Жена без срока годности

Глава 30. Трамвай желаний

— Романна, все будет в порядке. Если только опека не заартачится. Андрей не станет чинить препятствий.

— Ты в нем такая уверенная?

— Мы просто не в том возрасте, когда детьми шутят.

— Не надумала взять деток?

— Я не могу принять такое решение, не посоветовавшись с Сунилом.

— Выходит, думаешь пустить его обратно? Дура, что могу еще сказать, — констатировала Романна.

Пока говорить вообще не о чем. Я могу строить, какие угодно планы на Сунила, но кто сказал, что им суждено исполниться? Мы предметно ни о чем не говорили. Да и просто не хотелось с первой минуты портить встречу — кто ж знает, как отреагирует на беседу по существу.

Я проверяла свою реакцию — довела сердце до ручки с Андреем и на Сунила ничего не осталось, даже сильнее не забилось, когда я отыскала среди встречающих худую высокую фигуру. Купил букет. Это на него подействовала Европа, в Америке я получала букеты ровно столько раз, сколько поводов прописано в официальном календаре — ни на один букет больше. Я и не ждала их — цветы для галочки не особо и радуют. Букеты для души я покупала сама в продуктовом магазине, так что на кухне всегда стояли живые цветы в зависимости от сезона: гладиолусы, пионы, подсолнухи я ждала с особым нетерпением.

Ждала ли нынешнюю встречу с человеком, подарившим мне кактус по имени Элис? Да вот даже не знаю. Окинула его оценивающим взглядом. Похудел, но не осунулся. Поседел? Да куда уж больше! Я подставила для поцелуя щеку — получилось как-то само собой. Точно старые друзья встретились. Сунил не похоже, что расстроился, ограничился легким похлопыванием по спине — а, может, так и планировалось. Мы не женаты, мы не любовники. Мы — друзья на отдыхе, да, вот именно так.

— Выспалась? — спросил, забирая у меня ручку чемодана.

— С трудом, — ответила с потаенной улыбкой, хранящей секреты, которые не раскрывают просто друзьям. — Но на опере не усну.

Он прилетел двумя часами раньше, успел снять машину и перегнать на стоянку, поэтому был без чемодана. В театр мы собирались взять из отеля такси. Ну а сегодня можно проехаться до центра на трамвайчике. Я все ждала, когда же Сунил проявит хоть какую-то заинтересованность мною, как женщиной, но пока он предоставил мне самостоятельно заботиться о своем теле в душе. Да и кроватей в номере оказалось две. Никакого давления. Свободный выбор. Каким он будет, никто не знает.

— Поужинаем в городе? — предложил он, не я.

Я просто согласилась. Тут же. Есть действительно хотелось. Очень сильно. Мой первый самолёт вылетел ранним утром, поэтому этой ночью я толком не спала. Возможно, нынешние круги под глазами вызвали у Сунила вопрос о сне.

У меня вопросов к нему не было. Следом за погодой и вздохами, что мы попали в Европу в безвременье, клумбы отцвели, рождественские огоньки не зажгли, Сунил завел свою старую песню о главном — Индии и как хорошо в стране индийской жить.

— Я подписала контракт, забыл? — не забыла я взять его под руку. — И времена, когда модно иметь белую жену, прошли…

— Марина, почему ты меня не слушаешь? — обиделся он на мое замечание в голос.

— Потому что ты повторяешься. Я не поеду в Индию. Я не прониклась индийской культурой и не умею абстрагироваться от балагана, как ты. И вообще… Нам есть, о чем поговорить, кроме Индии. Об Элис.

Мы ужинали в обычном ресторане средней руки, а потом присоединились с пивом в руках к толпе на лавочке в парке, чтобы насладиться уличной трансляцией классической музыки. Можно было помолчать о важном, поставить беседу на паузу до трамвайчика.

— Она взрослый человек…

Сунил отмахнулся от меня, как только я позволила себе намекнуть, что ребенок на самом деле очень хочет его увидеть.

— Не надо додумывать то, чего нет…

— Да кто додумывает! Знаешь, есть выражение, у кого что болит, тот о том и говорит. Не мне, так никому… Поэтому она и требует от меня и от брата, чтобы мы не встречались с тобой.

— Ты хочешь послать ей селфи или что?

