Идеальная пара

Селеста

Они с Бенджи встречаются уже девять месяцев, когда Селеста знакомится с Шутером. Шутер — лучший друг Бенджи, но почему тогда им потребовалось столько времени, чтобы познакомиться? Ну, Шутер всегда очень занят. Он владеет и управляет компанией «Лист-А», которая организовывает здесь, в Штатах, развлекательные мероприятия для бизнесменов из-за рубежа. Это значит, что Шутер построил себе карьеру — весьма успешную и прибыльную, по словам Бенджи, — на удовольствиях и вечеринках. Он приглашает топ-менеджеров из азиатских и восточноевропейских стран и показывает этим джентльменам (а его клиентура на сто процентов состоит из мужчин), как отрываются американцы. Бо́льшая часть его «работы» проходит на Манхэттене. Топ-менеджерам нравятся старые стейк-хаусы вроде «Смита и Воленски», «Галлахерc», «Питер Лагерс». Им нравится «Интрепид» и Таймс-сквер. Им нравятся клубы, особенно клуб для джентльменов на 12-й авеню. Шутер также часто бывает в Вегасе. Бенджи с равнодушным лицом сообщает, что Шутер там завсегдатай. Он проводит одинаково много времени в отелях «Ария Скай Сьютс» и «Мандарин Ориентед». Сам Шутер играет только в крэпс: в частной школе Сент-Джордж он организовывал азартные игры, за что и получил свое прозвище.

— Вы оба играли в азартные игры в старшей школе? — спрашивает Селеста у Бенджи.

Сама она никогда не бывала в казино, но если бы решилась туда пойти, то держалась бы подальше от столов для крэпса. Одно название игры уже ее настораживало.

— Шутер представлял все так, что сопротивляться было невозможно, — отвечает Бенджи. — Я всегда проигрывал, но это хотя бы было весело.

Когда Шутер не «работает» на Манхэттене или в Лас-Вегасе, он ездит на дерби в Кентукки, чемпионаты «Мастерс» по гольфу, Супербоул, гонку «500 миль Индианаполиса», Коачеллу или Марди Гра. Он либо загорает во Флориде, либо катается на лыжах в Аспене. Где бы вам ни захотелось оказаться на выходных, Шутер уже наверняка там развлекает группу топ-менеджеров.

Но двадцать третьего июня Шутер отправится на Нантакет с Бенджи и Селестой, чтобы провести с ними выходные. Селесте не терпится наконец с ним встретиться. Она радуется его компании еще и потому, что впервые летит на Нантакет, впервые летит вообще на любой летний курорт и впервые проведет все выходные с Тегом и Грир, родителями Бенджи. Селеста виделась с Тегом и Грир три раза. Они познакомились на ужине в ресторане «Баветт», несколько недель спустя вместе пошли на воскресную службу в церковь Святого Иакова, а потом отправились поесть дим-самов в Чайна-таун. Их третья встреча прошла в квартире Уинбери, расположенной на пересечении Парк-стрит и 17-й авеню, где они отпраздновали двадцать восьмой день рождения Бенджи.

Уинбери оказались менее устрашающими, чем Селеста ожидала. Тег очень общительный и харизматичный; Грир кажется довольно нервной и излишне высокомерной, но уже после второго бокала шампанского она расслабляется и становится весьма веселой и дружелюбной. Они богаче, чем Селеста может представить даже в своих самых смелых мечтах, но, тогда как она стремится выглядеть более образованной и воспитанной, чета Уинбери хочет казаться приземленной, так что они встречаются где-то посередине. Ни мать, ни отец Бенджи и бровью не повели, когда Селеста рассказала, что ее отец продает костюмы в торговом центре, а мать работает в магазине сувениров при фабрике, производящей цветные мелки. Грир задала несколько вопросов о здоровье Карен, показав свое беспокойство, но при этом ее интерес не выглядел фальшивым или надменным. Селеста чувствовала себя спокойно в компании Уинбери. С ними она ощущала себя желанной, и это оказалось для нее приятным сюрпризом.

