Жена без срока годности

Глава 2. Наши идиоты

— Решила снова поиграть с тетю Рому?

Так сын встретил заехавшую за мной утром Романну.

Тетя Рома — смешно. Первое время в Штатах было непривычно слышать, как дети обращаются ко взрослым по имени и на ты. Существование «вы» в русском языке им очень сложно объяснить, поэтому мы обошлись добавлением к имени обращения «тетя».

— Будешь будить нас по утрам звонком или приезжать лично? — не унимался Алекс.

— Пешком дойду до вас с собаками. Кстати, знакомься. Ширли и Мырли. Ты их не видел, кажется?

Боже, я не заметила или скорее забыла, что в сумке у Романны прячутся два той-терьера. Я так и не научилась различать их между собой. Обе девочки приютские из одной клетки. Одна больна астмой и требует постоянного внимания, поэтому она сопровождает «маму» везде, а ее «сестренка» — за компанию. Ещё дома Романну ждет старый лабрадор ее нынешнего мужа, а теперь ещё и в компании с королевским пуделем дочери…

— А ты не видела сумку, — повернулась ко мне подруга. — Новая. Мой придурок подарил. Две тысячи баксов. Идиот, я тебе уже сказала? Прошлая двести баксов стоила. Двести! Лучше бы в приют пожертвовал…

— Эдди пытается тебя задобрить. Чувствует, куда ветер дует…

— Да, следующий раз выйду замуж за ветеринара, чтобы не разориться на счетах… Ну а эта дрянь купила себе Мерседес. Работу нормальную не нашла, выплачивает семьдесят процентов от зарплаты. Говорит: мама, я много не ем. Тебе жалко, что ли? Нет, Алекс, ты можешь наконец заставить ее пойти учиться? Сколько можно на фронт-деске сидеть?!

Ну да, Илона отказалась пойти учиться после школы, скучно… Так и перебивается работой на ресепшене. Правда, в салоне «Мерседеса»…

— Ну, ей же скидку какую-нибудь дали небось? — отозвался мой Алекс.

— Она мне так и сказала — там же скидка для сотрудников! Я с ней повешусь. Парня рожать надо было, а не девку… — снова Романна смотрела на меня, одетую к выходу.

— Разницы никакой… — улыбнулась я краем накрашенных светлой помадой губ.

— Мам, я тут… Никуда не ушёл.

А должен уйти, отвезти Мирру к дантисту. С ее фиговой зубной страховкой не удалось перенести визит, поэтому в аэропорт сын меня не везёт. Таксистом вызвалась быть Романна, не позволив вызвать Убер.

— Мам, ты там осторожней, ладно?

— Это ты про папочку своего, что ли, подумал? Я его не боюсь, — рассмеялась я на серьезное замечание сына.

— Я про Россию вообще.

— Я пережила девяностые. Тебе это ни о чем не говорит, понимаю… Прекрати нервничать. Мне тебя одного страшнее оставлять.

— Я ж под присмотром тети Ромы, — отзеркалил он мою саркастическую мину. — Она на меня своих терьеров натравит, если что…

«Если чего» не будет. За Алекса я никогда не переживала. Он знал, что делал, даже когда бросил школу. Сказал, что выучит все онлайн сам и выучил. В шестнадцать получил аттестат, а в семнадцать уже начал работать по специальности — по моей, своего отца и отчима. Голова в программировании у него хорошо варила. Гены, однако…

— Если Мирру нужно будет куда-то отвезти, звони, не стесняйся, — сказала Романна на выходе.

Мирра машину не водила. В тринадцать попала с матерью в аварию, в которой не по их вине погиб другой водитель, и отказалась садиться за руль, когда все ее сверстники получали права. Все попытки ее родителей, а потом уже и наши с Алексом, побороть страх девочки не увенчались успехом. Она ездила, куда могла, на велосипеде и электрическом скутере, пользовалась автобусом, который ходит в наших краях раз в час, но к психологу идти отказывалась наотрез.

— Мам, у всех есть недостатки, — выдал Алекс после очередного разговора с Миррой. — Идеальных людей не бывает. Ну, кроме тебя, конечно.

Алекс, Алекс… Подхалим!

Я очень переживала, когда сын бросил школу. Боялась, что засохнет без общения со сверстниками. Пыталась убедить его записаться хотя бы в христианскую школу, в которой на кампусе нужно было находиться всего два дня. Алекс твёрдо заявил, что тратить два дня на школьную бюрократию не будет. Тогда меня надоумили отправить его на лето в еврейский лагерь: дети, мол, возвращаются оттуда другими, повзрослевшими. Ну да… Алекс вернулся оттуда влюблённым. Лагерь находился на другом побережье, а он умудрился встретить там девочку, которая живет в тридцати милях от нас. Непростую девочку, дочку прокурора соседнего округа… Боже, сколько штрафов за превышение скорости я потом оплатила, когда мой сын мотался к ней каждый день…

— Я не буду ему мешать, — сказала я Романне на предложение забрать у подростка ключи от машины. — Первая любовь — самая сильная.

