Жена без срока годности

Глава 14. Снежный человек

Сидеть рядом и дышать одним воздухом с Андреем в мои планы не входило. Только планам свойственно превращаться в несбыточные мечты при встрече с реальностью. Как бы было хорошо просто всучить Андрею свидетельство о разводе, получить новый паспорт с пометкой «уплочено по счетам» и проскакать галопом по Европам, чтобы развеять тоску по бездарно растраченной юности. Хотя…

Я наговариваю на себя молодую и его, студента и маменькиного сыночка со знаком минус, которому любить маму нужно исключительно на расстоянии, раз в месяц. Мне было хорошо. Да, было. Было и прошло. Прошлое не вернешь и не изменишь. Из него нужно вынести опыт. И ребёнка.

Без Андрея не было бы Алекса, а без сына мне нечем было бы гордиться. Он, если честно, единственное мое достижение в жизни. Все остальное — простые плоды тяжелой ежедневной работы. А вот Алекс вырос из риска, который я позволила себе взять и нисколько сейчас не жалею об этом. Первый риск — рожать в стране, где ты находишься без году неделю, второй — рискнуть стать матерью-одиночкой, третий — позволить себе построить семью с мужчиной из чуждой тебе культуры, но не будь этого мужчины рядом, я не смогла бы ответить согласием на самостоятельное онлайн обучение подростка. Как же Алекс в этом отличается от отца: Андрея нужно было вести за ручку от лекции к лекции, а сын сам зарабатывал, выгуливая соседских собачек, на оплату очередного онлайн-курса. Конечно, время изменилось и локация, Алексу легче было сориентироваться в окружающем мире, чем нам в девяностые, в которых компьютер с Виндой у многих наших ровесников был пределом мечтаний. Или все-таки виной окружение: Андрея оно сгубило, а Алексу дало шанс в жизни? Повлияла ли хоть на одного из них я — вопрос открытый. В футбол Алекс играл с Сунилом, а от меня у Сунила были одни проблемы. Может, ему просто надоела скучная размеренная жизнь, вот он и решил пустить в свою жизнь русскую женщину?

— Это твой единственный шанс, — наставляла меня Романна перед долгой дорогой в… снежных горах!

Не единственный, но точно последний. Если Сунил будет продолжать вести себя по добрососедски, мы соседями быть перестанем… Я съеду! Нет, конечно, это глупость… У нас отличный квартирный комплекс — менять жилье из-за несостоявшегося любовника глупо… А приставать к мужику — противно. Это как-то совсем неправильно — все должно быть с точностью до наоборот. Американский мир встал с ног на голову, и мы, женщины со своими равными правами в этом виноваты. Кому не нравятся ухаживания мужиков, пусть идут лесом сами себе цветочки собирать. Я-то почему должна страдать и, вместо того, чтобы строить глазки, обязана строить планы по соблазнению — рисовать варианты вилами по воде, или лыжами по снегу.

В первый день после четырех часов дороги мы играли в снежки, катались на шинах с горы и просто — просто наслаждались хрустом снега под ногами. Забытый за пять лет звук! А всего-то нужно было выбраться в декабре в горы, но сначала Андрею было лень, а потом мне — страшно.

Белым-бело и сосны-великаны по обе стороны дороги стоят. Не знаю, насколько Сунилу помогал опыт немецких зим, но он вел машину достаточно легко. И не растерялся, когда на лобовое стекло с высокой ели упала снеговая шапка. Он помнил, какая дистанция была с впереди идущей машиной и сумел не нарваться на удар сзади, не став резко тормозить. Через полчаса нам повезло намного меньше — когда начался снегопад, все, как по команде, сбросили скорость, но у кого-то, наверное, еще и медленно работали щетки, так что в итоге задний бампер машины Сунила изрядно пострадал от встречи с другим. Сначала немного, но третья машина, не затормозив вовремя, протаранила ту, что влепилась в нас, и вмятина стала куда значительнее. Починят, конечно, и машина на ходу, но все равно начало совместных выходных было испорчено, хотя бы в моей голове. И трусливый зайчик в моей душе тотчас сказал — даже не пытайся перевести отношения на новый уровень. Это тебе предупреждение с самих небес — снежных. И совсем не нежных.

А вот первые зимние фотографии Алекса были очень даже нежными, пусть и разрешение у них было еще всего в несколько пикселей. Но даже они могли передать доверие, которое светилось в детских глазах, когда их взгляд был направлен в темное лицо Сунила. Если сказать Алексу, что мы теперь будем жить втроем, он не задаст лишних вопросов и будет только рад чаще видеть своего взрослого друга. Будь постарше, спросил бы: мам, а что ты так долго тянула?