И все же перспектива провести с ними целые выходные на Нантакете пугает Селесту, и она радуется, что присутствие Шутера хотя бы отчасти сместит фокус внимания с нее.

Они должны улететь после обеда в четверг и вернуться в воскресенье вечером. Селеста взяла выходной в пятницу, и это ее первый отпуск за полтора года — в прошлый раз она брала неделю отгулов, чтобы позаботиться о Карен после того, как ей провели двойную мастэктомию. Они вылетают из аэропорта имени Джона Кеннеди рейсом компании JetBlue. Полет продлится всего сорок минут, но это еще один источник волнения для Селесты. Она никогда не летала на самолете. Бенджи поверить не мог, когда она сказала ему об этом.

— Ты никогда не летала на самолете?

Она попыталась объяснить, что провела детство и юность в уединении и в безопасности в своем маленьком городе, покидая Истон гораздо реже, чем Бенджи может представить. Селеста знает, что можно подумать, будто Брюс и Карен пытались защитить Селесту от злобы большого мира, но на самом деле у ее родителей просто не было денег на то, чтобы исследовать мир за пределами их уютного уголка. У них не было родственников в Дулуте или Сент-Луисе, которых они могли бы навещать, а когда Селеста в шестом классе пришла домой и попросила родителей свозить ее в Дисней Уорлд, Брюс организовал экскурсию в парк развлечений «Шесть флагов» в Нью-Джерси. Во время весенних каникул, когда все студенты Университета Майами в Огайо ехали во Флориду или на Багамы, Селеста садилась на автобус до Истона. В последний год бакалавриата она не ездила в другую страну по обмену. После учебы она сразу переехала в Нью-Йорк, устроилась в зоопарк и жила простой жизнью до самой встречи с Бенджи. Когда бы она успела побывать на борту самолета?

Селеста так боится опоздать на рейс, что решает отказаться от поездки на общественном транспорте и заказывает «Убер» прямо из зоопарка. Такси обходится в сто два доллара. Селеста игнорирует тугой узел страха, возникающий у нее в животе, когда она добавляет это число к длинному списку других трат, которые возникли из-за поездки на Нантакет. Ей требовалось полностью обновить летний гардероб — она взяла два купальника, пляжное платье, три летних платья на вечер, шорты, шлепки и соломенную сумку. Ей нужно было сходить на педикюр и в парикмахерскую, а также купить крем от загара и подарок для хозяйки дома.

— Что можно подарить женщине, у которой есть буквально все на свете? — спросила Селеста у Мерритт.

— Привези ей бутылку очень хорошего оливкового масла, — ответила та. — Это необычнее, чем вино.

Селеста купила бутылку оливкового масла бренда «Дин и ДеЛука» за сорок два доллара (Селеста ужаснулась, когда увидела ценник). Перевозка бутылки на Нантакет в багажном отделении стоила ей еще двадцать пять долларов.

Селеста проходит предполетный досмотр в аэропорту — душераздирающий опыт, ведь ей приходится разуться перед незнакомцами и выложить всем на обозрение все свои туалетные принадлежности, купленные в аптеке и уложенные в прозрачную пластиковую косметичку. Женщина, стоящая позади Селесты, указывает на ее гель для умывания марки «Ноксзема»:

— Я думала, такое не производят с восьмидесятых.

Селеста уже идет к выходу на посадку, когда ей приходит сообщение от Бенджи:

Селеста останавливается, перечитывает сообщение и пишет в ответ:

Но затем она представляет, что зря проделала весь этот путь и завтра ей предстоит заново повторить всю процедуру, а перед этим еще забрать сумку, доехать на такси до Манхэттена, забронировать новые билеты на пятницу.

Когда Селеста приближается к выходу на посадку, ей широко улыбается мужчина в джинсах и белой льняной футболке.