— Снова она про своего Андрея… — скривилась подруга. — Ты замужем за другим уже десять лет.

— Уже почти двенадцать. И что? И ничего… Он отличный отец, хороший любовник и все…

— Да что ж там за Андрей такой?

— Это не Андрей, это я… Придумала себе любовь… Кто знает. Может, не поехали бы мы в Штаты…

— Ой, мать, не начинай! — всплеснула руками Романна. — У него было бы сейчас десять любовниц, одна другой младше… А ты была бы задерганная старая кляча! Без собственного дохода ещё в добавок. Ты почитай объявления о знакомстве русских мужиков наших местных: чтоб без вредных привычек, много зарабатывала, без детей и фигура девяносто-шестьдесят-девяносто… Да нахрена такой бабе русский мужик?! Знаешь, я рада, что хотя бы на третьем поняла, что с нашими пора завязывать, — смеялась Романна в голос. — У наших бывших соотечественников лишняя хромосома, вот уж точно!

Сейчас она не смеялась. Вела свой Мазерати в аэропорт очень напряжённо.

— Я не хочу тебя отпускать, — выдала она тихо. — Жопой чувствую, что не надо тебе туда ехать.

— Надо, Романна, надо. Я не знаю… Это старость, наверное. Постоянно вспоминаю Андрея…

— Молодость вспоминаешь, а не Андрея, — отрезала Романна.

— Вот увижу его старым, лысым, с пивным животиком и… Успокоюсь. Найду себе молодого любовника, буду водить его в Старбакс по праздникам… Ты там когда с Эдди разводишься? Чтобы за компанию…

— Мы с ним дом купили, я тебе не сказала?

— Нет. Какого фига? Ты ж разводиться собралась.

— Не знаю. Хозяева решили продать, а мы как-то обжились уже в нем. Купили у них вне маркета. Вписались оба. Жалко мне старого дурака. Тут челлендж был в сети, облиться из ведра холодной водой. Вот я над ним прикололась. Сказала: если любишь, докажи. Облился ж на камеру и выложил в свой Фейсбук. Ну куда я его брошу, кому он нужен будет… Шестьдесят лет уже. И собака у него старая. Кто с ней гулять будет?

— Может, любишь?

— Может, и люблю. Он хороший. О моей раздолбайке великовозрастной очень переживает. С ее отцом тут каждый вечер почти общается по телефону: решают, как отправить Илону в колледж. И это американец! У них же детям все можно!

— Детям все можно — это к индусам. Сунил тут сам заявил, что это он во всем виноват. Типа, избаловал дочь. Говорит, будет за все платить… Ну, деньгами. А раз она не хочет его видеть, то он не станет настаивать…

— А что, Элис не хочет? Чего не сказала ничего?

— Ну… Чего тебя грузить. Элис так решила, ее право. Считает, что папа кукухой поехал, раз в Индию слинял. Ну, я тоже так думаю… Не хочу думать, что от меня оба мужа из-за денег сбежали. Типа там они больше себе позволить могут. Короче, Романна, они ебнутые все. Извини, другого слова нет.

— Есть, есть… — рассмеялась Романна. — Я их много из спортивной школы знаю.

— Я тоже… Только из полиграфического института… Какой же английский мат примитивный.

— Ну, он давно не мат у них… Моя дочь убеждает Эдди, что теперь это нормативное слово. Но если вокруг все ебанутые, ты ж не обязан быть таким же?

— Знаешь, когда Мирра на иврите с родителями разговаривает, мне кажется, что она чисто матюгается…

— А что? Она на иврите говорит у вас в доме?

— Ну… Я ей разрешаю. У неё должны быть от нас секреты. Это нормально. Хотя не удивлюсь, что Алекс уже выучил иврит.

— Если вспомнить, что он на мове болтал через полгода лучше моей дочери, то не удивлюсь.

— Говорю ж, у него талант к языкам и не только к С++. Он немецкий в школе лучше немецких детей знал, а Сунил по-немецки с ним почти не говорил. А Элис, сколько я ни таскала ее по русским друзьям, трёх слов связать не может. Как настоящая американка заявляет, зачем мне другой язык, когда весь мир знает английский! У меня чувство, что не потянет она колледж.

— Потянет. Она хороша с детьми. Очень хороша. Она будет замечательным учителем для особенных деток.

— С особенным отцом-то не справилась, — усмехнулась я грустно.

