Жестокие клятвы

8

РЕЙ

Я жду до утра, чтобы сообщить Лили плохие новости о том, что ее распутная свинья жених нанесет визит. Она воспринимает это, как и подобает любой разумной женщине, и начинает плакать.

— Zia, пожалуйста! — причитает она, цепляясь за мою руку. — Ты не можешь что-нибудь сделать? Ты не можешь попросить папу отменить это?

— Если бы я могла, я бы уже это сделала. Теперь вытри глаза. Нам надо поговорить, и мне важно, чтобы ты была внимательна.

Я стряхиваю ее с себя и начинаю мерить шагами спальню, направляясь к комоду и обратно к двери, тревожно заламывая руки. Прошлой ночью я совсем не спала. Лежала в постели без сна, уставившись в потолок, и вспоминала, как эта скотина Куинн обнюхивал мою шею, словно я была шоколадным батончиком. И какой шум он издал. Этот низкий, рокочущий, мужской звук удовольствия, который исходил из глубины его горла.

Я прямо сейчас дрожу при одной мысли об этом. С отвращением, конечно. Этот человек абсолютно отвратителен.

— Ладно, вот в чем дело. — Я делаю паузу, чтобы собраться с хаотичными мыслями. — Куинн — мужчина. Верно? Очень мужественный тип мужчины. Он очень... мужественный.

Что, черт возьми, ты несешь? Возьми себя в руки!

Шмыгая носом, Лили садится на край своей кровати и грызет ноготь большого пальца, наблюдая за моими шагами.

— С ним будет трудно справиться. На самом деле это невозможно. Очевидно, что он чрезвычайно упрям. И привык добиваться своего.

И высокомерный. И великолепный. И сильный, как чертова лошадь.

Я поворачиваюсь и иду в другую сторону, раздраженно проводя руками по волосам.

— И, к сожалению, tesoro... Тебе следует подготовиться к тому, что он не будет тебе верен.

— Какая разница, верен ли он? Я собираюсь зарезать его до смерти, пока он спит! — Я резко останавливаюсь и в ужасе смотрю на нее.

— Никогда больше не позволяй мне слышать от тебя подобную чушь.

— Почему нет? Ты убила дядю Энцо!

Я закрываю глаза, делаю вдох, считаю до десяти, затем снова открываю глаза. Я спокойно спрашиваю: — Ты хочешь умереть в тюрьме?

Я была готова, если бы это означало, что меня больше никогда не будут пороть до крови.

Вместо того чтобы сказать это, я говорю: — Я не убивала своего мужа.

— Перестань врать, zia! Все знают! Как ты думаешь, почему они все тебя так боятся?

— Люди боятся любой женщины, которая говорит то, что думает, и не мирится с их дерьмом. Теперь послушай. Ты сказала, что Куинн был добр к тебе, когда вы разговаривали. Он интересовался твоей жизнью. И я думаю, мы сможем убедить его позволить тебе поступить в колледж. Так что, хотя он и обладает очарованием гниющего трупа, он может оказаться сносным.

Кого я обманываю? Ее жизнь превратится в один долгий кошмарный День сурка.

Лили вскакивает на ноги и страстно кричит: — Я не выйду замуж, zia!

Мое сердце сочувствует ей, но я не могу колебаться в этом. Я делаю свой голос твердым.

— Я полностью понимаю твои чувства, но контракт неизбежен. Если ты не выйдешь за него замуж, это разрушит семью. Жизнь твоего отца закончится. Я имею в виду, буквально. Мафия пустит ему пулю в голову за такое неуважение. — Я замолкаю, не решаясь сказать ей это и расстроить ее еще больше. Но она должна точно знать, что поставлено на карту. — Они и с тобой сделают что-нибудь ужасное. Что-нибудь похуже смерти, особенно если Куинн обнаружит, что ты не девственница. Мы поговорим о том, как ты можешь подделать это позже, но суть в том, что ты выйдешь замуж за ирландца.

— Нет, не выйду! Я влюблена в Хуана Пабло!

В этот момент я замечаю маленький темный синяк сбоку от ее горла. Только это не синяк. Я узнаю засос. Чувствуя тошноту, я подхожу к шкафу и распахиваю дверцы. Там пусто. Лили рыдает у меня за спиной.

— Я люблю его. Меня не волнует этот дурацкий контракт или то, что кто думает. Я лучше умру, чем выйду замуж за кого-то другого. Я лучше умру!

Я поворачиваюсь и смотрю на ее заплаканное лицо. На муку в ее глазах. При всем ее дрожащем, неистовом пыле я испытываю укол ревности. По крайней мере, у нее было это. По крайней мере, когда-то она любила. Память о том, что она разделяет с Хуаном Пабло, поможет ей пережить все предстоящие мрачные и одинокие годы.

