Жестокие клятвы

13

РЕЙ

Два часа спустя территорию патрулируют еще два десятка вооруженных охранников. Лео, Куинн и Джанни заперлись в кабинете, разрабатывая стратегию. Я на кухне, готовлю ужин. Мама наверху, спит, а Лили в своей спальне, занимается Бог знает чем.

Она, вероятно, все еще в шоке. Когда Лили поднялась из подвала с Джанни, она была белой как привидение и сильно дрожала. Это был ее первый опыт знакомства с темной стороной жизни мафии. Ее баловали и защищали с самого детства, она посещала только эксклюзивные частные школы для девочек вместе с другими детьми из богатых семей, окруженная телохранителями и бдительными глазами. Скарсдейл находится менее чем в часе езды от Манхэттена, но в нем проживает всего около 20 000 человек и почти нет преступности. Она не подвергалась никакому значимому воздействию со смертью. Ее дедушка был убит до ее рождения, мать умерла при родах, а ее zio Энцо, ну… Она тоже не видела, как он умирал.

Дело в том, что Лили никогда не видела такого рода насилия. Я подумала, что она может упасть в обморок, когда увидела окровавленное тело, лежащее лицом вниз посреди фойе. Для нее это был сумасшедший день. Для нас обоих. Я до сих пор вижу лицо Куинна, когда он сказал, “Я бы убил его ради тебя”. Я до сих пор слышу этот грубый, настойчивый тон в его голосе, вижу его горящие, красивые глаза.

Все это навсегда запечатлеется в моей памяти. Никто никогда не пытался мне помочь. Все знали, что происходит, что Энцо нравилось делать со мной, но никто никогда не вмешивался. Я была его женой и, следовательно, его собственностью, а в Коза Ностре вы можете делать со своей собственностью все, что вам заблагорассудится. Даже моя собственная мама могла только подставить мне плечо, чтобы поплакать. Через некоторое время слез больше не осталось, так что мне даже это было не нужно. Но ирландец Лили жалеет, что не смог помочь. Я думаю, он бы помог, если бы был тогда поблизости и видел это.

Может быть, она никогда не полюбит его. И, может быть, он будет капризным, раздражительным или неряхой, но теперь я верю, что он не причинит ей боли, если не считать мелких способов, которыми мужья и жены могут причинять боль друг другу, тех моментов недоброжелательности, необдуманно сказанных слов или поступков пренебрежения.

Сегодня Куинн убил четырех человек. Защищая меня — нас, нашу семью — он забрал четыре жизни. Он бы сам справился с армией, если бы пришлось. Это убедило меня больше, чем всё, что он мог сказать, что с ним она будет в безопасности. Может, это и не брак по любви, но мужчина, который защитит женщину ценой собственной жизни, — большая редкость. Настолько, что я никогда не видела подобного раньше. Так что, хотя я, возможно, и хотела бы для Лили кого-то другого, этот ирландец подойдет.

— Buona sera, Рейна. (с итал. добрый вечер)

Я отрываю взгляд от плиты и вижу входящего в кухню Лео. Он того же возраста, что и Джанни, и выглядит примерно так же. Зачесанные назад темные волосы, сшитый на заказ костюм, кольца на мизинцах. Учитывая их близкий рост, телосложение и цвет кожи, они могли бы быть братьями.

— Buona sera, Лео. Спасибо, что пришли.

Он отмахивается от этого.

— Ты хорошо выглядишь. Ни царапины, а?

— Ни одной.

Он хихикает, качая головой.

— Полагаю, титан невозможно поцарапать.

Как и все друзья Джанни, он никогда не смотрит прямо на меня. Он обращается ко мне, но его взгляд останавливается где угодно, только не на моем лице. Раньше я думала, что это уважение, но теперь уверена, что это страх. Мужчинам не нравятся непредсказуемые вещи, которые они не могут контролировать. Вот почему они предпочитают собак кошкам.

— Как поживает твоя мама?

— Также хорошо, что и всегда. А твоя?

— У нее обострился артрит.

— Мне жаль это слышать. Пожалуйста, передайте ей мои наилучшие пожелания.

— Я так и сделаю.

Входит Джанни, кивает мне и хлопает рукой по плечу Лео.

— Пахнет восхитительно.