— Он не особенный, а обыкновенный… Идиот. Хотя, знаешь, я тут подумала… Твой Андрей тоже мог тайком развестись и жениться. Ну там, семья, дети и тут ты приперлась… Как бы тебя за волосы не оттаскала его стерва.

— Я только порадуюсь за него. Я, кстати, тоже думаю, что он развёлся со мной. Я же внутренний паспорт не обновляла… Да, конечно, женат и дети есть. Алекс просто никогда не был ему нужен.

— Так зачем ты едешь?

— В Эрмитаж сходить и в Мариинку. Там балет «Анна Каренина» дают.

И я прилетела… Домой? Нет, в гости.

— Я все здесь знаю. Я снимала эту квартиру пару лет назад, — остановила я объяснения девушки, передавшей мне ключи.

Квартира в самом центре, с евроремонтом и пустым холодильником, который я не собиралась заполнять: вокруг полно кафешек и ресторанов. Да и готовить для одной себя нонсенс, булшит, как говорят в наших заокеанских краях.

Еще в квартире есть большая мягкая кровать, а это единственное, в чем мое уставшее тело сейчас нуждалось. Вот завтра уже будет кофе и в дополнение к нему прочая неполезная еда. Еще будет ванна — я точно ее приму, потому что в засушливой Калифорнии мне не позволяет это сделать совесть, а так порой хочется! Счетчик на воду в наших апартаментах стоит лишь у меня в голове. Все эти годы фиксированная сумма за пользование водой включена в общую квартплату, но я приучила себя выключать воду даже между чисткой зубов и ополаскиванием: ответственность за сохранение природных ресурсов должна контролироваться не высокой ценой воды и штрафами за перерасход, а совестью… Этой ненужной в современном мире составляющей души.

Может, правда, Романна виновата, что совесть в отношении природы включилась у меня по полной? Договор аренды запрещал нам держать животных, но мы с детьми ездили в местный приют выгуливать собачек, радуясь, как дети, когда им находились хозяева. Первые карманные деньги Алекса тоже животного происхождения: он выгуливал соседских собак и навещал кошечек в домах отпускников. Интересно, не проживи мы всю жизнь в квартире, у меня тоже был бы уже домашний приют, как у Романны?

Нет, не в квартире дело. Сунил не любил животных… Нет, не так. Ему не нравился беспорядок, ими вызываемый. Детей он тоже скрупулезно приучал к чистоте. Давали о себе знать его немецкие корни. Нет, его немецкая среда обитания. После второй мировой индусский дедушка остался на подвластной Британии территории, но по крови Сунил даже через три поколение “немцев” оставался чистокровным индусом. В Штаты он приехал просто поучиться и так тут и остался.

Предложение записать детей в немецкую школу изначально было шуткой: Сунил пытался убедить меня, что русский язык в Штатах такое же бесполезное знание, как и знание немецкого, но наши дети по моей инициативе продолжили в субботу ходить в русскую школу, а по воскресеньям пошли в немецкую. Правда, Элис это не помогло… Она понимает русский, но не говорит, а знания немецкого папочка давно уже не тестировал. Ему было неинтересно.

— Оставь ее в покое. Дай ей просто жить.

Я оставила — перебивается с четверки на тройку и ладно. Все равно Элис не будет конкурировать с целеустремленными индусами в технической сфере, а американские девочки такие и есть. Мягкие, добрые, улыбающиеся и — ну и все.

Маленький же Алекс болтал со мной на немецком, не задумываясь о том, что я ни слова не понимаю. Однажды по этому поводу даже вышел конфуз. Мы выбирали книжки в русском отделе местной библиотеки, и Алекс рассказывал мне какое-то стихотворение, судя по конечным звукам и ритму. Рядом просматривала книги русская бабушка и подозрительно на нас поглядывала. Убедившись, что я русская, она спросила, откуда ребенок знает немецкий? Алекс ответил за меня: от папы. Да, он никогда не называл Сунила папой дома, но за пределами нашей квартиры в разговоре этот его титул проскальзывал постоянно.

— Как ты могла выйти замуж за немца?

В свой вопрос русская бабушка вложила высшую степень обиды.

— Он немецкоговорящий индус, — добила я ее окончательно, а если бы рассказала историю нашего знакомства, то из библиотеки бабушка уже бы не вышла никогда, и я ее пожалела.

Хорошо, у меня не осталось родственников в России, которые бы меня за что-нибудь осуждали. Бабушка, которая меня воспитывала, умерла, когда я только начала встречаться с Андреем, а мать с отчимом так и не приехали с Севера, даже на похороны. Приватизация в девяностые целый год проходила с досадной ошибкой, в собственники тогда не вписывали несовершеннолетних детей. Поэтому у матери потом не возникло проблем с продажей. Мне только пришлось прислать ей доверенность из российского консульства, чтобы меня выписали из квартиры, официально оформив ПМЖ в Штатах. Это случилось еще при Андрее, когда он не думал возвращаться.

