Жестокие клятвы

33

РЕЙ

Он прячет лицо у меня на шее и сжимает меня так крепко, что у меня перехватывает дыхание.

— Спасибо тебе, — шепчу я. — Спасибо, что сказал мне это. Это худшее, что я когда-либо слышала, но я так рада, что знаю.

Его голос срывается, когда он спрашивает: — Почему?

— Потому что больше всего на свете я хочу узнать тебя. Настоящего тебя, который прячется за всеми этими ухмылками и этим ужасным мачо-чванством.

— Смотрите, кто говорит. У тебя так много древних костюмов адских ведьм, что я не могу угнаться за ними всеми.

Я отстраняюсь, обхватываю его лицо руками и нежно целую в губы. Глядя глубоко в его глаза, я говорю: — Это не костюмы.

Через некоторое время мы оба начинаем смеяться. Это тихий и мрачный, но, тем не менее, смех. Я снова целую его. Он опускает лоб на мое плечо и выдыхает. Дрожь пробегает по его большому телу. Я могу сказать, что он глубоко тронут историей, которую он только что рассказал мне, что произносить ее вслух было мучительно и вызвало ужасные воспоминания вместе с чувством вины. Но впервые я благодарна ему за то, что он настаивал на том, чтобы все обсудить.

Но есть еще один последний пункт повестки дня, от которого я не собираюсь отказываться.

Я отстраняюсь от него и жду, пока он поднимет голову и посмотрит на меня, чтобы сказать: — Небольшое общественное объявление: если ты еще раз назовешь меня “киской”, я разобью тебе лицо.

Он хмурит брови.

— Что?

— Я слышала, что ты рассказал Деклану обо мне.

Через мгновение он понимает.

— Ты подслушивала у двери?

— Если это малоизвестное ирландское слово, обозначающее подслушивание, то да.

Он повышает голос.

— Тогда ты бы слышала, как я сказал ему, что был идиотом, когда сказал это.

— К тому времени я уже ушла.

— Кроме того, — говорит он, перекрикивая меня, — я даже не знал тебя, когда у нас с Декланом был этот разговор. Я говорил о Лили, а не о тебе.

— Перестань болтать, Куинн. Ты только глубже роешь себе могилу.

Некоторое время он смотрит на меня в напряженной тишине.

— Ты всегда будешь думать обо мне самое худшее, не так ли?

— Не драматизируй. Ты говоришь мне, что я услышала что-то вырванное из контекста, и я принимаю это.

Его брови взлетают вверх.

— Но ты в это не веришь?

Я могу сказать, что он на грани очередной вспышки гнева. Я не хочу повторения эпизода, который у нас был в машине, когда мне в лицо выкрикивают очередную гневную тираду, поэтому я отстраняюсь от него и медленно подхожу к окнам.

Когда я смотрю вниз на огни города, меня охватывает непреодолимое чувство усталости. Мне тридцать три, у меня нет детей, нет карьеры или опыта работы. Я выросла в обстановке стыда и страха, среди людей, которые не любили друг друга. Все, что я когда-либо знала от каждого мужчины, который должен был заботиться обо мне, — это насилие. Я измучена, цинична и сломлена во многих местах, и в мире не хватит клея, чтобы снова собрать меня воедино. И я начинаю испытывать настоящие чувства к мужчине, который, возможно, еще более сломлен, чем я.

Я говорю: — Я думаю, у нас обоих есть проблемы, которые мы не собираемся решать сегодня вечером. У меня травма из-за моего прошлого. У тебя травма из-за своего. Нас обоих преследуют плохие воспоминания. Я верю, что ты хотел брака по расчету, чтобы попытаться сбежать от всего этого и обрести покой, но вместо этого ты получил меня. Женщину, у которой столько же шрамов, сколько и демонов. Я верю, что у нас сильная физическая связь, но ни один из нас не знает, как жить с самим собой, не говоря уже о другом человеке. — Я отворачиваюсь от окна и смотрю на него. — Я также верю, что ты бы расторг контракт с Лили, если бы узнал о Хуане Пабло раньше.

— Да, — говорит он сердито. — И что из этого?

— Мне только что пришло в голову, что мы так и не подписали брачный контракт.

Застыв, он смотрит на меня с другого конца комнаты. Я вижу, как его разум в действии, безумный рывок, когда он соединяет точки. Затем он проводит рукой по лицу.

— Гребаный ад.

— Да. Мы не состоим в законном браке.

Он поворачивается и наливает себе еще виски. Залпом выпивает, затем осторожно ставит стакан на стол. Не глядя на меня, он хрипло говорит: — Значит, ты хочешь расторгнуть контракт.

Это не вопрос. Он говорит это так, как будто заранее известно, что меня бы не было в этой комнате, если бы я не была обязана быть здесь по закону. Но жизнь никогда не бывает такой простой, не так ли?