— Ты столь же симпатичная, как он описывал. — Мужчина протягивает ей руку. — Меня зовут Шутер Аксли.

— Селеста, — представляется она. — Отис.

Селеста пожимает руку Шутера, стараясь справиться с эмоциями, бурлящими у нее внутри. Еще десять секунд назад мысль о том, что придется в одиночестве лететь на Нантакет и провести там целую ночь и полдня без Бенджи, приводила ее в уныние. Теперь же ее внутренности пикируют и порхают, словно воздушный змей на ветру. Шутер… ну, сексуальный — первое слово, которое приходит ей на ум. Но Селеста никогда никого так не описывала, поэтому она выбирает более нейтральное прилагательное — привлекательный. Шутер объективно привлекательный: его привлекательность — это факт, а не личное мнение наблюдателя. У него темные волосы, одна прядь падает ему на голубые глаза. У Селесты тоже голубые глаза, но Шутеру, с его темными волосами, голубые глаза идут больше. И все же реакция Селесты вызвана не только его внешностью. Дело в его взгляде, в его улыбке, в его энергии — вот что ее цепляет. Существует ли лучший способ это объяснить? Она попала в ловушку. Это настоящая любовь с первого взгляда.

Но нет! Не может быть! Селеста любит Бенджи. Они только недавно начали говорить друг другу эти слова. Впервые они признались друг другу в любви в прошлое воскресенье, всего пять дней назад, когда возвращались из Истона после встречи с родителями Селесты. Бенджи познакомился с Брюсом и Карен и впервые увидел их скромный домик на Дерхаммер-стрит, где прошло детство Селесты. Селеста показала Бенджи свою начальную и старшую школу, городской бассейн «Палмер», Свечу Мира, мост на Нортгемптон-стрит и фабрику по производству цветных мелков. Потом они поужинали с Карен и Брюсом в «Обеденной 248». Селеста подумывала о том, чтобы забронировать столик в более изысканном месте — в Истоне открылось несколько новых ресторанов: в «Маса» подавали мексиканскую еду, а в «Серд и Ферри» можно было попробовать морепродукты. Но Селеста и ее родители всегда отмечали важные события в этой забегаловке, и пойти в другое место в этот раз будет лицемерием. Они все заказали овощной суп с перловкой и сэндвичи с индейкой, а Карен, Брюс и Селеста на десерт, как всегда, разделили на троих мороженое со вкусом Fudgy Wudgy, и Бенджи даже храбро угостился кусочком. После ужина они поехали обратно в дом Карен и Брюса и распрощались у порога. Брюс и Карен махали им руками до тех пор, пока машина Селесты и Бенджи не свернула за угол, и Селеста даже расплакалась, что случалось с ней каждый раз, когда она покидала родителей.

— Ну, теперь я видел Истон, — сказал Бенджи. — Спасибо.

Селеста рассмеялась и вытерла бегущие по щекам слезы.

— Всегда пожалуйста. Тут, конечно, не Парк-авеню и не Лондон…

— Это очень миленький маленький городок, — прервал ее Бенджи. — Наверное, это хорошее место, чтобы провести детство.

Селеста вздрогнула от этих слов: уж слишком покровительственно звучал его оценивающий тон.

— Это так, — ответила она с вызовом.

Бенджи протянул руку и сжал ее колено.

— Эй, прости. Это прозвучало неправильно. Мне понравился Истон, а твои родители — настоящее сокровище. Они соль земли, как сказал Иисус.

«Они люди, — подумала тогда Селеста. — Хорошие, честные и трудолюбивые люди».

Она никогда не понимала значения выражения «соль земли», но звучало оно так, словно говорящий ставил себя выше других. Селеста снова расплакалась, будто момент и без того был недостаточно унизительным.

— Ой, я делаю только хуже, — сказал Бенджи. — Селеста, пожалуйста, не плачь. Я тебя люблю.