— Я приготовила достаточно для целой армии, так что люди Лео могут прийти и есть посменно ночью.

Лео выглядит удивленным.

— Спасибо. Они это оценят.

— Солдаты не могут сосредоточиться, когда у них урчит в животе.

Джанни с гордостью говорит: — Из нее вышел бы хороший генерал армии, а?

По комплименту я понимаю, что он готовится попросить меня оказать ему услугу. Иначе он поставил бы себе в заслугу то, что научил меня всему, что я знаю о кулинарии. Он, конечно, ничему меня не научил. Этот человек даже не знает, как вскипятить воду. Между мамой, его покойной женой, а теперь и мной, он никогда в жизни ничего не готовил.

Куинн заходит на кухню, и в комнате сразу становится тесно. Понятия не имею, как его присутствие занимает так много места, но это удивительно. Он пододвигает стул и садится за стол. Он не смотрит на меня, но я чувствую огромную перемену в нем с момента нашего последнего разговора. Он сердитый и взволнованный, беспокойно барабанит пальцами по столешнице, на его лице застыла грозовая туча гнева. Честно говоря, мужчине следует обратиться к врачу по поводу перепадов настроения. Девушка может сломать шею, пытаясь не отставать.

Джанни смотрит на него, словно ожидая разрешения заговорить. Когда разрешения не поступает, он резко говорит: — Мы решили перенести дату свадьбы. Ради собственной безопасности Лили и…

— Я согласна, — перебиваю я, спокойно помешивая в огромной кастрюле соус карбонара.

Острый взгляд Куинна устремляется в мою сторону. Температура моего тела повышается на несколько градусов. Несколько мгновений никто ничего не говорит, затем Джанни прочищает горло.

— Что ж... хорошо. Ей нужно платье. И она должна быть полностью собрана и готова отправиться в Бостон. Ее одежда и пожитки, все, что ей нужно.

— Конечно. Я обо всем позабочусь. Сколько у меня времени?

— Неделя.

Мое помешивание прерывается лишь на самую короткую долю секунды, прежде чем я начинаю снова.

— Понятно. Место проведения?

— Старая Северная церковь в Бостоне, — хрипло говорит Куинн.

Потрясенная, я поднимаю на него глаза, встречая его проницательный взгляд.

— В церкви? Это безопасно? В таком людном месте?

— Это наше место. Если глава Мафии может безопасно жениться там, то и его люди тоже.

Когда я смотрю на Джанни, он кивает. Я подозреваю, что они подробно обсудили точные меры предосторожности, которые будут приняты во время церемонии. В обсуждения я не буду посвящена, так что мне просто придется верить, что они знают, что делают. Я не знаю как, но я должна попытаться.

— А как насчет репетиционного ужина? Где он состоится?

Озадаченный Джанни смотрит на Куинн.

— Нам нужен репетиционный ужин?

Куинн несколько секунд изучает мое лицо.

— Что ты думаешь, Рейна?

Я чуть не роняю ложку от удивления, но успеваю вовремя взять себя в руки.

— Нам определенно нужна официальная встреча двух семей перед свадьбой.

Джанни говорит: — Завтра я еду в Бостон, чтобы встретиться с мистером О'Доннеллом.

— Это прекрасно, но ты должен привлечь и женщин.

Джанни выглядит раздраженным из-за этого.

— Почему мы должны привлекать женщин?

Смерив его каменным взглядом, я говорю: — Потому что мы присоединяемся к нашим семьям, и это уважительно привлекать нас к чему-то столь важному. Потому что это поможет Лили приспособиться к ее новой жизни в Бостоне, если она уже познакомится с некоторыми женщинами, с которыми ей предстоит проводить время. И поскольку именно мы решаем, является ли ваша домашняя жизнь раем или адом, вам следует время от времени принимать нас у себя.

Вздохнув, он говорит: — Хорошо. У нас будет репетиционный ужин.

— Спасибо тебе. Куинн, пожалуйста, свяжи меня со своим человеком в церкви, чтобы я могла договориться о цветах, музыке и других деталях церемонии.

— Хорошо.

— Что насчет списка гостей? Кто им занимается? — В ответ на этот вопрос я получаю кучу непонимающих взглядов. Серьезно, как мужчины могут за что-либо отвечать? Они совершенно некомпетентны в логистике. Они думали, что мы отправим почтовых голубей? Пытаясь обуздать свой гнев, я спрашиваю: — Сколько поместится людей в церкви?