— Я не знаю, чего я хочу. Последние несколько дней подорвали мою способность мыслить рационально. — Он ждет, не двигаясь, уставившись на пустой стакан на стойке. Понизив голос, я продолжаю. — Но я имела в виду то, что сказала, я хочу узнать тебя.

Он поднимает голову. Наши взгляды встречаются. Волна эмоций сжимает мою грудь.

— Ты мне нравишься, Куинн. Ты умный. Ты забавный. Ты добрый. Ты умеешь защищать. Ты также совершенно не в себе. То, что произошло между тобой и Райли, все еще свежо в памяти. Ты все еще перевариваешь прошлое.

Он рычит: — Я не лгал, когда сказал, что не влюблен в нее.

— И я верю в это. Но ты все равно можешь быть расстроен из-за кого-то, даже если ты не был влюблен. — Через мгновение я мягко добавляю: — Как и я была бы расстроена, если бы наш притворный брак не удался.

Его глаза сияют. Его челюсть работает. Кадык подпрыгивает, когда он сглатывает. Затем он пересекает комнату несколькими широкими шагами, заключает меня в объятия и целует.

Это страстно, граничит с отчаянием. Он держит мою голову трясущимися руками и пьет из моего рта до тех пор, пока мы оба не начинаем тяжело дышать.

Он вырывается и рычит: — Разреши быть грубым. Я не причиню тебе вреда, но…

— Согласна. Я доверяю тебе. Трахни меня, фальшивый муж. Мы можем разобраться со всей остальной ерундой завтра.

Его веки закрываются, он выдыхает с тихим стоном. Когда он снова открывает глаза, Куинн уже нет. На его месте мой черноглазый монстр, который выходит поиграть со мной в темноте.

Он подбрасывает меня вверх и перекидывает через плечо, подходит к кровати и бросает меня на матрас. Я даже не успеваю отдышаться, как он подтягивает меня за лодыжки к краю, раздвигает мои ноги, кладет руку мне на грудь и заставляет лечь на спину.

Он срывает с меня трусики и просовывает свое лицо между моих бедер. Я вскрикиваю, выгибаясь дугой. Он хватает меня за ягодицы обеими руками и впивается пальцами в мою плоть, пока водит языком взад-вперед по моему клитору. Затем он засовывает его в меня, заставляя меня задыхаться.

Я ахаю еще громче, когда он вводит палец в мою задницу.

— Хорошо, жена, — говорит он гортанным голосом, его рот в нескольких дюймах от моей обнаженной киски, а палец втискивается глубоко в меня, когда он опускается на колени на пол между моими раздвинутыми ногами. — Если это последний раз, когда трахаю тебя, я позабочусь о том, чтобы ты запомнила это на всю оставшуюся жизнь.

Он погружает большой палец в мою киску, опускает голову и начинает посасывать мой клитор, наполняя меня пальцами и лаская языком. Ощущение умопомрачительное. Облизывая, он сжимает пальцы вместе, затем вращает рукой, и снова сжимает. Он манипулирует мной, как ручной марионеткой. Это горячо, грязно и чертовски невероятно.

Я зарываюсь руками в его волосы и начинаю тянуть, извиваясь у его рта и раздвигая ноги так широко, как только могу. Когда я вздрагиваю и стону, он мрачно смеется.

— Моей хорошей девочке нравится, когда ее трахают пальцами во все ее сладкие дырочки, пока ей вылизывают киску, не так ли?

Я не могу сформулировать ответ. Мои глаза закатываются. Я издаю животный стон удовольствия, отчаянно раскачивая бедрами в бессловесной мольбе.

— Да, она это любит. Ей это чертовски нравится. А теперь кончай мне на лицо, чтобы я мог трахнуть все эти узкие дырочки своим твердым членом.

Я собираюсь умереть. Он хочет убить меня. Вот так я ухожу, лежа на спине с раздвинутыми ногами в номере для новобрачных отеля "Ритц-Карлтон", а сумасшедший ирландский гангстер осыпает меня грязными словами, словно непристойным крещением.

По крайней мере, я умру счастливой.

Описывая круги обоими пальцами, он разжимает язык и водит им вверх-вниз по моему налившемуся кровью клитору, все быстрее и быстрее, пока я не начинаю стонать, брыкаться и теряю рассудок.

Я кончаю с первобытным криком. Он трахает меня пальцем во время моего оргазма, поднимая руку, чтобы оттянуть вырез моего платья и ущипнуть пульсирующий сосок. Я прижимаюсь к его губам, бессвязно всхлипывая, потому что это так сильно, безумно приятно.

Он вскакивает с колен и падает на меня сверху, жадно целуя в губы, шею и грудь, проводя своей бородой по моей чувствительной коже. Я ощущаю свой вкус на его губах и не могу решить, плакать мне или безумно смеяться.