Я привалилась к окну — мне захотелось вообще отсесть прямо на улицу: ну как можно быть настолько тупым! Вместе водили ребенка в школу, он даже сумел убедить Элис надевать куртку зимой и не носить, как другие девочки, резиновые сапоги на босу ногу. А чувствовать человеческий холод так и не научился, что ли?

— Марина, что ты хочешь? — не унимался Сунил.

И я не стала юлить с ответом:

— Ничего. От тебя я не хочу ничего.

— Обиделась, — констатировал он таким тоном, которым обычно ставят на человеке крест.

— На правду, если только, — продолжала я смотреть на свое отражение в стекле, стараясь не замечать его за своей спиной, весь этот фон. — Мне казалось, что ты более чувствительный, что ли… Нет, тебе нравится подход государства. До восемнадцати чихнуть нельзя без подписи родителей, а через день можно дать автомат в руки, ну а алкоголь нет — только в двадцать один, а то вдруг что…

— К чему ты это все сказала?

— Да ни к чему…

— Ты говорить со мной будешь? Нормально?

Пришлось повернуться — знала, что насильно не развернет меня к себе, теперь я подпирала спиной угол сиденья.

— Твоя дочь обозлилась на тебя, потому что ты решил, что с ней не обязательно говорить. Ты решил, что у нее своя жизнь, поэтому со своей ты можешь делать, что хочешь. Не сравнивай ее с собой в восемнадцать. Во-первых, ты рос в другом обществе, а во-вторых, каждое последующее поколение более инфантильное, чем их родители. Элис нет восемнадцати, Элис, дай бог, мыслит, как пятнадцатилетняя. То же самое я могу сказать про Алекса. Для них жизнь пока всего лишь попытка играть во взрослого.

— А у нас?

— У нас — попытка играть в независимых от детей взрослых, но это не так. Ты не должен был все бросать и уезжать, даже если тебе этого очень хотелось.

— Жизнь подкинула возможность — я должен был понять, как это… Что это такое, эмиграция в Индию.

— Или как это жить без нас, говори правду…

— Ты ее знаешь.

— А ты знать не хочешь. Отлично! Тебе понравилось, у тебя получилось, а Элис пока не знает, как это жить с папой через океан.

— Она живет на кампусе, не дома. Какая разница, где я… Вот серьезно, Марина. Я готов приехать на праздники. Только в это время Элис может быть дома.

— Она не считает нашу квартиру своим домом. Больше не считает.

— Ты придумала себе то, чего нет.

Отлично — нет так нет. Нет сожаления, оно и не появится. Я уже потратила на одного такого самоуверенного целую неделю!

— Хорошо, я придумала. Если тебе не важно увидеться с дочерью, оставляй все, как есть. Я могу подъехать к ней в универ на чашечку кофе, так что мне Рождество не критично.

— Ты хочешь, чтобы я приехал?

— Не знаю.

— Это тоже ответ.

— Но ты снял дом?

— Я могу все отменить. Или езжайте одни. Я не хочу быть лишним.

— Чего ты ждал от этой встречи?

— Ты предложила приехать.

— Я приехала ради оперы. Ты — ради чего?

— Тебя. Это неправильный ответ? Должен быть другой?

Нам нужно было выходить из трамвая, а потом идти еще два квартала. За это время можно поменять судьбы мира или… Ничего нельзя, мы заперты с ним в четырех стенах на ближайшие несколько дней. Не поругаешься.

— Ты приехал убедить меня поехать в Индию? Этого не будет. Если ты готов вернуться в Калифорнию, мы можем с тобой рассмотреть такой вариант.

— Я же сказал, что не хочу там работать.

— А я хочу. Может, у нас просто нет предмета для диалога, если каждый уперся?

— Уперлась ты. Что тебя там держит, кроме желания урвать еще денег?

— У меня там дети. Пока они не уехали из Калифорнии, я не хочу жить с ними на разных континентах. Такой ответ тебя устраивает?

— Где в этом ответе я?

— А где была я, когда ты решил уехать два года назад? — я не смотрела на него, хотя держала его под руку, но все же следила за каждым своим шагом самостоятельно. — Я осталась там же. Ты пытаешься затащить меня в новую реальность, а мне и в старой хорошо.

