Жестокие клятвы

11

ПАУК

Появившись на кухне, я сразу направляюсь к винному холодильнику, достаю бутылку каберне и приношу ее на большой мраморный столик. Я беру штопор и открываю вино, все время глубоко дыша, чтобы попытаться унять бешеное сердцебиение.

Эта гребаная самка может довести меня до сердечного приступа. И не только из-за этих идеальных сисек.

— Привет. Ирландец.

Я так поражен этим голосом, что роняю штопор и чертыхаюсь.

— Господи! Я вас там не заметил.

Мать Рейны сидит за кухонным столом и, прищурившись, смотрит на меня из-за очков. То, как она это делает, нервирует. Как будто женщина может материализоваться из воздуха, как Дракула. Я тяжело выдыхаю и добавляю более цивилизованным тоном: — Извините, миссис Карузо. Я сегодня не в себе.

Она фыркает и говорит что-то по-итальянски. Я не знаю, что это значит. Даже не хочу знать. Я беру из шкафчика два бокала для вина и ставлю их вместе с бутылкой на стол.

Я сажусь напротив нее, открываю вино, наливаю нам обоим по бокалу и поднимаю свой.

— Sláinte! (с гэльского. за здоровье/ура)

Она делает кислое лицо.

— И тебе того же.

Это заставляет меня усмехнуться.

— Это означает ”ура".

— О. Ну, почему ты сразу не сказал? — Она берет свой бокал. — В честь чего пьем?

Глядя на нее, женщину, породившую Рейну, Королеву всех сущих дьявольских сук, я кисло говорю: — Контроль над рождаемостью.

— Хех! Я выпью за это. — Мы чокаемся бокалами и выпиваем. Когда я ставлю свой бокал на стол, она улыбается мне. Почему-то это не утешает. Она говорит: — Итак. Гомер, которого назвали в честь умершего художника. Ты зарабатываешь на жизнь убийством людей, si?

Я раздумываю, как ответить, но решаю сказать правду. Она похожа на человека, который не терпит ерунды.

— Я бы не сказал, что это моя основная роль, но это определенно присутствует.

Она кивает, ворча.

— Мой муж убивал людей. Муж Рейны тоже. Это образ жизни для всех в мафии. — Она смотрит на меня поверх своего бокала, как будто ждет моего ответа.

— Если вы спрашиваете, нравится ли мне это, то ответ — нет. — Я останавливаюсь и на мгновение задумываюсь. — Вообще-то, вычеркните это. Я могу вспомнить несколько случаев, когда мне это нравилось. Но те конкретные мужчины были дикарями.

— Все мужчины дикари, — последовал ее мгновенный ответ. — Это просто вопрос степени.

— Я начинаю понимать, откуда у вашей дочери любовь к противоположному полу, — сухо говорю я.

— Если бы ты был замужем за дьяволом четырнадцать лет, ты бы понимал намного лучше.

От того, как она произносит это низким голосом, полным боли и сожаления, у меня по коже бегут мурашки.

— Он был настолько плох?

Она встречается со мной взглядом и несколько мгновений молча удерживает его, затем вздыхает и делает большой глоток вина.

— Я бы его не пережила. Честно говоря, я не знаю никого, кто смог бы. Но Рейна пережила. Хочешь знать, как? — Она не дожидается моего ответа, прежде чем твердо сказать: — Выдержка. — Когда я молча смотрю на нее, она добавляет: — Возможно, она и не милая. Все это было вырезано из нее. Но как только сердце выдолбленно ножами, оно может выдержать все, что угодно.

— А как же Лили? У нее есть выдержка?

Она долго смотрит на меня.

— Думаю, нам придется подождать и посмотреть.

Я собираюсь возразить, что я совсем не похож на мертвого психопата-мужа Рейны, когда откуда-то из-за дома доносится треск выстрелов.

— О, послушай, — спокойно говорит миссис Карузо, глядя в сторону кухонного окна. — Они играют твою песню.

Я вскакиваю на ноги, выбивая из-под себя стул и низко пригибаюсь. Вытаскивая пистолет из кобуры под пиджаком, я приказываю: — Лезь под стол!

— Не могу. Мне нужно допить вино. — Когда раздается очередной выстрел, она отпивает вино и улыбается мне.

Черт возьми. Вся эта гребаная семейка чокнутая.