Встав на пятки, он хватает вырез моего платья и разрывает его одним яростным рывком. Звук рвущейся ткани и вид моих вываливающихся грудей, кажется, включили его пещерный переключатель.

Его глаза широко распахиваются. Он рычит, обнажая зубы. Затем срывает с меня оставшуюся часть платья, разрывая его в клочья, как салфетку.

Он бросает измельченные остатки на пол, расстегивает молнию на брюках, сжимает в кулаке возбужденный член и ложится на меня сверху, снова завладевая моим ртом, когда я сжимаю его бедра и приподнимаю свои. Он входит в меня грубым толчком. В бреду кричу я. Он, смеясь, кусает меня за шею.

— Тебе придется тяжело, милая, и тебе это чертовски понравится. Обхвати меня ногами за талию.

Непослушание — это не выход. Даже если бы я захотела, мое тело полностью подчинилось его контролю. В тот момент, когда команда слетает с его губ, я сгибаю ноги и обвиваю их вокруг него, соединяя лодыжки сзади.

Он рычит: — Хорошая девочка.

Я чуть не падаю в обморок. Его первый толчок заставляет меня застонать. Его второй заставляет меня хныкать. Затем, когда он начинает жестко трахать меня, погружаясь в меня снова и снова, покачивая бедрами и рыча что-то по-гэльски, я вообще теряю способность издавать звуки. Все, что я могу делать, — это чувствовать.

Его твердая грудь прижата к моей. Гладкая ткань его рубашки натягивается на мои напряженные соски. Его горячее дыхание на моей шее и прохладная кожа его ремня, впивающаяся в мои бедра. Его борода на моей коже. Его голос у меня над ухом. Его грубые стоны удовольствия раздавались повсюду во мне.

Я слышу пение откуда-то издалека, грубое и жалобное повторение пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Проходит мгновение, прежде чем я понимаю, что это исходит от меня.

— Мне нравится, когда ты умоляешь меня, — горячо говорит Куинн, сжимая мою грудь и тянет за сосок, посмеиваясь, когда я умоляю о его губах.

Он опускает голову и сильно посасывает мой твердый сосок, затем скользит рукой вниз по моему бедру и под ягодицы. Он гладит мою задницу, пока я извиваюсь и стону под ним. Я кончаю, выкрикивая его имя.

— Да, детка. Скажи мне, кому ты принадлежишь. Скажи это снова для меня, девочка, и заставь меня поверить в это. — Его бедра толкаются сильнее. Его голос понижается, пока не превращается в глубокую, звучную команду. — Заставь меня поверить, что ты моя.

В этот момент это все, чего я хочу. Это все, ради чего я когда-либо жила. Я вцепляюсь ему в спину, выкрикиваю его имя и отдаю ему каждую частичку себя, тело и душу, ничего не сдерживая. Я бьюсь в конвульсиях вокруг его члена и слышу его слова похвалы, которые сливаются воедино, пока не превращаются в хриплые звуки одобрения и обожания.

Мне не нужно говорить на этом языке, чтобы понять, что они означают.

Ты прекрасна.

Я боготворю тебя.

Ты моя.

Он отстраняется и перекатывает меня на живот. Обнимает за талию и поднимает на колени. Он запускает руку в мои волосы и тянет за них, так что моя шея выгибается дугой. Держа меня вот так, он другой рукой водит своим влажным членом взад-вперед по моей заднице, подталкивая головку к входу.

— Да или нет, жена?

Потребность в его голосе возбуждает мои нервы. Я вижу наше отражение в темных окнах. Обнаженная женщина на четвереньках на кровати. С видом абсолютного доминирования за ее спиной стоит полностью одетый мужчина. И я знаю, что, как бы это ни выглядело, мужчина на этом снимке не контролирует ситуацию.

Забавная штука власть. Она может развратить так же легко, как и унизить. Знание того, что Куинн будет делать только то, что я позволю, и все это только для того, чтобы доставить мне удовольствие, дает мне ощущение такой абсолютной власти, что я сгораю от нее.

Дрожа всем телом, я облизываю губы.

— Да. Все, что ты захочешь, только на эту ночь, ответ ”да".

Он издает звук, которого я никогда раньше от него не слышала, какой-то необходимый, примитивный звук поднимается из глубины его груди. Затем он сгибает бедра, вгоняя в меня свой твердый член.

Это так больно, что я даже не могу кричать. Мои глаза широко распахиваются. Я вцепляюсь пальцами в одеяло. Мои губы приоткрываются, но слов не выходит. Когда он слышит мой сдавленный вздох, он замирает.

— Я делаю тебе больно.

— Да! Черт! Не останавливайся!

