Мое европейское путешествие с самого начала планировалось одиночным, так чего я распереживалась по поводу отъезда Сунила и побежала менять обратный билет? Нет, нет, не из-за тоски, а из желания поскорее разобраться с бренными делами и вернуться в обычную жизнь с утренними пробками, тремя чашками кофе, выпитыми до полудня, с пончиками по пятницам и корпоративными обедами по средам…
Это так — мечты о былом комфорте. Неизвестно, как устроен офисный быт у Заки. Узнаю, если он снова не кинет меня с контрактом в последний момент. Так что сократить отпуск — хорошая идея. На пенсии совершу мировое турне, сейчас я еще довольно спесивая рабочая лошадь.
И все же лошадь решила, что понедельник — день тяжелый, а вторник все же потворник, и поменяла билеты на утро вторника. Второй самолет вылетал из Хельсинки после обеда, так что в аэропорту “Пулково” я оказалась уже в темноте. Зато в голове были одни лишь светлые мысли. Не осталось никаких темных пятен в прошлом, которые можно было б отбелить с помощью отбеливателя. Андрей и не покупал белое пальто, остался серой лошадкой — конем. Хорошо бы не Троянским.
Я наконец заглянула в паспорт и вызвала такси на адрес новой прописки. Андрея о приезде я не предупредила. Такая вот зараза. Он вообще не подозревает, что никакого съемного жилья в Питере у меня больше нет. Ключа от его квартиры, впрочем, тоже. Так что же? Подожду его с работы на лестнице — как в старые добрые времена нашей юности. Притащится с бабой — так это только мне на руку. Не расстроюсь, даже порадуюсь, что еще один мужик с возу, кобыле легче.
Чемодан легкий — никаких гостинцев из Австрии я не привезла, даже знаменитого шоколада в ликом Амадеуса и чашки с лицом великого Моцарта, потому что… Потому что совсем не уверена, что задержусь здесь на чашечку чая. Я взяла сэндвич в кафе аэропорта и не чувствовала голода. От предвкушения свидания тоже не сводило живот. Я, кажется, нашла баланс между телом и духом без всякой йоги. Разлуки лечат — точно, от всякого рода зависимости.
Я не позвонила в домофон — охранник сыграл на опережение. Поблагодарив, я прошла к лифту. Меня не остановили вопросом, к кому я намылилась, и я не особо этому удивилась — все же у хороших вахтеров прекрасная память на лица. Я могла примелькаться или просто попала на их камеры наблюдения вместе с известным жильцом.
Теперь точно придется сидеть на лестнице в позе Ждуна — свитер длинный, ничего себе не отморожу, так что мучиться зудом в тайном месте точно не придется. И все же решила на удачу позвонить в дверной звонок. Удача не заставила себя ждать, спросила женским голосом, кто там? “Кто-тама” в первую секунду опешила, хотя готовилась найти тут женщину, но во вторую сообразила, что баба, придя в гости, не станет бежать впереди паровоза открыть дверь — предложит сделать это хозяину.
Еще нет восьми часов, рабочий день у Андрея мог уже закончиться, только вечерние пробки никто не отменял — даже я успела в них постоять. А вот домработница могла еще работать — не поверю, что Андрей сам пылесосит. Это всегда в нашей семье было наказанием, и уборку мы делили пополам, как в знаменитом мультике сосиску — кто быстрее, тот больше и успел переделать домашних дел. И самым быстрым оказывалась всегда я, потому что уставала указывать Андрею, что и как надо сделать.
— Это жена Андрея. Откройте, пожалуйста. Я с самолета без ключей, — произнесла я после небольшой паузы, за которую Андрей легко бы успел дойти до двери узнать, в чем дело.
Но даже если это его “дамочка”, то наличие жены, как помню, Лебедев ни от кого не скрывает и даже гордится своим семейным положением.
— Секунду.
Я ошиблась. Кажется, во всем. Женщина оказалась моей ровестницей или даже старше и не выглядела любовницей состоятельного мужчины. Как, впрочем, и уборщицей — не та одежда на ней.
— Андрей Викторович не сказал, что вы приезжаете сегодня, — извинилась она, отступая от двери.
— Он не в курсе, что я поменяла билет.
— А… Вы в курсе, как меня зовут?
Я мотнула головой и поставила чемоданчик к стене, повесила на ручку сумочку и развязала пояс на плаще.
— Екатерина Алексеевна, но можно просто Катя. Я привыкла. Детям довольно сложно запоминать имя-отчество, так что я спокойно отношусь к обращению тетя Катя.