— Я предлагаю тебе расширить эту реальность. Отпусти детей и работу. У тебя достаточно денег, чтобы позволить себе реализоваться в чем-то другом.

— В плане?

— Сменить профессию. Ну сколько можно вкалывать по двадцать четыре часа? Выучи профессию, которая тебе интересна. Сейчас ты можешь не смотреть на денежную отдачу, только моральную. Хотя что уж там, небольшой доход к пенсии иметь не так уж и плохо.

— Я получаю моральное удовлетворение на нынешней работе. Я на ней не ради денег…

Да, изначально, конечно, мы все шли учиться на востребованную специальность ради финансовой независимости — тут уж не поспоришь! Но кто шел ради денег, тот давно выпал из обоймы.

— Я не хочу в Индию. Я даже в Европу не хочу ехать не туристкой. Мне претит сама мысль о новой эмиграции. Я не хочу выходить из зоны комфорта, зачем мне это? Ради тебя? Ты вот нашел себе новый комфорт, не я.

— Ты просто отказываешься пробовать что-то новое. Согласись?

— Зачем? Ради чего? Если только ради кого… Но мы с тобой расстались в тот момент, когда у нас все было хорошо: взрослые дети и достаточно денег, чтобы не загоняться с работой. Выходит, причина в нас. Ничего не изменилось за этот год. Сунил, ничего не изменилось. И даже твои требования — поехали вместе. А зачем? Да за компанию. Попробуешь что-то новое, найдешь, чем себя занять… Это даже не шило на мыло, как у нас говорят. Это просто все бросить… И? Пойти учиться? Чтобы занять себя на двадцать четыре часа, потому что общение у нас не для души, а лишь для тела. Но в горы я и без тебя могу сходить, у меня есть с кем…

Я сделала паузу, я ее выдержала. В лицо ему не смотрела, так что выдерживать его взгляд не пришлось. Зачем дополнения и разъяснения для взрослого, даже уже старого, мужика — для секса найти тоже легко, если это нужно. А нужно ли? Если я без этого в двадцать пять обходилась, как, впрочем, и он, то сейчас… Я не могла на ощупь отыскать наши точки соприкосновения. Мне нечего было предъявить ему за нашу совместную жизнь. Как говорится, жить мне он не мешал.

О чем это я? Наша жизнь не прошла параллельно, мы довольно часто в ней пересекались, особенно на родительском поприще. С детьми Сунил помогал не хуже Андрея. Даже если у обоих это не были жесты доброй воли, а всего лишь давление общественного мнения, потому что папы тут вовлечены в детские жизни по полной: от родительских собраний и развозки детей до проведения всевозможных детских мероприятий, факт остается фактом. Детство обоих детей мимо моего второго мужа не прошло. Хотя, если честно, я никогда не задумывалась, нравится Сунилу отцовство как таковое или это просто еще одна работа, которая должна быть выполнена на все сто. В самом начале нашего знакомства я наоборот была уверена, что его заинтересовал мой сын, а совсем не я.

К вечеру мы вспомнили, что не обменялись подарками. Обмен прошел в будничной атмосфере — будто просто перепаковали чемоданы из-за перевеса. Не думаю, что он когда-нибудь наденет форму питерского футбольного клуба, а вот я цветным шарфиком с бахромой могу, наверное, воспользоваться. Не сейчас — тут холодно, а дома, дома… Очередной браслет меня не вдохновил, хотя кожа и дизайн были на высоте. Зачем он привез мне деревянные фигурки слонов — не знаю. У меня нет каминной полки, чтобы демонстрировать пылесборщиков гостям. Но все-таки он включил фантазию, а мог бы притащить очередной золотой слиток.

— Ты забросила йогу? — спросил, когда я отказалась проверять прикроватный коврик на чистоту.

— Сейчас нет настроения, и я просто хочу спать.

Но не уснула. Лежа в своей персональной кровати, я пролистывала фотографии из онлайн-альбомов. Первые снимки были сделаны задолго до первого нашего Рождества в горах, но фотка с первым в жизни Алекса снегом, как мне казалось, положила начало чего-то нового — нашей семье, какой бы она ни была, она была у меня единственной, сколько бы Андрей не убеждал меня в обратном, что семья — это он, а с Сунилом я просто решила перекантоваться. А сейчас, что я делаю? Просто делю с ним гостиничный номер или собираюсь разделить с ним старость? Хотя, кто сказал, что старость не за горами? До этих гор еще идти и идти, пахать и пахать.