— Рейна…

Что бы он ни собирался сказать, это обрывается, когда я резко отстраняюсь, принимая его в себя на всю длину. Он издает лающий стон, который еще громче моего.

Когда он отпускает мои волосы, я падаю лицом вниз на кровать, натягиваю одеяло и стискиваю зубы. Мне приходится усиленно моргать, чтобы очистить глаза от воды. Тяжело дыша, он сжимает мои бедра обеими руками, чтобы я не упала. Я чувствую прохладный металл его молнии на тыльной стороне своих бедер и вздрагиваю.

— Я не смогу этого сделать, если причиню тебе боль.

Сквозь стиснутые зубы я говорю: — Черт возьми, гангстер. Тебе лучше трахнуть эту задницу, или я найду кого-нибудь другого, кто это сделает.

Как я и предполагала, эти слова привели его в бешенство.

Он толкается и выходит, затем делает это снова и снова. Его яйца ударяются о мою киску. Его рычание удовольствия и ярости наполняет воздух. Его пальцы впиваются в кожу моих бедер, уверена — утром у меня будут синяки. Если завтрашний день когда-нибудь наступит. Никто не знает, может быть, мы сегодня заебем друг друга до смерти.

Он приостанавливает свои пылкие толчки, чтобы протянуть руку и провести пальцами по моему клитору. Когда я дергаюсь, втягивая воздух сквозь зубы, он выдыхает: — Твоя пизда мокрая.

— И твой член пульсирует. Мы разыгрываем пьесу за пьесой, или ты трахаешь меня?

Я могу сказать, что его челюсть сжата, когда он отвечает.

— Осторожнее, женщина. Ты сказала мне, что я никогда не смогу отшлепать тебя по заднице, но ты ничего не сказал об этой сладкой киске.

Он сильно щиплет мои влажные складочки, заставляя меня вскрикнуть. Это также заставляет мышцы моей задницы сжиматься вокруг него. Он стонет. Затем решает попробовать еще раз. Теперь моя очередь стонать. Его пальцы твердые и мозолистые, и хотя щипок крепкий, мне не больно. Во всяком случае, это прекрасное развлечение.

— Тогда отшлепай её, — шепчу я.

Прерывисто дыша, он останавливается всего на секунду, прежде чем скользит пальцами по всем моим складочкам, вверх и вниз, даже снаружи, по моим бедрам. Я слышу шум, который это производит, его пальцы покрываются моей влагой, и чувствую, как горит мое лицо.

Я забываю о своем пылающем лице, когда он ловко шлепает меня между ног.

— Ах!

Жжение от этого быстро сменяется потоком тепла, мои мышцы расслабляются, а челюсть отвисает. После этого ровный импульс удовольствия, исходящий из моего естества, заставляет меня дрожать.

Торжествующим тоном он шепчет: — Тебе понравилось.

— Да.

— Скажи это.

— Мне это понравилось.

Он смеется.

— Конечно, тебе это нравится. Знаешь почему?

— Потому что я больная.

— Нет, милая девочка. Потому что ты моя.

У меня перехватывает дыхание. Сердце бешено колотится. Я чувствую дрожь и возбуждение. Я такая живая, что лечу.

Мое лицо наполовину зарыто в одеяло, я шепчу: — Войди в меня вот так, Куинн. Трахни меня жестко, отшлепай мою киску и войди в меня. Мне нужно почувствовать, как ты раскрываешься. Я хочу, чтобы мы кончили одновременно.

Лаская одной рукой мой ноющий клитор, Куинн скользит другой вверх по моей спине к затылку, затем снова вниз, его пальцы нежно обводят контуры моих шрамов.

С благоговением в голосе он говорит: — Я потерял себя в тот самый момент, когда впервые увидел тебя, гадюка. И даже если сегодняшняя ночь — это все, что я получу, я никогда больше не буду прежним.

Он входит в меня, начиная жестко и продолжая еще жестче, играя с моей киской, время от времени останавливаясь, чтобы резко шлепнуть по ней, что заставляет меня рыдать и сходить с ума.

Движение его бедер замедляется только тогда, когда он выдавливает: — Я рядом.

— Я тоже.

— Ах, черт возьми, гадюка…

— Куинн! Куинн!

Мы громко стонем вместе, так громко, что это эхом отражается от стен. Он засовывает палец глубоко в мою киску. Я прижимаюсь к нему спиной, сжимаясь все сильнее, неудержимо дрожа. Все еще толкаясь в мою задницу, он наклоняется и упирается лбом мне между лопаток, изливая себя в меня. Прижимаясь губами к моему позвоночнику, он выдыхает мое имя долгим низким стоном.

Любой шанс, который, как я думала, у меня был, не влюбиться в этого мужчину, растворился в воздухе. Что бы ни случилось, когда взойдет солнце, мое маленькое холодное сердечко теперь в его руках.