Но ему было всего четыре года. Первое знакомство со снегом оставило его к вечеру без сил, и даже горячий какао не вернул Алексу силы духа. Я допивала его холодным из чашки сына, который уснул на диване под мультики, чуть не опрокинув кружку на себя. Мы заселились после темноты, и дом не успел до конца прогреться, поэтому я раздела сына лишь наполовину не только для того, чтобы не разбудить, но и чтобы Алекс не замерз. Сунил предложил опустить градус на термостате, чтобы ребенок ночью не вспотел. Я не стала спорить — ну, что ж, тогда тоже не буду раздеваться до конца. А то, что не буду раздеваться, я поняла по трясущимся поджилкам. Нет, не смогу предложить ему отношения… Да и вообще, как можно залезть в постель с нелюбимым мужиком просто ради секса?

— А ты любила своего Андрея? — спросила меня Романна в очередном обсуждении Сунила в качестве потенциального любовника.

— Ты знаешь, наверное, да… Я просто не отдавала себе в этом отчета до первого секса.

— И если бы он не пристал к тебе, ты нашла бы в итоге другого?

Я пожала плечами, соглашаясь с подобной перспективой.

— А мне вот кажется, что ты просто смирилась с данностью. Влюбленность должна быть в начале, а не потом… Потом может быть только влечение. Собственно во взрослых отношениях ничего другого и не надо. Тебе же Сунил не противен? Как не был противен твой Андрей, пока вы просто за одной партой сидели. Знаешь, есть люди, которые никогда и не влюбляются. Любовь — это вообще не обязательное состояние, через которое проходит человек. Желательное, но не… Дано испытать не каждому. Однако это совсем не означает, что ты должна ждать бабочек в животе до самого климакса. Может, они сдохли еще в коконе. Так ведь бывает, Марина. Бывает, что женщина ни разу в жизни не влюбляется. И более того — я абсолютно уверена, что мужики вообще не влюбляются никогда.

Может, Романна права? Она ведь еще ни разу за наше с ней общение не ошиблась ни в чем.

Возможно, конечно, что ошиблась я, неверно воплощая в жизнь посылы новой подруги. Нет, я ни о чем не жалею. Конечно же, с Андреем я могла бы прожить до старости, даже изредка не задумываясь, что моя жизнь могла бы сложиться иначе. А вот, соглашаясь выйти замуж за Сунила, сразу не была уверена, что делаю все правильно. До сих пор не могу понять, в чем именно состояла моя ошибка в семейной жизни, но это ненормально, что я ни разу не всплакнула по мужчине, с которым делила постель восемнадцать лет и вообще-то вырастила дочь.

— Вот зачем тебе рожать? — возмущалась Романна, когда я озвучила ей желание Сунила иметь ребёнка. — Ты же его не знаешь!

— Узнаю… И вообще у индусов…

Ну да, до сих пор в ходу договорные браки, даже в европеизированных семьях, и они умеют договариваться и находить со своими партнерами компросиссы. Мы ни разу с Сунилом не поругались. Да, говорили на повышенных тонах не раз, но до ругательств в адрес друг друга не опускались. И развод обсуждали долго, разрабатывая алгоритм нашей дальнейшей жизни шаг за шагом. Если бы не реакция Элис на развод родителей, то наше расставание прошло бы без сучка и без задоринки. Бабочки в животе хороши в молодости, а во взрослой жизни они превращаются во смертоносных вредителей.

— Романна, это ты решила, что больше не рожаешь, а мы хотим совместного ребенка. Ну, у Сунила же детей нет…

Причина, по которой нужно было рожать вот прямо сейчас, была проста, как дважды два четыре. Безумно тяжело координировать развлечения разновозрастных детей: шесть лет — это действительно максимальная разница, с которой реально организовать семейный досуг, чтобы никто сильно не зевал от скуки. Поэтому Сунил сразу спросил меня о ребенке, а я тут же согласилась этого ребенка ему родить. Ну, я же знала Сунила к тому времени почти уже два года, пусть и жила с ним всего три месяца. Но нашей первой ночи было достаточно, чтобы понять, что на этого мужчину можно положиться во всем. И он за годы совместной жизни не подвел меня ни разу.

Снегопад к ночи только усилился и наблюдать за ним в окошко из теплого дома было настоящим зимним счастьем. Свет горел только над раковиной, и гостиная оставалась в полумраке. Мы пытались говорить, но сбившись на политику, замолчали. Я понимала, что это шанс заговорить о важном, но первое слово для личного разговора так легко не находилось.

— Хочешь кино посмотреть?