Единственное, что меня поддерживало, — это надежда, что один из приступов ярости Энцо закончится моей смертью. Но этого не вышло. Он много раз бил меня почти до смерти, но смерть так и не пришла мне на помощь. Вместо этого мне пришлось спасать себя.

Я подхожу к Лили и беру ее на руки. Она прижимается ко мне и рыдает у меня на груди, ее плечи трясутся. Приглаживая рукой волосы, я обнимаю ее и издаю успокаивающие звуки, пока она немного не успокаивается и не начинает только икать.

— Tesoro, — бормочу я. — Моя прекрасная девочка. Ты дочь, которой у меня никогда не было, и я люблю тебя.

Лили шепчет: — Я тоже люблю тебя, zia.

— Я знаю, что ты хочешь. И хочу, чтобы ты знала: чтобы не решилось с этим контрактом, я поддержу тебя. Я всегда буду рядом с тобой. Я всегда буду заботиться о тебе. Я никогда не брошу тебя, ты понимаешь? — Она всхлипывает. Мой голос становится жестче. — И я обещаю тебе, что если твой новый муж когда-нибудь в гневе тронет тебя пальцем, я оборву его жизнь.

Это самое близкое признание моих способностей, к которому я когдалибо подходила, но обстоятельства сложились ужасные. Она поднимает голову и смотрит на меня слезящимися глазами. С болью в сердце я вытираю слезы с ее щек большими пальцами.

— Теперь вытри глаза. Подними подбородок. Укрепи спину. Женщины Карузо сильные и гордые. Мы держим в секрете моменты нашей слабости. Сегодня к тебе приедет твой жених, и тебе нужно быть готовой.

Ее подбородок дрожит. Она качает головой, явно травмированная мыслью о том, что ей придется встретиться с ним лицом к лицу.

— Никогда не показывай ему своих слез, Лилиана. Ни один мужчина не заслуживает твоих слез, особенно этот. Просто помни, что я тебе сказала. — Я вздыхаю, снова заключая ее в объятия. Она прижимается ко мне и шмыгает носом.

Спустя долгое время она шепчет: — Может быть, нам повезет, и его застрелят до свадьбы.

Я закрываю глаза, представляя Куинна, неподвижно лежащего на земле в увеличивающейся луже собственной крови. Впервые за целую вечность я чувствую себя счастливой. Затем я оставляю Лили наедине с ее мыслями и готовлюсь заняться следующей важной задачей в сегодняшней повестке дня. Увольняю чистильщика бассейна.

—

Он пунктуален, этот самодовольный ирландец. Надо отдать ему должное. Ровно в пять часов Куинн звонит в дверь. Мы с Лили уже ждем, стоя рука об руку в фойе в напряженной тишине. Рядом с нами стоит Джанни, излучающий счастье, практически виляющий своим гребаным хвостом.

Беттина открывает дверь и впускает ирландца. Его эго занимает так много места, что дом сразу кажется меньше.

— Мистер Куинн! — Джанни делает шаг вперед с протянутыми руками. — Добро пожаловать. Так приятно видеть тебя снова так скоро.

Куинн коротко кивает ему. Они пожимают друг другу руки. Куинн бросает взгляд на Лили и посылает ей такой же незаинтересованный кивок, каким кивнул моему брату. Он не смотрит на меня и не признает. Это кажется преднамеренным.

Какова бы ни была причина этого, его пренебрежение ослабляет тиски вокруг моих легких, позволяя мне дышать легче. Может быть, я была параноиком, когда думала, что он пристает ко мне на кухне. Это такая редкость, что мужчина вне моей семьи даже осмеливается смотреть на меня, не говоря уже о том, чтобы флиртовать со мной, я не могу вспомнить, каково это.

Джанни говорит: — Пойдем в мой кабинет и выпьем, хорошо?

— Нет. Я здесь, чтобы увидеть Лили.

Я могу сказать, что Джанни оскорблен грубым ответом, но он сохраняет приятную улыбку на лице.

— Конечно. Хотели бы пройти в гостинную или...

— Мы поедем покататься, — холодно перебивает Куинн. Лили в панике смотрит на меня. Я хмурюсь.

Он хочет прокатить ее? На своей машине?

Когда я понимаю его мотивацию, меня охватывает жар. Он поднимается вверх по моей шее и оседает на щеках, где всё горит. Он не хочет брать ее на прогулку, он хочет взять ее на прогулку. Эта testa di cazzo (с итал. головка члена/залупа) думает, что он может попробовать товар, прежде чем покупать его!

Сохраняя спокойный тон, хотя мне хотелось бы вырвать ему кишки через ноздри, я говорю: — Это было бы чудесно. Я обожаю послеобеденные прогулки летом. Так освежает. — Когда Куинн бросает на меня сердитый взгляд, я улыбаюсь. — Конечно, я уверена, ты помнишь, что я компаньонка Лили.