Я не спросила ее про тетю, не успела. Вернее, я все поняла. Или не все, а часть… Когда увидела Диму в дверном проеме салона. У меня хорошая память на лица, даже на фотографии.
— А где Диана? — спросила я осторожно.
— Спит, — ответили мне оба в унисон.
— А… — теперь протянула уже я.
И потянулась к пуговицам плаща. В дома жарко. Слишком. Хоть жареным пока не пахнет. Но “коником” Андрей походил, как мультяшная Маша в партии с медведем и пандой.
Я все же сумела справиться с пуговицами, не вырвав ни одну с мясом, и повесила плащ на вешалку, на которой вдруг занятыми оказались все крючки — я взяла последний свободный, пусть Андрей теперь решает, чью карту будет бить. У меня на руках козырной туз — паспорт другой страны, в которой нет всего этого кошмара.
— Катя, можно вас на минуту?
Я бодрым шагом хозяйки прошла в кухню, где сразу заметила в раковине грязную посуду. Понятное дело, ни эта дамочка, ни бедные дети не приучены пользоваться посудомойкой, в которую все тарелки загружаются, едва покинув стол. Я дождалась ее у окна, убедилась, что коридор пуст, и посмотрела даме прямо в лицо.
— Признаться, не думала, что все произойдет так быстро. Я не ожидала увидеть вас всех у себя дома. Вы, простите, кто будете? Няня?
Я не боялась выглядеть дурой. Я имела полное право ей быть.
— Извините, но я думала, у меня есть неделя-другая в запасе, чтобы подготовиться, — не закрыла я рот, поняв, что эта Катя открывать свой пока не собирается.
Я ее озадачила? Сказала лишнее? Лишнее тут сделал мой фейковый муженек. Браво, Лебедев! Нашла, кому доверять… Ума нет, вот и живи с этим. Браво, Мариночка, браво!
— Я не няня, — кажется, обиделась моя гостья.
Ну да, моя — квартира-то моя по закону. Тоже моя — будет точнее.
— Я из опеки.
— И?
— Что вы не понимаете? — повысила она голос всего на один тон.
Говорили мы полушепотом, чтобы нас не услышал из соседней комнаты мальчик Дима.
— Я не понимаю, на каких условиях находятся дети в чужом доме. Без решения суда и прочей волокиты. Меня правовая сторона вопроса интересует. Кто понесет ответственность, если с ними, не дай бог, что-то в моем присутствии случится? И где Маша?
— Вы не можете ее забрать. Она должна быть под наблюдением врачей.
— А они? — кивнула я в сторону коридора. — Под вашим?
— Так решил ваш муж.
— Что значит, решил? А закон где? Вы что, детей каждому первому встречному отдаете? — занервничала я не на шутку. — Мы просили ускорить процесс для Маши, чтобы показать ее врачам в Израиле. Но сделать все официально.
— Андрей Викторович не хотел оставлять детей на лишний день в казенном доме, — ответила дама казенным тоном.
— То есть мы ничего не нарушаем? — уже не рада была, что начала этот разговор.
— Нет. Можете успокоиться.
Это не прозвучало вопросом, но это был вопрос, который я задавала сама себе — могу ли я успокоиться? Нет, не могу!
— Что вы сказали детям по поводу переезда? — продолжила я допрос. — Я хочу понимать ситуацию. Я знаю, что они ждут маму, и мне совсем не хочется бодаться с ними по этому поводу. Особенно со старшим.
— Мы им сказали, что они временно поживут у вас. Это нормальная практика, поймите…
— Я все понимаю, Катя. Я как раз все понимаю. Моя подруга проходила через процесс опекунства над уже большим ребенком. У меня нет цели, чтобы меня называли мамой. Моя цель — дать этим детям шанс в жизни.
— Это благородная цель…
— Не надо этих слов! — подняла я руку, точно на совещании, и потом быстро-быстро убрала с лица мешающиеся пряди.
У меня голова вспотела — боже ж мой!
— Вы остаетесь на ночь?
— Я могу уйти.
— Я не об этом! — снова перебила я, чуть повысив голос. — Я не знаю, на каких вы тут условиях. И я не хочу вас стеснять. Но мне бы хотелось, чтобы вы остались, потому что дети вас знают. Я не знаю, как это работает…
— Как дети работают? — почти с издевкой выдала Катя и своим цинизмом сразу напомнила мне Веру.
— Нет, служба опеки. Я просто очень устала, но мне необходимо с вами поговорить и выяснить об этих детях, как можно больше. Привычки и тому подобное… Если бы мы завтра в спокойной обстановке поговорили… Извините, я просто растерялась от такого сюрприза. Радует, конечно, что все так быстро, но волнение никто не отменял, вы же понимаете.