Селеста покачала головой:

— Ты говоришь это, только чтобы меня успокоить.

— Неправда, — возразил Бенджи. — Я хотел сказать это уже много недель, даже месяцев назад, но боялся, потому что не был уверен, что ты испытываешь ко мне такие же чувства. Но прошу тебя, поверь мне: я тебя люблю. Я люблю тебя, Селеста Отис.

Она ощутила, как от волнения по коже пробежали мурашки. Бенджи любил ее. Он любил ее. Селеста не знала, что ему сказать, ведь было ясно, что Бенджи ждал от нее ответа.

— Я тоже тебя люблю.

— Правда? — спросил он.

Правда? Селеста подумала об их первой встрече, подумала о том, как потрясающе Бенджи вел себя с Мирандой, как сильно раздражала его гламурная Джулс. Селеста подумала о цветах и книгах, о ресторанах и об умопомрачительной квартире, о приюте для бездомных. Она подумала о том, как легко ей в его присутствии, словно из мира исчезало все плохое, когда он был рядом. Она подумала о том, как много значит для нее его мнение. Селеста хотела быть достаточно хорошей для него.

— Да, — сказала она. — Люблю.

Но если Селеста любит Бенджи, то что происходит сейчас с Шутером? Селеста наизусть знает историю любви ее родителей: Карен решительно поднялась на площадку над бассейном и представилась Брюсу, который пытался скинуть водный вес и пялился на апельсин. Карен протянула ему руку и сказала: «Я восхищаюсь мужчинами, которые обладают силой воли». И эти слова, судя по всему, оказались волшебными, потому что Карен и Брюс сразу поняли, что поженятся и навсегда останутся вместе.

«Я после этого забыл о голоде, — рассказывал Брюс. — Я выбросил апельсин и похудел до нужного веса, выиграл матч, но это уже едва ли имело значение. Свидание с твоей матерью — вот чего я хотел».

«Так работает любовь», — сказала Карен.

«Любовь работает только так?» — думает Селеста. Последние девять месяцев она осторожно и боязливо старалась получше узнать Бенджамина Уинбери и только-только решила, что их отношения можно назвать любовью. Но всего пять дней спустя она поняла, что, возможно, совершила ошибку. Потому что встреча с Шутером навсегда перевернула ее мир. «Пропала, — думает Селеста. — Я пропала».

Нет. Она ученый. Она верит в превосходство разума. Вспыхнувшее в ее груди чувство так же эфемерно, как падающая звезда. Уже скоро его сияние угаснет.

— Наш старик не успеет на самолет, — говорит Шутер. — Он дал мне очень строгий приказ — как следует о тебе позаботиться.

— В этом нет необходимости, — отвечает Селеста. — Я сама могу о себе позаботиться.

— Правда? — спрашивает Шутер.

Его глаза сверкают голубыми искрами. Селеста не может смотреть прямо на него, но потом решает, что ведет себя глупо. Конечно же, она может на него смотреть! Селеста поднимает взгляд. Вжух! Ее внутренности падают куда-то вниз. Шутер до боли привлекателен. Может, ей просто нужно привыкнуть. Даже самые красивые мужчины в мире — Джордж Клуни или Джон Хэмм — покажутся простачками, если смотреть на них слишком долго.

— Какое у тебя место? — спрашивает Шутер.

— Один D.

— У меня двенадцать А. Я попрошу пересадить меня на место Бенджи.

— Я не старший вице-президент какой-нибудь компании из Праги, — возражает Селеста. — Тебе не нужно со мной нянчиться.

— Ты встречаешься с моим лучшим другом целых девять месяцев, — говорит Шутер. — Я хочу узнать тебя. Это будет сложновато, если мы будем сидеть в одиннадцати рядах друг от друга, не правда ли?

— Правда, — признаёт Селеста.