— Максимум четыреста, — говорит Куинн.

— Так что, скажем, по двести с каждой стороны, это справедливо?

Джанни протестует: — Нам понадобится нечто большее!

— Зачем, если у тебя такая маленькая семья?

Джанни смотрит на Куинна, сдвинув брови.

— Кто сказал, что у нас маленькая семья?

Когда Куинн бросает на меня острый неодобрительный взгляд, я улыбаюсь.

— Возможно, я приврала насчет того, сколько у нас родственников.

— Помимо всего прочего. Ты патологическая лгунья или это больше похоже на хобби?

— Это ближе к защитной эволюционной адаптации, как полосы на тигре.

После паузы он говорит: — Ты живешь в джунглях, ты учишься маскироваться.

Я пожимаю плечами.

— Выживает сильнейший и все такое.

— Ага, — мрачно говорит он. — А ты чертовски натренированная тигрица, не так ли, женщина?

Лео и Джанни смотрят на нас, как на двух пациентов психиатрической клиники, болтающих друг с другом в обитой войлоком камере. Игнорируя их, я говорю: — Итак, по двести с каждой стороны. Я займусь приглашениями для нашей стороны. Надеюсь, у вас есть кто-то, кому вы могли бы поручить эту задачу для себя? — Куинн задумчиво кивает. — Хорошо. Есть предложения, где бы вы хотели провести репетиционный ужин? Я не знакома с Бостоном.

— Я знаю одно место.

— Мы ограничим список приглашенных на ужин ближайшими родственниками и теми, кто будет на свадьбе, поэтому оно не должно быть таким большим, как в церкови. Что еще? — Я на мгновение задумываюсь. — Свидетельство о браке.

— Об этом уже позаботились, — говорит Куинн.

— А как насчет свадебного приема? Где это будет? — Еще больше непонимающих взглядов. — Знаешь что? Предоставь это мне. Я найду место поближе к церкви, где смогут разместиться четыреста гангстеров и будет хорошая охрана. Может быть, поблизости есть федеральная тюрьма.

Куинн качает головой.

— Позволь мне разобраться с этим. Я знаю кое-кого, кто может организовать большое мероприятие в короткие сроки. — Он делает паузу. В его бурном поведении появляется трещина. Его улыбка слабая, но она есть. — Она босс. Вообще-то, она мне очень тебя напоминает.

— Правда? Она еще и заведует зоопарком?

— Да. Держит всех нас, обезьян, в узде.

— Я уверена, нам будет о чем поговорить. Что насчет кольца?

Джанни и Лео смотрят на Куинна, который смотрит на меня, сдвинув брови.

— Что насчет этого?

Как будто я разговариваю с малышом, я говорю с преувеличенным терпением: — Я полагаю, ты купишь его?

— Я предполагаю, что да.

— Ты предполагаешь? Ты хочешь, чтобы все смеялись над тобой во время церемонии, когда ты должен надевать кольцо на палец своей невесты, но не можешь, потому что забыл ей его купить?

Он смотрит в потолок, словно взывая к высшим силам о терпении. Затем снова хмуро смотрит на меня.

— Я куплю кольцо.

— Красивое, — настаиваю я. — Не просто золотое кольцо. Убедись, что в нем есть бриллианты.

Откидываясь на спинку стула, он закидывает ногу на ногу и смотрит на меня с молчаливой яростью, поджав губы. Наконец, стиснув зубы, он спрашивает: — Какой конкретный размер карата вы хотели бы, мадам королева?

Моя улыбка такая милая, что может вызвать рак.

— Чем шире, тем лучше. Ей нужно будет чем-то похвастаться перед своими друзьями, и это, конечно, не ты.

Его взгляд становится черным. Грозовые тучи над его головой начинают сгущаться. Я собираюсь перейти к следующему пункту в моем списке, когда он внезапно говорит: — Ты пойдешь со мной и выберешь его.

Я перестаю помешивать соус карбонара, чтобы состроить ему гримасу.

— Это слишком личное. Ты должен выбрать то, что, по твоему мнению, ей понравилось бы.