— У вас же своих двое детей…
— Они уже выросли и учатся… В Израиле, — соврала я, мне нужно было что-то соврать.
— У Дианы проблемы со сном, — начала дама. — Она кричит ночью. Мы пока не выяснили причину… Во всяком случае брат не рассказывает, чтобы ее били или чем-то пугали. Там, скорее, полный игнор ребенка был. Она полностью себя занимает. Мы принесли немного игрушек. Я понимаю, что они вас могут не устроить…
— С игрушками мы разберемся, — не могла я уже даже просто слышать ее голос, не то, что вникать в сказанное, хотя в нем по сути своей не было ничего противного. — А вы не пробовали ее будить ночью? Через сорок пять минут после того, как ребенок уснул, в полусонном состоянии нужно перевернуть его на другой бок, чтобы перебить цикл сна. Обычно ведь кошмары снятся в одно и тоже время ночью или даже во время дневного сна. Если на протяжении нескольких дней повторять эту рутину, все должно пройти. У моего сына такое было в три с половиной года. Можно попробовать, так ведь?
— Пробуйте, — развела дама руками. — Я не слышала о таком, но если у вас опыт…
Сказано с презрением? Или у меня уже просто нервный тик на любые слова от чужого человека.
— Да есть, и немалый. Беспроблемных детей не бывает. Как, впрочем, и взрослых. С вами, как понимаю, про документы говорить нечего? Это к другим?
— Я просто за детьми следила в ваше отсутствие.
— Хорошо. Вы уже ночевали тут?
— Да, я сплю с детьми в одной комнате. Как няня, — добавила она зачем-то.
Чтобы меня подколоть, что ли?
— Хорошо. Я хотела бы принять душ и переодеться с дороги. Вы детей, как понимаю, покормили уже?
Она кивнула. Я откинула крышку посудомойки и принялась ополаскивать посуду, чтобы загрузить в машину. Пусть эта Катя не думает, что я ожидаю от нее услуг домработницы. Затем я прошла в ванную, забрав с собой чемодан. Закрыла на двери замок и сняла замок с телефона.
— Я вернулась, — набрала я сообщение “муженьку”.
— Позавтракаем вместе? — пришел почти что мгновенный ответ.
— Поужинать не хочешь? — набрала ему быстро.
— Прости, сегодня не получится, но утром мне хотелось бы тебя увидеть. Есть новости.
— Я видела твои новости. То есть ты поужинал уже?
— В плане?
— Ты ел или не ел?
— Ты где?
Хотелось написать грубо, хотя и не совсем в рифму. Я в жопе, в полной!
— Я дома. У тебя. У нас. Тебя ждать к ужину или я могу лечь спать?
— Ложись спать, конечно. Марина, я все объясню.
— Уж постарайся. Спокойной ночи.
Это я просто так написала. Ночь не будет спокойной. И до его прихода я точно не усну.
Даже в пижаме, даже под теплым одеялом, даже с этим самым одеялом на горячей голове. Мне долго чудились движения за стенкой — странно, мой сын в двенадцать лет засыпал мгновенно, только успевал в кровать залезть. Я посмотрела на часы, которые не сняла, и поняла, что раньше полуночи заблудшего муженька не увижу. Андрей решил прийти в абсолютно спящий дом, хотя откуда в этом мире что-то абсолютное, кроме дур! Таких, как я. А, может, к бабе пошел, поняв, что дома с распростертыми объятиями его никто не ждет. Ну, пошел и пошел…
Только сон не шел. Я ворочалась-ворочалась и жалела-жалела, что не взяла в финском “дютике” водку с укропом: сейчас бы с неимоверным удовольствием засосала бутылку в одно рыло и уснула. Проспать бы весь этот кошмар и проснуться в новую реальность, где все старое и понятное… Где нет Андрея, где нет Сунила, где есть только я и вера в будущее. Ну, и немного Романны. Верните меня обратно, и я не минуты не буду оплакивать ошибки прошлого. Я постараюсь не повторить их в будущем. Пусть это непросто, пусть это просто невозможно, но я не хочу всего этого настоящего…
— Я не сплю, — сообщила я Андрею, когда тот попытался незамеченным лечь на самый край кровати.
На часы я взглянула, как только услышала скрежет замка — в столице нашей Родины почти полночь, как же хорошо я умею предсказывать мужское поведение… Иногда, хотя бы иногда. Выключить часы, светящиеся сквозь одеяло, я успела до того, как отворилась дверь в спальню. Притворялась спящей, пока Андрей раздевался. Даже думала дождаться утра, вдруг оно не изменит традиции и будет мудренее, но потом все же решила, что крепкого ночного сна Лебедев не заслужил. А заслужил крепкое словцо и крепкие объятия до хруста в костях.