Традиционный немецкий завтрак из булок и ветчины с сыром казался отличным поводом поговорить по существу. Никакого намека на романтическое утро не было. Меня к нему не тянуло, а он, возможно, ждал каких-то гарантий с моей стороны.

— Что ты намерен делать? Вернешься в Индию и продолжишь там преподавать?

Он не сразу ответил — минуту, наверное, смотрел мне в глаза. Ждал, что я подавлюсь? Нет, эту горькую пилюлю я уже проглотила.

— А что ты хочешь, чтобы я сделал?

— Не надо ничего делать ради меня. Я себе найду развлечения на свободное от работы время. Романна говорит, что для души можно взять на воспитание детей. Она берет второго ребенка. Как тебе такое?

— Почему это должно меня удивить? С ней все давно ясно. Не понимаю, почему ты не можешь никак выйти из-под ее влияния.

— Еще я думаю завести собаку, — увела я разговор в еще более опасное русло.

— Зачем?

— Потому что всегда хотела и всегда у меня не было такой возможности. Сначала бабушка была против, потом условия аренды не разрешали, потом ты оказался не любитель животных.

— Не говори, что ты уже взяла собаку? — задумался он всего на несколько секунд.

— Пока только думаю.

— Когда ты думаешь, ты обычно это делаешь.

— Я же и о детях думаю. Почему бы нет? Когда позволяют и жилищные условия, и доходы.

— Зачем тебе это? — в голосе Сунила зазвучало напряжение.

— Это нужно детям. В любом случае на их обучение идут деньги из наших налогов. Но на то, кем они воспитываются, мы повлиять не можем, а нам жить с ними на одной планете. Именно это называется глобализацией. Поэтому я не совсем понимаю, когда кто-то начинает возмущаться, что мы обучаем детей нелегалов. Мы же хотим в итоге стареть в обществе, где все довольны жизнью.

— Так не будет…

— Хотя бы эти люди во взрослом возрасте будут сыты и здоровы.

— Так тоже не будет.

— Если мы не будем стремиться к гармонии в обществе, точно не будет.

— То есть ты все решила и с собакой, и с детьми? Иначе бы не говорила про это со мной.

— Я ничего не решила. Ты спросил меня, каким я вижу свое будущее. Это один из вариантов.

— Какие еще есть варианты?

— Просто работать и думать, что другие обеспечат мне безопасную старость. Мир сам по себе к лучшему не изменится. Ты так не думаешь? Ты, который воспитал чужого ребенка.

— Я никогда не считал Алекса чужим. И мне кажется, двое детей — это достаточный вклад в будущее.

— А если бы тебе сказали, что если не ты, то никто не возьмет этих детей… Что тогда? Ты поменял бы свое отношение к проблеме?

— Это не правда. Всегда есть кто-то еще.

— То есть на чужом горбу в рай?

— Это тебя Элис подбивает на усыновление?

Я не опустила глаз — выдержала его испытующий взгляд.

— Нет. И даже не Романна, — немного покривила я душой. — Я сама не могу прийти к такому решению?

— Ты — нет. Я слишком хорошо тебя знаю. Ты — ведомая.

— Но ты не смог увезти меня с собой.

— Я не пытался.

— Если выбор будет стоять между Индией и детьми с собакой, что я выберу? Как ты думаешь?

— Почему я должен предугадывать твой выбор? — Сунил крутил в руках нож, так и не погрузив его в мягкое масло. — Просто озвучь свое решение…

— И ты решишь, подходит оно тебе или нет? — лезла я в бутылку, хотя утренний кофе был разлит традиционно по чашкам.

— Ты прекрасно знаешь мое отношение к домашним животным и чужим детям, — повысил он голос или просто добавил железных ноток, мое сердце стучало в ушах и мешало слышать любые посторонние звуки. — Как и финансовое положение и предпочтения в жизни. Если ты принимаешь подобное решение, то ты не рассматриваешь больше мое присутствие в своей жизни.

Его слова действительно были для моих ушей посторонним звуком.

— То есть ты уходишь?