Я быстро пробираюсь к стене рядом с окнами. Наклонившись, быстро осматриваю задний двор. Он окружен массивными кленами и дубами и высокой живой изгородью из туи, которая закрывает вид на собственность снаружи. Еще достаточно светло, чтобы я мог разглядеть длинную полосу лужайки, ведущую к бассейну, центральный сад с розовыми кустами и фонтанами, а также домик у бассейна вдалеке. И быстро движущуюся шеренгу людей, одетых в черное боевое снаряжение, пробирающихся к главному дому, петляя между стволами деревьев, держа тактические винтовки наготове. Я также вижу четырех мужчин, лежащих лицом вниз на лужайке, разбросанных вокруг, как выброшенные куклы. Охранники Джанни.

— У нас гости, — говорю я миссис Карузо.

Она хихикает.

— Спасибо, капитан Очевидность.

Я поворачиваюсь и свирепо смотрю на нее.

— Не могли бы вы залезть под этот чертов стол, пожалуйста?

— В меня могут выстрелить там так же легко, как и прямо здесь. И тебе следует беспокоиться о Лили, а не обо мне. Она наверху, в своей спальне, на случай, если тебе интересно. Поверни налево наверху лестницы, последняя комната в конце коридора.

Качая головой, я вытаскиваю револьвер из кобуры на лодыжке и кладу его на стол перед ней. Потом выключаю свет на кухне и оставляю миссис Карузо с ее вином. Я быстро выхожу по коридору наружу, где натыкаюсь на Джанни, выходящего из своего кабинета с дробовиком в руках.

— Я насчитал шестерых, — говорю я ему. — Может быть больше.

— Где?

— С северной стороны двора. Быстро направляются. Сколько вооруженных охранников на территории?

— Дюжина.

— У тебя осталось около восьми. Есть безопасная комната в доме?

Он кивает.

— В подвале.

— Лили в своей комнате. Найди ее и отведи в подвал. Я разберусь с нашими посетителями.

— Я уже перевел все в режим карантина, — протестует он. — Двери и окна пуленепробиваемые, а стены усилены. Они никак не смогут проникнуть в дом.

— Выход есть всегда.

Словно подтверждая мою точку зрения, где-то поблизости раздается взрыв, от которого раскачиваются люстры и кусками осыпается штукатурка с фресок на стенах.

— Есть какие-нибудь идеи, кем могли бы быть твоим друзья? — Спрашиваю я Джанни, глядя на мраморную статую Аполлона, опасно раскачивающуюся на вершине колонны неподалеку.

— Может быть, они твои друзья, — парирует он. — У нас у всех есть мишени на спинах.

— Вполне справедливо. Где Рейна?

Оглядевшись по сторонам, он бормочет: — Наверное, где-нибудь точит когти и варит черепа своих врагов.

Если бы мы не были в нынешней ситуации, я бы действительно посмеялся над этим.

— Возьми Лили и спускайся в подвал. Не открывай дверь никому, кроме меня.

Не дожидаясь его ответа, я направляюсь в сторону взрыва, двигаясь быстро и держась подальше от окон. Свернув несколько коридоров, я нахожу тот, где был взрыв, в воздухе витает дым, а по травертину разбросаны обломки.

Я отступаю на несколько шагов, низко прижимаюсь к стене и прислушиваюсь. На несколько секунд воцаряется тишина. Затем слышу хруст битого стекла под ботинками. Я высовываюсь из-за угла и открываю огонь. Град пуль проносится мимо моего лица, в нескольких дюймах от носа. Рывком возвращаясь в безопасное место, я с удовлетворением слышу тяжелый стук падающего на пол тела. Раздается низкий стон, влажное бульканье, затем тишина. Еще один быстрый взгляд из-за угла показывает, что один из незваных гостей лежит навзничь, уставившись невидящими глазами в потолок. Кроме него, в коридоре никого нет.

Я подбегаю к трупу, присаживаюсь рядом и быстро обыскиваю его куртку и тактические брюки. У него нет ни удостоверения личности, ни телефона, ни бумажника. Единственное, что мне приходит в голову, — это запасные патроны к винтовке. Я стаскиваю с него перчатки и закатываю рукава пальто, ища татуировки, но его кожа чиста. Как и его живот и грудь, когда я задираю футболку.