— Поспала немного? — спросил с надеждой, только непонятно, на что именно надеялся.
Надеется отвертеться? Да нет, дорогой, ты раскрутил нашу жизнь, словно детский волчок, хоть волком теперь вой.
— Думаешь, я могла уснуть?
— Надеялся… Чего вернулась? Не получилось наладить отношения?
Не будь за стенкой посторонних людей, он бы выкрикнул эти слова в мое темное лицо, но и от шепота закладывало уши.
— Я даже не пыталась этого сделать. Я пыталась восстановить отношения отец-дочь, но они чем-то друг на друга похожи. Кровь не водица, как говорится… Ты тут тоже налаживал отношения, как погляжу. Прыть у тебя адская. Эта Катя уже тут ночевала. Когда все провернул?
— Я ничего не проворачивал.
Мы лежали нос к носу, и губы наши едва шевелились.
— Давай позавтракаем вместе?
— Вместе с детьми? — усмехнулась я.
— Ты меня поняла. Поверь, моей вины здесь нет…
— Опять ни в чем не виноват…
— Марина, меня заставили прийти в опеку лично, и там мне часа два промывали мозги, что брать больного ребенка не нужно, и если уж мне очень хочется помочь, то брат с сестрой намного перспективнее в этом плане…
— Где Маша? — перебила я грозным шепотом.
— В доме малютки, где ей еще быть? Я заказал заграны на всех троих. Марина, они меня додавили… Что не удалось тебе, удалось им.
— Что именно?
— Ты сказала, что я должен взять этих детей. Я их взял. И я тебе их не навязываю, так что заготовленную тираду оставь при себе. Отвези их на теплое море и все. Я даю тебе доверенность на Машу, а ты мне — на Диму с Дианой. И мы разбегаемся по разным странам.
— Вот как?
— А разве не это ты хотела?
— Как там твою зовут?
— Никак, — отрезал он. — Я найму им няню. Один будет ходить в школу, другая — в детский сад. Как там называют таких родителей — зу-кипер, верно? Эти два звереныша будут накормлены, одеты, обучены, что еще нужно? Ну и я погоржусь ими, верно? Так ведь устроено современное родительство. Ну а от тебя только моральная поддержка нужна. Ну и если я ласты склею раньше времени, то ты уж присмотри за этим зверьем…
— Ты — дурак, Андрей.
— Возможно. Но меня додавили. Все, я на попятную не пойду. Захочешь участвовать, милости прошу. Нет, сами с усами. И на елку сумеем залезть и жопу не ободрать.
— Откуда такая уверенность?
— Если ты справилась, то почему я не смогу? Ты дочь сразу на няньку скинула, как мечтала сделать с Лешкой?
Мне хотелось не ответить, а плюнуть в его темное лицо.
— Я взяла няню и работала из дома после шести недель официального декрета еще три месяца, а потом на работе мне выделили отдельную комнату для сцеживания, так что я вообще сумела полтора года прокормить ее грудным молоком. Ты спросил бы, сколько я кормила Лешку? Три года, чтоб ты знал!
— Ненормальная, что я могу сказать…
— А тебе нечего сказать — ты в детях не понимаешь. И не знаешь, что всегда можно выкрутиться, было б желание. У тебя этого желания просто не было. А я нашла няню в соседнем доме. Ходила на работу к семи утра и в шесть уже забирала Алекса с продленки. Сунил дожидался прихода няни и отвозил Алекса в школу, а потом ехал на работу и возвращался к семейному ужину. Иногда Алекса забирала пораньше соседка, с сыном которой Алекс ходил в одну школу. Но тебя это не волновало ведь, ну скажи правду? Ты вообще об этом не задумывался, когда по фотографиям гордился достижениями своего сыночка? Знал, что зу-кипер у него хороший, знал…
— Марина, я сделал, что ты просила. Откуда ведро говна?
— То есть ты не собирался вешать этих детей мне на шею?
— Это было бы нечестно по отношению к детям. Они тебе не нужны. Тебе нужна работа и Америка. Вот и возвращайся туда, где тебе хорошо.
Я отвернулась, ничего ему не ответив. Вжалась лбом в подушку, чтобы задохнуться… От гнева, который меня душил. Или это были слезы? Но я когда-то умела ведь плакать бесшумно, вот и сейчас воспользуюсь этим навыком. Спина к спине лица не увидать…