Они сидят бок о бок в первом ряду. Шутер кладет вещи Селесты в верхний багажный отсек, а потом спрашивает, хочет ли она сесть у окна или в проходе. Она хочет сидеть в проходе. Только потом Селеста понимает, что большинство людей, которые никогда не летали, захотели бы сесть у окна, но самолет пугает ее до ужаса. Шутер дожидается, пока она усядется, и тоже опускается в кресло. Он джентльмен, но и Бенджи тоже. Бенджи — это определение понятия «джентльмен». Бенджи встает из-за стола, когда Селеста уходит в дамскую комнату, и опять встает, когда она возвращается. Он придерживает для нее двери, носит с собой платок и никогда ее не перебивает.

Шутер вытаскивает фляжку из заднего кармана и протягивает ее Селесте. Она внимательно смотрит на фляжку. Селеста слишком осторожна, чтобы выпить что-то, не поинтересовавшись прежде, что именно она пьет. Но в этот момент ей не хочется осторожничать. Ей хочется быть смелой. Она принимает фляжку и делает глоток: внутри текила. Обычно Селеста пьет текилу только за компанию с Мерритт, хотя на самом деле считает, что на вкус текила напоминает грязь. Эта текила гораздо мягче, чем обычно, но даже так напиток огнем обжигает ей горло. Но всего мгновение спустя напряжение в ее шее исчезает, а нижняя челюсть расслабляется. Селеста делает еще один глоток.

— Я ношу с собой флягу, потому что ненавижу летать, — говорит Шутер.

— Ты? — спрашивает Селеста. — Но разве ты не все время летаешь?

— Почти каждую неделю, — отвечает он. — Впервые я полетел на самолете, когда мне было восемь. Родители отправили меня в летний лагерь в Вермонт. — Он откидывается на спинку сиденья и смотрит прямо перед собой. — Каждый раз, когда я сажусь в самолет, у меня начинается атавистическая реакция на события того дня. Именно тогда я впервые понял, что родители хотят от меня избавиться.

— Ты был очень капризным ребенком? — спрашивает Селеста и понимает, что говорит совсем как Мерритт.

— О, наверняка, — отвечает Шутер.

Селеста возвращает ему флягу. Он грустно улыбается и делает глоток.

Позже воспоминания о двадцати часах, проведенных на Нантакете наедине с Шутером, будут проноситься в сознании Селесты, словно смонтированные кадры старого фильма. Вот их самолет трясется и подпрыгивает в воздухе из-за турбулентности, и Шутер открывает шторку иллюминатора — как раз вовремя, чтобы Селеста увидела разряды молний, сверкающие на горизонте. Вот Шутер берет Селесту за руку, пока та представляет лица родителей, когда им сообщат, что их единственная дочь погибла в авиакатастрофе. Вот самолет приземляется на Нантакете, пассажиры аплодируют, а Шутер и Селеста, не сговариваясь, дают друг другу пять. Вот Шутер и Селеста забираются в серебристый джип, арендованный Шутером. Облака расступаются, они откидывают тряпичную крышу джипа, Шутер выезжает на дорогу, и волосы Селесты развеваются на ветру. Вот Элайда, летняя домработница, встречает Шутера и Селесту у главного входа в особняк Уинбери, известный как Саммерленд, и сообщает им, что мистер и миссис Уинбери тоже задержались в Нью-Йорке, но гости могут чувствовать себя как дома, а она сама вернется утром.