Интересно.

У всех мужчин мафии есть татуировки, которые заявляют об их семейной принадлежности. Единственные парни, которые не красятся чернилами, — это те, кто не хочет, чтобы кто-нибудь знал, кто они такие. Другими словами — наемники.

Стрельба раздается перед домом, снаружи, во дворе. Скорее всего, это другие охранники Джанни оказывают сопротивление новоприбывшим в черном. Я побеспокоюсь о них, как только разберусь с теми, кто еще внутри.

Снова идя по коридору, я натыкаюсь на рваную дыру, проделанную во внешней стене. Пол вокруг усеян мусором. Отверстие примерно шесть на шесть. Приличный размер, что означает значительную огневую мощь. Этот беспорядок был устроен чем-то гораздо более мощным, чем ручная граната, особенно учитывая, что стены укреплены. Эхо тяжелых шагов привлекает мое внимание.

Я ныряю в нишу в стене и прислушиваюсь к удаляющимся шагам. Я могу сказать, что там больше одного человека, но не больше трех. Держа пистолет наготове и стараясь ступать как можно тише, я иду дальше по коридору, пока не прихожу к пролому в стене, за которым находится огромная гостиная с блестящим черным роялем в углу.

Двое мужчин с винтовками быстро передвигаются среди скопления диванов и кресел. Прицелы их оружия приставлены к лицам в масках, дула направлены на фигуру, неподвижно стоящую на другой стороне комнаты.

Это Рейна. Ее руки свободно висят по бокам. Выражение лица бесстрастное. Она наблюдает за приближающимися мужчинами с жуткой отрешенностью в глазах, как будто сцена, разворачивающаяся перед ней, происходит с кем-то другим.

Она в шоке. Черт. Рейна, беги!

Я поднимаю оружие, прицеливаюсь и стреляю. Мозги разбрызгиваются по обоям плотным ярким лоскутным одеялом красного цвета. Злоумышленник, которому принадлежал мозг, тяжело падает на колени, лицом в ковер. Второй разворачивается на каблуках и направляет дуло винтовки в мою сторону. Прежде чем он успевает выстрелить, Рейна достает нож из кармана своего платья и вонзает его ему в шею. Он кричит, отшатываясь в сторону и роняет винтовку. Пока он борется с лезвием, торчащим сбоку из его шеи, отчаянно пытаясь выдернуть его, я всаживаю пулю ему между глаз. Он дергается и падает, приземляясь спиной на бархатный диван. Кровь беспорядочно брызжет из раны на его шее. Затем медленно сползает на пол и остается неподвижным, его рот приоткрыт. Рейна смотрит на меня с нескрываемым раздражением.

— Я бы справилась с этим, Куинн.

Эта женщина. Господи Иисусе, ты действительно сломал форму, когда делал это.

— Тебе чуть не прострелили твою чертову голову! И да, не за что!

Закатив глаза, как будто думает, что я веду себя нелепо, она опускается на колени рядом с телом перед диваном. Она выдергивает нож из его шеи, вытирает лезвие о его куртку и прячет обратно в потайной карман под юбкой своего платья. Она берет его винтовку, проверяет, есть ли патрон в патроннике, и встает.

— Ты знаешь этих парней?

Впечатленный ее абсолютным спокойствием, я говорю: — Нет. Ты?

Она качает головой.

— Где Лили? — спрашиваю я.

— Джанни отвел ее в безопасное место. А мама?

— Одна на кухне, пьет вино в темноте.

Она кивает, как будто то, что я только что сказал ей, совершенно нормально. Когда снаружи снова раздается стрельба, она спрашивает: — Есть идеи, сколько их там?

— Я насчитал шестерых. Убил одного в коридоре. Плюс эти двое, остается трое.

— Двое.

— Как ты себе это представляешь?

— Я убила еще одного по дороге сюда.

— Конечно, ты это сделала.

Тряхнув головой, она перекидывает волосы через плечо.

— Показала ему свои сиськи. Он замер, как олень в свете фар.

Забавно, как я могу безумно ревновать к мертвецу, которого никогда не видел.

— Как изобретательно.

— Мужчины раздражающе предсказуемы.

— Сиськи наша ахиллесова пята. А теперь спускайся в подвал к своему брату и Лили. Я разберусь с остальным…

— О, заткнись, Куинн, — сердито перебивает она, затем разворачивается и выходит из комнаты.