Если бы взгляды могли убивать, я бы уже была мертва. Взгляд Куинна подобен тысяче летящих стрел, выпущенных из вражеских луков. Моя улыбка становится шире. Ирландец смотрит на меня так, словно отдал бы левую руку, чтобы сделать меня невидимым.

— Да, я помню. Тогда давай покончим с этим.

Он разворачивается на каблуках, рывком распахивает входную дверь и исчезает за ней. Я слушаю, как его шаги сердитым эхом отдаются от плиток двора, и задаюсь вопросом, не страдает ли он биполярным расстройством. Это многое бы объяснило.

Джанни поворачивается ко мне и бормочет: — Вырос в гребаном сарае.

— Сарай — это слишком цивилизованно. Этот ирландец вырос на бойне.

Лили нервно шепчет: — Что нам делать?

— За ним! — шипит Джанни.

Я ободряюще сжимаю руку Лили и вывожу ее за дверь. Мы выходим на подъездную дорожку, где Куинн стоит рядом со своим большим черным Escalade. Водительская дверь открыта. Его напарника, Кирана, нигде не видно. Мы с Лили подходим к задней двери внедорожника и стоим там, ожидая.

Куинн понимает, что мы ждем, когда он откроет нам дверь, и бормочет: — Черт. — Он обходит машину спереди, рывком открывает заднюю пассажирскую дверь и рычит мне: — Заходи. — Затем он открывает переднюю пассажирскую дверь и смотрит на Лили. — Извини, девочка. У меня сегодня голова идет кругом. Поднимайся сама. — Он помогает ей устроиться на пассажирском сиденье, следит за тем, чтобы она пристегнула ремень безопасности, затем закрывает дверь. Больше не глядя в мою сторону, он запрыгивает обратно на водительское сиденье и заводит двигатель.

Очевидно, что я самостоятельно забираюсь в грузовик. Сожалея, что не догадалась захватить с собой сумочку — ту, в которой есть потайное отделение для моего 38-го калибра, — я осторожно встаю на подножку Escalade и протягиваю руку, чтобы взяться за ручку на крыше с внутренней стороны двери. Я на каблуках и в платье, так что залезть на сиденье — это то еще зрелище. Почему мужчина не мог управлять взрослым транспортным средством, таким как седан, остается загадкой.

Я едва успеваю закрыть дверь, как он выезжает на дорогу. Гравий летит из-под вращающихся колес. Лили вскрикивает от неожиданности и хватается за дверную ручку. Я заваливаюсь боком на сиденье, чертыхаясь.

— Мистер Куинн! Не могли бы вы, пожалуйста, притормозить?

В зеркале заднего вида он бросает на меня взгляд, полный убийственной ярости, который в точности соответствует моему собственному. Но он убирает ногу с педали газа, позволяя машине сбавить скорость.

В сопровождении четырех вооруженных охранников Джанни, следующих на машине позади нас, мы молча проезжаем ворота охраны. Мы едем по лесистой местности, окружающей дом, в тишине. Мили проселочных дорог проходят в том же напряженном, неуютном молчании. Я начинаю говорить, только когда мы проезжаем озеро и выезжаем на шоссе.

— Мистер Куинн? — Глядя прямо в лобовое стекло, он что-то ворчит мне. — Куда мы направляемся?

Он качает головой, как будто я его раздражаю. Я очень надеюсь, что это так. И в чем, черт возьми, его сегодняшняя проблема? Я оглядываюсь, чтобы убедиться, что охранники Джанни все еще в поле зрения. Я понятия не имею, что задумал этот гребаный сумасшедший ирландец, но когда вижу черный Mercedes, следующий за нами, я чувствую себя лучше, зная, что мы с ним не одни. Мы мчимся по шоссе, а Лили цепляется за ручку своей дверцы. Я так зла, что он напугал ее, что мне хочется снять свой каблук и ударить его в ухо.

Проехав еще несколько миль, он съезжает с шоссе и поворачивает налево. Он направляет машину в сторону виднеющегося вдали загородного карнавала.

Подождите ... Когда он сказал "покататься", он на самом деле имел в виду прогулку на ПОНИ? Неужели он думает, что ей шесть лет?

Мы паркуемся на грязной стоянке. Куинн выходит из машины и помогает Лили выбраться с пассажирского сиденья. Затем уводит ее за руку. Он не оглядывается. Когда подъезжает охрана, я уже выскакиваю и захлопываю за собой дверь. Водитель Луиджи опускает стекло. Он делает вопросительный жест рукой.

— Кто, блядь, знает? — Говорю я раздраженно. — Может, этот идиот хочет сладкую вату.