Собственно, двухкомнатная хрущевка сейчас меня все равно бы не устроила — с Сунилом я привыкла к хорошим условиям жизни. Он не снимал дом как раз таки потому, что под рукой не было бы тренажерного зала, бассейна, джакузи и садовников с дворниками. Немец, что с ним сделаешь! Чего мне стоило найти для него приличное жилье во время чемпионата мира по всей России! Мы спустили на это половину состояния, но Сунил никогда не жалел денег на комфорт. Лучше съемная новая квартира, чем старый дом в собственности. Лучше машина в лизинг и каждые три года новая, чем своя на десять лет, пусть и дешевле.

Я никогда не спорила с ним по таким мелочам — общего бюджета хватало, он никогда не брал ничего в кредит. Старый дом за миллион в рассрочку на тридцать лет — пусть американцы себе покупают. Он будет снимать в новостройке, отдавая пусть и половину зарплаты, но зная, за что… Сейчас он тоже принял решение уехать в Индию, посчитав свой доход. Там за железным забором он будет королем, а тут, пусть и без охраны, обыватель и не больше. Он окончательно перевелся по работе в Индию и развелся со мной ровно в тот день, когда вопрос о дележе ребенка перестал стоять.

— Элис, ты ведь все равно скоро уезжаешь учиться, а потом у тебя будет своя жизнь. Какая разница, где папа живет? — пыталась я наладить их отношения.

Дочь начала дуться, когда он только начинал уезжать в длительные командировки. Эти командировки и показали ему, что есть другая, более комфортная, жизнь за те же деньги.

— Он предал Америку, — выдала моя дочь через год, когда отец позвонил ей и сказал, что не приедет на Рождество и предложил ей приехать на каникулы в Индию.

Даже если бы он на слоне предложил ей покататься, не прокатило бы. Предал… Мы не держали за спиной скрещенные пальцы, когда давали клятву новой Родине, но все равно никто серьезно не относился к гражданству, хотя на выборы ходили исправно. Сунил долго и надрывно смеялся, когда я показала ему письмо из школы от учительницы Алекса, начинавшееся словами: я должна вас проинформировать, что Алекс отказывается читать клятву перед флагом, и школа, уважая такое его решение, разрешает ему в это время сидеть за партой. В доверительном разговоре с семилетним ребенком я выяснила, что сидит он там с девочкой из Ирана, она и убедила его, что раз они не американцы, то клятву давать не должны.

— Не акцентируй на этом внимание, — сказал Сунил. — Это детская игра. Все пройдет. Но я бы тоже не клялся в верности этой стране каждый день. Хватает моих ежегодных налогов в ее военный бюджет. Ты так не думаешь?

Какая разница, что думала тогда я. Важно, что думает сейчас наша дочь.

— Он предал страну, которая его приютила.

— Это кого Америка приютила? — у меня, честно говоря, округлились глаза. — Твой отец отличный специалист и за него боролись несколько фирм. И вообще, если на то пошло, он продолжает платить этой стране налоги.

— Это не эта страна, мама! Это Соединенные Штаты Америки! — отвернулась от меня дочь. — Разве в Индии так заботятся о животных и особенных детях, как здесь? Заботятся? — повернулась она ко мне. — И в твоей России не заботятся. Я знаю. Я умею читать по-русски!

Ну вот… Не зря ее в субботнюю школу водила, оказывается.

— Элис, он твой отец. Он тебя любит даже из-за океана.

— А отец Алекса, он его тоже любит? Ни разу не позвонил даже!

— Он не любит. Так что считай, что тебе с папой повезло, — отвернулась на этот раз уже я.

И вот таким был наш последний год вместе. Кто сказал, что в восемнадцать они уже не дети и взрослым можно устраивать жизнь по своему усмотрению?

Душа просила праздника, а тело сна — и так весь последний год, когда мы с Сунилом наконец приняли окончательное решение разбежаться по разных странам. Элис заканчивала последний класс в школе, впереди маячил университет и ни о каком переезде вместе с отцом речи не могло идти. Купить ее личным шофером, домашним поваром и круглосуточной охраной тоже не вышло, потому что она, как настоящая американка, могла спокойно спать на полу и не возмущаться — так в детстве проходили все ее походы к друзьям с ночевкой. Единственное, что в нашей дочери оказалось неамериканским, так это нежелание признать за отцом право устраивать свою жизнь без нас с ней. Элис приняла его отъезд, как личное предательство. А я, не так ли я расценила отъезд Андрея? В свое время. И не поэтому ли до сих пор так больно…