Я должен воспользоваться моментом, чтобы прижать руку к своему сердцу, у которого случился приступ. Сколько бы я ни прожил, никогда не забуду образ Рейны Карузо в черном платье и туфлях на шпильках, с крупнокалиберной винтовкой наперевес, когда она отправляется на охоту за вооруженными злоумышленниками, покачивая полными бедрами и развевая длинные темные волосы, как флаг.

Я снова начинаю двигаться, когда слышу отрывистое пульсирование выстрелов. Лавируя между бархатными креслами и диванами с ворсистой обивкой, выхожу в коридор. Я обыскиваю еще пять комнат на первом этаже, каждая больше предыдущей и, похоже, используется только для демонстрации отвратительной мебели и пугающих произведений искусства на религиозную тематику. Все они пусты. Возле лестницы в фойе лицом вниз в луже крови лежит человек в черном боевом снаряжении. Его оружие пропало. Входная дверь широко открыта. Я вижу, как трое охранников Джанни пробегают мимо, преследуя кого-то, кто бежит быстрым шагом. Несколько секунд спустя снова раздается стрельба, затем раздаются крики на итальянском, которые звучат празднично. Если на территорию проникло всего шестеро мужчин, то остается убрать еще одного. Рейны нигде не видно, поэтому я взбегаю по лестнице и хожу из комнаты в комнату, проверяя их одну за другой, чтобы убедиться, что они пусты. Убедившись, что это так, я бегу обратно вниз по лестнице, и торопливо обхожу оставшиеся комнаты на первом этаже. Они все тоже пусты. Затем слышу сердитый голос, доносящийся из соседней комнаты. Этот голос я узнал бы где угодно.

— Давай, ублюдок. Ты окажешь мне услугу. Но я снова увижу тебя в аду, а потом отрежу тебе яйца и задушу ими.

Рейна.

Мое сердцебиение ускоряется. Двигаясь быстро, но бесшумно, я подхожу к двери с пистолетом в руке и останавливаюсь. Когда я заглядываю внутрь, мое бешено колотящееся сердце замирает. Рейна стоит перед камином, глаза сверкают яростью, подбородок вызывающе поднят. Напротив нее, примерно в шести футах, стоит мужчина. Он целится ей в грудь из полуавтоматического пистолета. На полу рядом с ним лежит винтовка. Я думаю, это та самая, которую она несла. Должно быть, он каким-то образом застал ее врасплох и вырвал из рук.

Я громко говорю: — Эй. Придурок. — Он дергает головой вправо. Я нажимаю на спусковой крючок и всаживаю пулю ему в висок. Он валится на пол, как тряпичная кукла. Затем что-то ударяет меня сзади в плечо. — Что за...? — Я оборачиваюсь и вижу еще одного парня в маске, присевшего на одно колено в коридоре, вытянув руки и сжимая полуавтоматический "Глок". Прежде чем я успеваю поднять оружие, раздается выстрел. Кровь брызгами стекает с его маски. Он заваливается набок, пистолет звякает о мрамор, затем лежит неподвижно. Запыхавшаяся Рейна подбегает ко мне.

— Очень жаль, что ты не умеешь считать, Куинн. Их было семеро, а не шестеро.

Слишком ошеломленный, чтобы спорить, я смотрю на нее с винтовкой в руках.

— Ты только что застрелила человека, чтобы защитить меня?

Она смотрит на меня, моргает, затем морщится.

— Черт. Должно быть, это был рефлекс.

— Или, может быть, ты испытывала благодарность за оба раза, когда я спас тебе жизнь за последние десять минут.

Она усмехается.

— Пожалуйста. Мне не нужна была твоя помощь. — Затем она ахает, и ее глаза расширяются.

— Не говори мне. Ты только что вспомнила, что еще не приготовила мне ужин.

— Нет, Куинн... — Она протягивает руку и слегка касается моего плеча. — Я думаю, в тебя стреляли.

Я смотрю вниз, на то место, к которому она прикасается. Струйка дыма поднимается из маленькой дырочки в ткани моего пиджака. В воздухе витает едкий запах паленого шелка. Наблюдая, как вокруг дырочки увеличивается влажное кольцо, я вздыхаю.

Черт. Это мой любимый костюм.