Мышца на его челюсти напрягается. Он смотрит на меня в задумчивом молчании, затем хрипло говорит: — Я не знаю, что ей, черт возьми, нравится, не так ли?

— Ради бога, это не ракетостроение. Просто выбери красивое кольцо!

Видя, что Куинн вот-вот выйдет из себя, Джанни огрызается: — Ты пойдешь с ним. Решено.

— Первым делом с утра, — мрачно соглашается Куинн.

Судья, выносящий заключенному смертный приговор, не может звучать более угрожающе.

— Прекрасно. Во сколько мне тебя ожидать?

Он рявкает: — Я остаюсь здесь на ночь!

Сытая по горло его медвежьим отношением, я решительно говорю: — Какое удовольствие.

Я убавляю огонь под кастрюлей и снимаю фартук. Затем я готовлю для Лили тарелку со спагетти и соусом, а также ломтик чесночного хлеба, который достала из духовки как раз перед тем, как они вошли. Я отворачиваюсь и направляюсь к двери. Джанни вопросительно смотрит на меня.

— Куда ты идешь?

— Я угощаю твою дочь ужином и сообщаю новости о новой дате ее свадьбы, о которой вы еще не удосужились меня уведомить.

Он в ужасе.

— А как же наш ужин?

— Ни одна из ваших рук не сломана. Угощайтесь.

Я чувствую, как глаза Куинна прожигают дыры в моей спине, когда я выхожу. Поднявшись наверх, я легонько стучу в закрытую дверь спальни Лили.

— Это я. Я подумала, что ты, возможно, проголодалась.

Ответа нет так долго, что я думаю, она, наверное, спит. Но тут дверь приоткрывается, и она стоит там в пижаме, с красными глазами и бледная.

— Привет, zia, — шепчет она.

— О, милая, я знаю. Немного еды могло бы помочь.

Она отступает, пропуская меня в комнату, но качает головой.

- Я не могу есть. Меня тошнит.

Она подходит к своей кровати, забирается под одеяло и натягивает его на лицо. Я ставлю тарелку с едой на прикроватный столик, сажусь на край кровати, затем осторожно натягиваю одеяло. Поглаживая рукой ее лоб, я говорю: — Ты хочешь поговорить об этом?

Она шмыгает носом.

— О чем? Стрельба, взрыв, мертвые тела или этот разъяренный Снежный человек, за которого я не хочу выходить замуж?

— Любое из вышеперечисленного.

Она тяжело вздыхает, выпячивая нижнюю губу, затем закрывает глаза.

— Не совсем.

— Хорошо. Но я должна тебе кое-что сказать.

Ее веки распахиваются. Она в панике смотрит на меня.

— О Боже. Что теперь?

Я собираюсь рассказать ей о переносе свадьбы, когда меня прерывает телефонный звонок. Звук доносится откуда-то из-под одеял. В этом не было бы ничего странного, но у Лили нет мобильного телефона, потому что она чрезмерно защищена, а ее отец думает, что все, что девочки-подростки делают в своих телефонах — это фотографируют себя в нижнем белье для публикации в Интернете.

Пока звон продолжается, Лили медленно натягивает одеяло обратно на лицо, пока не видны только ее широко раскрытые, полные ужаса глаза. Я говорю твердо: — Отдай его мне. Где он, Лили? Отдай.

Когда она не отвечает, я встаю и срываю с нее одеяло. Она тут же начинает шарить по кровати в поисках телефона, который запутался где-то в простынях. Я нахожу его первой и хватаю. Это дешевая "Нокиа" старой школы с маленьким экраном и неровной индикацией. Кнопочный. Она достала его не сама.

Пока Лили скулит и цепляется за меня, пытаясь забрать трубку обратно, я нажимаю кнопку Ответа, но ничего не говорю.

— Алло? Лили? Corazon ( с испан. сердце), ты здесь?

Голос молодой, мужской, с легким испанским акцентом, и, конечно, я знаю, кто это.

— Привет, Хуан Пабло, — говорю я, отходя от кровати, чтобы слышать сквозь мольбы Лили. — Это тетя Лили, Рейна. Нам нужно поговорить.

— Zia, пожалуйста! Дай мне телефон! Дай мне поговорить с ним!