Вот Селеста старается выглядеть равнодушной, заходя в дом. Это настоящий летний дворец, какие в старину строили для монархов в России и Австрии. Потолки парят высоко над головой, комнаты большие, светлые и просторные. Весь дом оформлен в белых цветах: белые стены, белая обшивка, выбеленные дубовые полы, а на кухне столешницы сделаны из настоящего чисто-белого итальянского мрамора. Но тут и там мелькают ошеломляющие всполохи цвета: картины, подушечки, свежие цветы, деревянные блюда, наполненные лимонами и яблоками. Селеста не может поверить, насколько прекрасен дом, с его шестью спальнями на втором этаже и хозяйской спальней на первом, с видом на гавань, с застекленным винным погребом в обеденной зале «для друзей», с темным прямоугольным бассейном и небольшим домиком возле него, построенном в балийском стиле, с двумя гостевыми коттеджами, крохотными и идеальными, словно из сказки, с круглым розовым садиком, расположенным в центре пруда с карпами кои, попасть в который можно только по мостику. Шутер проводит для Селесты экскурсию — он приезжал в Саммерленд с тех пор, как ему исполнилось четырнадцать, а значит, бо́льшую часть его жизни, и поэтому ведет себя по-хозяйски очаровательно. Он рассказывает Селесте, что был до ужаса влюблен в Грир и ему даже снились сны — эдипов комплекс, как он есть! — в которых он убивал Тега и женился на Грир.

— Тогда я бы стал отчимом своего лучшего друга, — говорит Шутер.

Селеста стонет:

— Грир?

Селесте нравится Грир, но сложно представить ее в качестве объекта подростковой влюбленности.

— Она была очень красивой, — объясняет Шутер. — К тому же души во мне не чаяла. Она была мне более хорошей матерью, чем моя собственная мать. Думаю, она бы исключила обоих своих сыновей из завещания и отписала это место мне, если бы я как следует попросил.

Селеста смеется, но она начинает верить в то, что Шутер действительно способен нарушать законы наследования и свергать династии.

Вот Шутер наполняет бокал Селесты вином из запасов Грир и откупоривает бутылку пива Тега для себя. У Селесты возникает впечатление, что они ведут себя словно подростки, устроившие вечеринку, пока родителей нет дома. Вот Шутер открывает упаковку арахиса, затем просматривает телефонную книгу Нантакета и звонит кому-то. Вот Селеста и Шутер чокаются бокалами, сидя на откидных стульях и наслаждаясь закатом. Вот Шутер идет к входной двери, платит доставщику и приносит на кухню пир. Он заказал две порции лобстера, дополненные кукурузой, картошкой и топленым маслом.

— Я думала, ты заказал пиццу, — говорит Селеста.

— Мы на Нантакете, Солнышко.

Вот Селеста и Шутер, поужинав и выпив несколько рюмок до абсурдного хорошей текилы Тега, на такси едут в город, в место под названием «Чикен Бокс». Это не ресторан фастфуда, а скорее дайв-бар с живой музыкой. Вот Селеста и Шутер танцуют в первом ряду, когда на сцене кавер-группа «Макстон» играет песню Wagon Wheel, а потом Sweet Caroline. Вот Селеста и Шутер трясут кулаками в воздухе и кричат «Бам-бам-бам!» и «Круто! Круто! Круто!» в такт музыке. Вот Селеста и Шутер, спотыкаясь, выходят из бара и снова садятся в такси, которое отвозит их обратно в летний дворец Уинбери. Уже полвторого ночи — Селеста не ложилась так поздно со времен учебы в университете, когда ей приходилось ночи напролет сидеть над учебниками. Но вместо того, чтобы разойтись по своим комнатам, они с Шутером идут на пляж, раздеваются до нижнего белья и заходят в воду.

— Я так пьяна, что, скорее всего, утону, — говорит Селеста.

— Нет, — возражает Шутер. — Я не позволю этому случиться.

Вот Шутер плавает на спине, выпуская изо рта струйки воды. Вот Селеста плавает на спине, глядя на звезды. Вселенная — загадочное место, но не настолько загадочное, как вселенная человеческих эмоций.