Я спешу вслед за удаляющимися фигурами Лили и Куинна, которые направляются к билетной кассе. Я догоняю их как раз в тот момент, когда они проходят через главные ворота.

— Мэм! Мэм, вам нужен билет!

Игнорируя прыщавого молодого человека, окликающего меня из кабинки, я следую за Куинном и Лили, пока он ведет ее сквозь небольшую толпу. Она в панике оглядывается через плечо, ища меня. Когда она видит, что я марширую позади нее с лицом палача, на ее лице появляется облегчение.

Я чуть не ломаю лодыжку, пытаясь угнаться за ними. У него длинные ноги, и он хорошо ими пользуется, целеустремленно пробираясь сквозь толпу и таща за собой Лили. Я начинаю думать, что он собирается водить нас по кругу, пока один из нас не упадет от изнеможения, когда он внезапно сворачивает налево, к карусели.

Что, черт возьми...?

В очереди стоит около двадцати человек. Куинн расталкивает их всех, сует билет разинувшей рот девушке у выхода и идет прямо к медленно вращающейся карусели. Он поднимает Лили за талию и ставит ее на платформу. Она отворачивается от него, выглядя совершенно сбитой с толку. Я ахаю и бросаюсь вперед, расталкивая людей, пока не добираюсь до ворот. Кассирша собирается попросить у меня билет, но бросает один взгляд на мое лицо и отшатывается. Куинн поворачивается, как только я подхожу к нему.

Я кричу: — Какого черта ты делаешь?

Он хватает меня за талию одной рукой и грубо прижимает к своему телу. Его большое, твердое, непреклонно мужественное тело. Долгое мгновение, затаив дыхание, он смотрит мне в лицо. Его брови нахмурены. Глаза темные. Полные губы сжаты в узкую сердитую линию. Когда его взгляд опускается на мой рот, мускул на челюсти сжимается. Затем он снова встречается со мной взглядом и рычит: — Все, что я, блядь, захочу, маленькая гадюка.

Он запрыгивает на движущуюся платформу, увлекая меня за собой. Крик застревает у меня в горле. Он хватается за перекладину на краю платформы, разворачивает меня и ставит на ноги, затем резко отпускает. Потеряв равновесие на каблуках на неровной, движущейся металлической платформе, я пошатываюсь, хватаясь за ближайшую дурацкую разноцветную карусельную лошадку, лениво качающуюся вверх-вниз на своем шесте. Я обвиваю руками её шею и повисаю на ней. Куинн сердито смотрит на меня. Я свирепо смотрю в ответ. Затем он уходит через поле с волнистыми карусельными пони, а я выкрикиваю проклятия по-итальянски, которые не заглушает музыка каллиопы.

Я сбрасываю каблуки и следую за ним. Это титаническая задача. Похоже, у него нет никаких проблем с управлением толпой людей, катающихся на движущихся животных из стекловолокна на вращающемся диске, в то время как я все время поскальзываюсь, натыкаюсь на всех подряд и начинаю чувствовать тошноту. Когда я наконец догоняю его, он сажает Лили на пурпурно-золотого пони, бережно держа, но легко управляя ее весом, как куклу. Она садится верхом на пони, хватается за золотой шест, торчащий из его шеи, и смотрит на Куинна широко раскрытыми глазами. Я собираюсь ударить его кулаком по почкам, когда она улыбается.

Слава Богу. Она не боится.

Я стою на расстоянии, наблюдая за ними с облегчением, пока он не переводит взгляд на меня. Когда он делает шаг ко мне, я точно знаю, что у него на уме.

— Не смей, — предупреждаю я, когда он приближается. — Я серьезно, Куинн! Я не залезу на эту штуку!

Но, конечно, это так. Потому что он этого хочет.

Он подхватывает меня за талию и сажает на аттракцион, так что я сижу в дамском седле сбоку, цепляясь за его широкие плечи, мои голые ноги беспомощно болтаются, пока я смотрю на него сверху вниз. Он смотрит на меня снизу вверх, его руки все еще крепко сжимают мою талию. Лошадь опускается на шесте. Руки Куинна скользят вверх от моей талии к грудной клетке. Еще дюйм, и эти огромные руки обхватят мою грудь.

Я делаю глубокий вдох. Мои соски напрягаются. Все мое тело охвачено пламенем. Наши взгляды встречаются, и внезапно карусель, музыка и все вокруг нас исчезает. Как будто в мире больше никого не существует, кроме нас. Мы двое и мое ноющее влагалище, которое только сейчас восстало из мертвых, чтобы начать выть от желания. Для него. Этого ужасного, высокомерного ирландца. Который помолвлен с моей любимой племянницей. Которая безумно влюблена в парня из бассейна. В этот момент я с леденящей душу ясностью понимаю, что ничем хорошим это не закончится.