В те времена все фильмы еще были на дисках и в домах на сдачу хозяева собирали целые коллекция голливудской классики.

— “Один дома”? — сказала я без всякой издевки.

— Почему нет? Только смеяться не громко, обещаешь?

На его улыбку я тоже улыбнулась.

— Все равно будет громко. Алекс проснется.

— В моей спальне есть еще один телевизор.

Он сказал это так просто, что я не могла даже предположить намека на что-то большее, чем просмотр фильма. “Бедрум”, спальня в английском, для нас обоих была иностранным словом и воспринималась исключительно наименованием комнаты. Всего тут три спальни. Одна пустовала из-за ненадобности, потому что я собиралась лечь вместе с Алексом на случай, если сын проснется в незнакомом доме и испугается.

— Хорошо.

Эту спальню, как и остальной дом, хозяева оформили в едином стиле, добавив медведей чуть ли не в каждый аксессуар. Даже грубо сколоченную деревенскую кровать застилало флисовое покрывало с принтом медвежьих лапок. Только сейчас Сунил выяснил, что решетка обогревателя весь вечер оставалась полузакрытой, и воздух в комнате не успел достаточно прогреться. Я невольно поежилась, и, заметив это, временный хозяин спальни предложил мне для тепла вот это самое покрывало. Собственно, предложить стул не было возможности в силу его отсутствия: с ногами на кровати, с двумя подушками под спиной и в медвежьем пледе я была готова к киносеансу и больше ни к чему.

Звук Сунил оставил на минимуме, но полунемое кино не мешало поднятию хорошего настроения, ему мешал мой внутренний дискомфорт от нахождения в чужой постели — даже в теплых носках и со спрятанным во флис носом. Взгляд тоже то и дело прятался в коленки, чтобы унять разрывающее барабанный перепонки сердце: женское естество било в набат — сейчас или никогда. Здравый смысл отвечал — никогда, и где-то там, внутри, пониже груди, едва различимо, как первые шевеления ребенка в материнской утробе, звучало то самое роковое “сейчас”. Никогда. Сейчас. Никогда…

— Хочешь спать? — заметил наконец движения моих глаз Сунил.

Я тут же всполошилось и дернулась в попытке извиниться.

— Да ладно, — его рука поймала край покрывала, упавшего с моего плеча. — Длинный тяжелый день… Я пойму…

Чего он собирался понимать — непонятно. Из света только блики с телевизионного экрана. Похоже на ночную дорогу с вспышками чужих фар — я успела привыкнуть к тому, что белки его темных глаз в темноте становятся еще ярче, а улыбка — еще белоснежной. И сейчас не знала куда смотреть — и смотрела на кончик его носа, точно на маятник в руках гипнотизера.

— Нет, — ответила голосом бандерлогов и даже чуть качнулась.

Или слишком сильно, что Сунилу пришлось призвать на помощь свою вторую руку, чтобы обеспечить стабильность — чего? Моего тела, моей головы… Или я сама держала ее прямо, вытягивая шею с такой силой, чтобы суметь коснуться темечком низкого потолка.

— Я не устала, — говорила я едва слышно. — Давай досмотрим фильм, — сказала тихо и по слогам, точно собиралась после “давай” произнести совсем другой глагол.

Английское “летс” ненарочно прозвучало шипением, но я не превратилась из покорной обезьяны в удава — гипнотизировать мой взгляд не умел, не хотел, не знал, нужно ли это сейчас… Моей голове, не телу…

— Окей…

И все — руки исчезли, и я глубже зарылась спиной в подушки, ссутулилась, уставилась на бегающих кинематографических человечков…

— Я рад, что мы выбрались в горы, — запустил Сунил в мои уши дополнительный звуковой ряд.

Я не повернулась к нему, все так же тупо сверлила взглядом дырку в экране.

— Спасибо тебе.

— Спасибо тебе, что согласилась.

Формальный обмен любезностями. Такими же формальными, как и весь английский язык офисного общения. Может, наше общения за пределами кьюбика такое сухое, потому что нам элементарно не хватает словарного запаса? Дети добирают в дружбе эмоциями, жестами, а я тут вцепилась в одеяло и сижу истуканом, забыв, что решила быть женщиной.

Ну а он, не в состоянии, что ли, побыть со мной мужчиной? Ну хоть на словах, если боиться дотронуться руками? Но ведь только что пытался спасти мои плечи от холода, и из сугроба меня вытаскивал, и отряхивал мою куртку от снега — не отвалились руки, не ошпарился о мое горячее тело… Для него это не шанс? Ему это не нужно? Может, у него на стороне кто-то есть, а я просто не заметила этого?