Вот Селеста и Шутер бредут обратно в дом, завернувшись в полосатые сине-белые полотенца, которые Шутер стащил из домика рядом с бассейном. Они задерживаются на кухне. Шутер открывает холодильник. Элайда, очевидно, запасла продукты на выходные: изнутри холодильник Уинбери похож на фотографию из журнала. На полках лежит полдюжины различных видов сыра, но Селеста не узнаёт ни один из них, поэтому берет несколько упаковок, чтобы изучить их: таледжио, армянский чечил, эмменталер. Тут есть палки копченой колбасы и пеперони, маленькая баночка трюфельного масла, немного хумуса домашнего производства и четыре упаковки оливок разного цвета — от светло-фиолетового до черного. Селеста видит контейнеры с паштетом и банки с чатни, которые выглядят так, словно их отправили прямо из Индии. Селеста рассматривает этикетки: «Харрэдс»[24]. Ну, почти.

— Знаешь что?

Селеста кладет руку на обнаженную спину Шутера — и тот оборачивается, чтобы посмотреть на нее. Их окутывает свет флюоресцентной лампочки холодильника, и на секунду Селесте кажется, что они с Шутером просто любопытные дети, с интересом заглядывающие в доселе неизвестный им мир, как юные протагонисты романов Клайва Стейплза Льюиса.

— Да?

— Знаешь, что я делала дома в детстве, когда мне хотелось перекусить? У нас в холодильнике всегда стояла упаковка сыра «Филадельфия», и я мазала им крекеры. Если моя мама ходила на рынок амишей, то сверху я добавляла немного желе из острого перца.

Селеста понимает, что она, должно быть, сильно пьяна, потому что она никогда ни с кем не делилась историями из своего детства. Она чувствует себя дурой.

— Ты просто глоток свежего воздуха, — говорит Шутер.

Теперь Селеста чувствует себя еще хуже. Ей не хочется быть глотком свежего воздуха. Она хочет быть разрушительной, манящей и неотразимой.

Но погодите! А как же Бенджи?

«Пора спать», — думает она. Она всегда подозревала, что именно это и случается, когда кто-то слишком долго бодрствует: репутации, надежды и мечты людей рушатся в одно мгновение. Что ей всегда говорили Мак и Бетти? «После полуночи ничего хорошего не происходит».

— И еще, — продолжает Селеста, — знаешь, что случилось бы, если бы я держала дверь холодильника открытой так долго? Меня бы отругали за трату электроэнергии.

— Отругали? — переспрашивает Шутер.

— Да, отругали. — Селеста пытается нахмуриться, глядя на него. — Я иду спать.

— Исключено, — отвечает Шутер.

Он осматривает содержимое холодильника, потом вынимает трюфельное масло. Порывшись в шкафчике слева от холодильника, — Селеста думает, что Шутер и вправду знает все об этом доме, будто сам владеет им, — он достает длинную узкую упаковку… хлебных палочек. Хлебных палочек с розмарином.

— Пойдем.

Следом за Шутером Селеста заходит в «неформальный» обеденный зал, расположенный рядом с кухней. Там стеклянный винный погреб в виде куба сияет, словно космический корабль. Шутер открывает упаковку хлебных палочек и снимает крышку с баночки масла.

— Приготовься, — говорит он. — Это мгновение ты запомнишь навсегда. Ты когда-нибудь раньше пробовала трюфельное масло?

— Нет?

Она знает, что трюфели — это грибы, которые вырывают свиньи во Франции и Италии, но не испытывает никакого возбуждения от мысли о масле из этих грибов. Грибное масло? Звучит не очень аппетитно. И все же Селеста достаточно голодна, чтобы съесть что угодно, — ей кажется, они поужинали лобстером несколько дней назад, — поэтому она берет тоненькую, как тростинка, хлебную палочку, щедро смазанную трюфельным маслом с одного конца.

Селеста откусывает кончик хлебной палочки — и яркий вкус масла взрывом раскрывается у нее во рту. Она стонет от удовольствия.

— Неплохо, да? — спрашивает Шутер.

Селеста закрывает глаза, смакуя вкус масла. Ничего подобного она никогда не ела. Он богатый, сложный, землистый и сексуальный. Она глотает.

