась мне в бок, расправила пальцы и снова сжала уже на трикотаже.
— Зачем ты все это сейчас сочиняешь на ходу? — спросил Андрей тихо, очень тихо.
Меня к себе не притянул, но сделал шаг, большой, на сближение. Только лбами не стукнулись. Я смотрела исподлобья, он вниз, все же выше меня на целую голову. Всегда был, и пока не начал горбиться.
— Ну были у нас косяки, ну у кого их не бывает… Наверное, можно посидеть и вспомнить их в большом количестве, но не надо на пустом месте придумывать.
— А если я не хотела, чтобы бабушка узнала про нас? Ты просто решил двух зайцев убить — и бабу получить, и от матери избавиться…
— Марина, ну чего ты несешь? Уже просто не смешно… Настроение плохое? Устала?
Его рука перехватила трикотаж на моем позвоночнике. Я почувствовала грудью его пиджак, но между носами по-прежнему оставался миллиметр нейтральной полосы.
— Мне очень жаль, что так у нас все получилось…
— А мне нет, — шептала я, получается, в сантиметре от его губ. — Все закономерно.
— В жизни нет ничего закономерного. Я ведь уже билет купил.
— Когда?
— Тогда. Если бы я все-таки прилетел, ты бы развелась с ним?
— Нет.
— Почему?
— Поздно. Страница перевернута. И я выходила замуж не по залету и не из-за выгоды, мы с ним по разным кейсам получили гражданство. Я, кстати, раньше на полгода присягнула американскому флагу.
— А зачем тогда? Не говори, что влюбилась в другого раньше даже, чем через два года? Или ты меня никогда не любила?
А что такое любовь? Это не тема школьного сочинения и не риторический вопрос. Это то, что бегущей строкой пропечаталось в моем взгляде и застряло на языке.
— Первый звонок, — прокомментировала я звуковую дорожку вокруг нас.
Будь мы в прошлом не сокурсниками, а одноклассниками, моя реплика сошла бы за ответ, а так прозвучала простой отмазкой. Хотя как это так? Неужели я сумела перенять эстафету и начать отмазываться сама, вместо Андрея?
— Мне не нужен философский трактат. Мне нужен простой ответ — да или нет.
— Ноль или единица? — передразнила я его тон.
— Жизнь вообще бинарна, — рычал он в миллиметре от моего носа, грозясь откусить от него хотя бы кончик, вздернутый. — В ней есть “да” и “нет”, и никаких “если”… Любила?
— Да. Иначе бы вовремя сообразила, что ты просто плыл по течению. Подвернулась девка с хатой — отлично, можно свалить от матери. Стали выставлять — хрен с ними, женюсь и получу законные права на койкоместо. Все валят за океан. Ну чем я хуже — свалю. Залетела — ну ладно, родим… Дядька назад позвал — поехал. Ты хоть что-то в жизни сам решал?
— Вот, значит, как ты на это смотришь… — отстранился он наконец и убрал с меня руку.
— Так любой нормальный человек видит нашу совместную жизнь. Я не видела, потому что любила. Но, как в песенке поется, любовь нечаянно нагрянет… И так же быстро “сгрянет”, если ее предать.
— То есть, не уедь я… — скривил он губы, и мне захотелось дать по этим губам наотмашь. Хотя бы словами…
— Да, я бы тянула эту лямку до сегодняшнего дня, — выдала грубо, не позволив Андрею закончить фразу, какой бы та не была. — Ты это хочешь услышать? Да, я тоже размазня. Да, мне потребовался пинок под зад от подруги, чтобы с тобой развестись… Наверное, в каком-то смысле мы действительно были с тобой два сапога пара — только я в бурную реку прыгнула, с течением которой мне было не справиться, а ты — в стоячее болото залез. Но я рада, что моя жизнь сложилась иначе и с другим. Потому что с тобой я тоже старость не видела…
— Тоже?
— Как и с моим вторым мужем. Вообще я сейчас совершенно другой человек с другими потребностями. Юность и влюбленность — одно. Взрослая жизнь с детьми — другое. Старость — третье. Не надо одно с другим мешать. На этих этапах нам совершенно разные партнеры нужны. Я вообще планирую собаку завести.
— Чтобы лаять на пару…
На пару с тобой лается просто отлично. Пар спусти, а то, как у паровоза, ушами пойдет…
— Что ты хочешь от меня? Какого признания? — дышала я ему в лицо, потому что сама на нервах убрала образовавшийся между нами шаг. — Я тебе это скажу, и уж, пожалуйста, отстань от меня! Пожалуйста… — добавила уже тихо, почти шепотом. — Андрей, ты взрослый мужик. Вспомни об этом. Не о том, что, возможно, хотелось сказать мне двадцать лет тому назад. Сейчас все, что тебе остается, это предложить мне шампанское. Может, если ты выпьешь, тебя тоже отпустит.
Я улыбнулась — и в улыбке моей было столько надежды, что ее на целый зал бы хватило.
— Мы не в Америке, я не пью за рулем. И я вообще не пью. По состоянию здоровья.
— Вот даже как… — произнесла я без всякой издевки. — А выглядишь отлично.
— Ты выглядишь лучше. Я даже могу представить тебя без грима…
— Язва? — предположила я, какая у него может быть болезнь.
— Это ты про себя? — хмыкнул Андрей.
— Про твое здоровье, — нисколько не обиделась я.
— Нет, если бы… Все намного хуже и… Лучше, наверное. Опухоль оказалась доброкачественной, но я психанул изрядно за те дни, пока делалась биопсия.
— Сколько вас таких… Экология, стресс…
— Да все вместе, понятное дело.
— Хорошо, что к врачу вовремя попал. У тебя опасный возраст. Вы, мужики, все еще молодыми себя считаете, а вот организм — нет.
— Если бы я в аварию не попал, у врача бы не оказался. Ну а в больничке меня решили на бабки развести. Подумал — ну если лежу уже, пусть проверят… Потом, правда, в Израиль по собственной инициативе смотался, чтобы удостовериться, что это еще не рак. В общем, мне там посоветовали здоровьем заняться и так, диеты постоянно придерживаться на всякий пожарный… Но тебе шампанского куплю. Может, в перерыве? В зал с напитками нельзя, мы не в Америке.
— В Америке тоже нельзя. Ты в театр там один раз сходил и то проспал…
— Да я и сейчас могу уснуть.
— Будить?
— Как хочешь.
— Свалишься мне на плечо, дам в ухо, — попыталась пошутить я.
Хотя шутить совершенно не хотелось. Хотелось наконец расстаться и забыть про встречу, бесполезную во всех отношениях.