— Я в нее просто не прихожу, — отрезал он грубо. — Тогда зачем пригласила меня в Австрию? Чтобы сообщить то, что можно было сделать по телефону? Ты распланировала свою жизнь и просто решила сыграть на моих чувствах к тебе? То есть вынудить меня изменить принципам?

— А они остались у тебя, чувства ко мне? Мне казалось, ты и уехал, потому что чувства исчезли задолго до обязательств, которые мы друг перед другом взяли?

— Ты так к этому отнеслась?

— Интересно, а какие у меня были варианты?

— Нежелание с твоей стороны искать общие интересы, — бросил он через стол первое обвинение. — Я мог понять, что твои русскоязычные тусовки были необходимы для того, чтобы вырастить детей билингвами. Я не настаивал на немецких.

— Потому что у тебя не было немецких друзей. Ну, кроме одного, у кого дети предпочли вообще забыть язык родителей. И честно говоря, поздно высказывать претензии к моему кругу общения. Ты никогда не говорил, что хочешь войти в этот круг или заиметь свой. Ты был либо с нами, либо сам по себе. Как понимаю, тебе надоели оба этих круга — и мы, и ты сам, вот ты и решил попробовать что-то новое.

— Так даже? А мне казалось, что вы не страдаете от моего отсутствия дома.

— Мы не страдали и от твоего присутствия. Тебя твой выбор не устраивает? Ты хочешь перемен? Но снова на твоих условиях?

— А когда это я ставил условия? — в его голосе сквозило неподдельное удивление.

— Да всегда, Сунил! Мы не купили дом, мы не взяли собаку… Мы, если уж на то пошло, никогда не посещали твою семью…

— Ты не много потеряла, поверь мне.

— А как насчет двух первых пунктов?

— Это то, чего тебе не хватает? Я куплю тебе дом в Индии.

— Спасибо, не надо. Я ответила, что это не моя страна. И не страна для моих детей. Обидно, что после стольких лет нам с тобой нравятся разные вещи, но я сумею это пережить.

— То есть ты все решила? — настаивал он на и так понятном ему ответе.

— Я ничего не решила, но ты принял решение оставаться в зоне комфорта, и я не собираюсь тебя из нее тащить. Бессмысленно. Ты прав, дети выросли, так что нет необходимости ломать себя в угоду другим. Я понимаю. Я даже пойму, если ты не захочешь идти со мной в оперу.

— В горы со мной ты тоже не хочешь?

— Ты про Рождество?

— Я про сейчас.

— Притворяться твоей женой я точно не хочу. Я ей была, и тогда гордилась, а сейчас… Наверное, я горжусь с тем, что нам хватило с тобой сил проститься по-человечески. Не у всех так мирно бывает. Скажи, так получилось, потому что мы ничего друг к другу не чувствуем больше?

— Ты не скучала? — увильнул он от ответа.

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Я скучал.

— Когда скучают, покупают билет на самолет. В иных случаях — просто ностальгируют по прошлому. Неплохому. Я действительно не жалею, что прожила с тобой лучшую часть моей жизни.

Я протянула через стол руку — на ней красовался новый браслет, кожаный, но он был на руке, а не на шее, в ошейнике за эти двадцать лет я не чувствовала себя ни единого дня. Сунил не сразу протянул свою. Наверное, не был уверен, что готов поставить в отношениях финальную точку этим вот простым жестом — рукопожатием. Обняться мы толком и не обнялись. Наверное, свидетельство о разводе каменной стеной стояло между нами. Эту стену мы попытались разобрать по кирпичикам, но получилось проковырять лишь маленькую бойницу, но не для прицельного выстрела в сердце, а для протянутой руки — жест примирения людей, которые и не ругались вовсе.

— Не пожалей о своем решении. Даже с собакой — это лет на пятнадцать, — наконец тронул он мои пальцы.

— Не пожалею. Я еще ни об одном решении в своей жизни не пожалела, — разбила я наше вялое рукопожатие. — Ты идешь со мной в оперу вечером?

— А ты едешь со мной в австрийскую деревню?

— Ты хочешь показать мне что-то особенное?

— Понял ответ. Деревню я отменю. Горы отменять не буду, но ты дай знать заранее, хотят меня видеть на Рождество или нет.

— А самому спросить?

— Ты там главная, не я.

Договорились, а когда-то главной была семья, и семья — это не один человек. Один человек все на своих плечах не вывезет. Никогда.