Я захожу в ее ванную и запираю за собой дверь, игнорируя ее приглушенные мольбы. На другом конце провода Хуан Пабло молчит. Я сажусь на закрытое сиденье унитаза, наклоняюсь, подпираю лоб рукой и вздыхаю.

— Послушай. Я ничего не имею против тебя…

— Вы уволили моего отца, — возмущенно перебивает он.

— Ты лишил девственности мою племянницу, — парирую я.

— Мы любим друг друга!

— Я знаю, ты думаешь, что это означает, что вы должны быть вместе, но этого не произойдет. Ее отец этого не допустит. Мне нужно, чтобы ты пообещал мне, что оставишь ее в покое.

Он решительно говорит: — Нет. Ты не сможешь разлучить нас. — Удивленная, я выдыхаю.

Яйца у этого парня.

Он мне, пожалуй, нравится, но, учитывая, что он станет трупом, если Джанни узнает что-нибудь из этого, я приберегу свою привязанность к живым.

— Может, я и не могу, но ее отец и остальная мафия могут. Ты хоть представляешь, что произойдет, если они узнают о тебе?

Он повышает голос.

— Ты думаешь, меня волнует, что обо мне подумает банда расистских ублюдков?

— Дело не в твоей расе.

— Чушь собачья! — орет он. — В этом-то все и дело! Такие, как ты, ненавидят нас!

Некоторое время я прислушиваюсь к его сердитому дыханию, сочувствуя ему, но также уязвленная тем, что он предполагает, что он мне не нравится из-за его расы ... но также полностью понимаю, почему он сделал такое предположение. Человеку достаточно побыть рядом с Джанни всего полчаса, чтобы получить основательное представление о том, как выглядят предрассудки. Понизив голос, я говорю: — Я не ненавижу тебя. Но даже если бы ты был итальянцем, вы не смогли бы быть вместе.

У него перехватывает дыхание.

— Потому что я бедный?

— Нет, милый мальчик. Потому что она помолвлена.

— С тем, кого она не любит! Ее вынудили к этому! Если она тебе вообще небезразлична, как ты можешь позволить этому случиться?

Он такой страстный, такой яростный и отчаявшийся, и так явно изнемогает от любви, что я тронута. Поэтому я говорю ему правду, хотя это мне ничего не дает.

— Я хотела бы помочь ей, Хуан Пабло. Я хотела бы, чтобы вы были вместе, потому что я верю, что ты сделал бы ее счастливой. Но в мире, в котором живем мы с Лили, у нас нет выбора. И если ты попытаешься помешать этому браку, мой брат убьет тебя. Это не пустая угроза. Он убьет тебя, и это не будет иметь для него никакого значения.

В мучительном театральном порыве он кричит: — Я лучше умру, чем буду жить без нее!

Господи Иисусе, эти дети — шекспировская трагедия, которая только и ждет своего часа.

— Продолжай в том же духе, и ты умрешь. Я не знаю, что еще сказать.

— Ты можешь сказать, что поможешь нам!

— Ладно, хватит. Ты кажешься хорошим парнем. Я не хочу, чтобы тебе причинили боль. Так что прекрати это. Сейчас. Если ты действительно любишь Лили, ты должен положить этому конец. Это делает ее несчастной. — Мой голос становится жестче. — Это подвергает ее тоже опасности.

Нарушая его напряженное молчание, я говорю: — Или ты думаешь, что таким мужчинам, как мой брат и ее жених, будет все равно, если они узнают, что она не девственница? Потому что позволь мне сказать тебе, Хуан Пабло, ты будешь не единственным, кто заплатит свою цену. И то, что они сделают с ней ... Смерть была бы предпочтительнее.

Когда я отключаюсь, у меня трясутся руки. Я встаю, кладу телефон на пол, затем изо всех сил топчу его каблуком. Он разлетается на куски. Я открываю дверь и смотрю на Лили, она стоит, прижав руки ко рту, а ее глаза полны слез.

— Все кончено, Лили. Это конец. Ты больше никогда не будешь разговаривать с Хуаном Пабло. И из-за того, что произошло сегодня, твой отец перенес свадьбу. Через неделю ты выходишь замуж за Куинна. Прости.

Мне больше нечего сказать, поэтому я заключаю ее в объятия и крепко прижимаю к себе, пока она рыдает. Я не уверена, чье сердце разбито больше, ее или мое.