— Не могу поверить, что это так… вкусно.

Вот Шутер и Селеста едят хлебные палочки до тех пор, пока у них не кончается масло, а в упаковке не остается всего несколько хлебных огрызков. Это был обманчиво простой перекус, но Селеста никогда его не забудет.

Вот Селеста и Шутер идут на второй этаж. Селеста ночует в «комнате Бенджи», оформленной в белых, бежевых и серо-коричневых тонах, а Шутер выбрал «гостевую комнату номер три» в дальнем конце коридора, где преобладают белые, темно-синие и серо-коричневые оттенки. Селеста заглядывает в остальные гостевые комнаты. Все они оформлены практически одинаково, и Селесте становится интересно, не случалось ли гостям путать свои спальни. Она нерешительно машет Шутеру рукой.

— Думаю, теперь мне точно пора спать.

— Ты в этом уверена? — спрашивает Шутер.

Селеста на мгновение задумывается. Уверена ли она в этом? Они вплотную приблизились к самой грани платонических отношений — больше нет ничего, чем они могли бы заняться, при этом сохранив невинность, кроме разве что игры в «Скраббл» в игровой комнате на первом этаже.

— Уверена, — говорит Селеста.

— Солнышко.

Она смотрит на Шутера и попадает в плен его глаз. Она просто не может отвести взгляд. Он спрашивает ее, даже не задавая вопроса. Они здесь одни. Никто никогда не узнает.

В сознании Селесты страстное желание борется с ее представлениями о правильном и неправильном, и в сердце этой битвы рождается старый как мир философский вопрос: если дерево падает в лесу, где никого нет, раздается ли при этом звук? И теперь Селеста понимает, что речь идет вовсе не о дереве. Речь о том, что происходит здесь и сейчас. Если она переспит с Шутером и об этом не узнает никто, кроме них двоих, можно ли считать, что этого не было?

«Нет», — думает Селеста. После такого она никогда не будет прежней. И Селеста надеется, что Шутер тоже навсегда изменится.

— Спокойной ночи, — говорит она, целует его в щеку и уходит вниз по коридору.

Вот Шутер и Селеста следующим утром едут на двух велосипедах, одолженных из гаража Уинбери, в булочную в центре города, где покупают себе два огромных стакана кофе со льдом и два круассана с ветчиной и сыром грюйер. Ароматный расплавленный сыр и масло текут по их рукам, пока они едят, сидя на лавочке на Центральной улице. Вот Шутер покупает для Селесты букет полевых цветов из фермерского грузовичка на Мейн-стрит. Это бессмысленный и экстравагантный поступок, потому что дом Тега и Грир окружен роскошным садом, а в каждой комнате стоят вазы со свежесрезанными цветами. Селеста напоминает об этом Шутеру.

— Да, но ни один из этих букетов не подарил тебе я, — отвечает он. — Я хочу, чтобы ты смотрела на эти цветы и понимала, насколько сильно я тобой одурманен.

Одурманен. Интересное слово, даже немного старомодное. Такое мог бы употребить Бенджи, но не Шутер. Откровенничая с ним прошлой ночью, Селеста узнала, что Шутер родом из Палм-Бич, штат Флорида. Шутера отправили в летний лагерь, когда ему было восемь, а несколькими годами позже насовсем отослали в интернат. Отец Шутера умер, когда тот учился в школе Сент-Джордж.

«И вот тогда все покатилось коту под хвост, — сказал ей Шутер. — Мой отец был женат уже дважды, и у него имелись другие дети. Все остальные Аксли подсуетились и присвоили его состояние. Митч, один из моих братьев, согласился оплатить последний год моего обучения в школе, но у меня не было собственных источников дохода, поэтому я начал организовывать турниры по азартным играм в школе. Денег на учебу в университете у меня не было, поэтому я переехал в Вашингтон и работал там барменом. В конце концов я влез в турнир по покеру с высокими ставками, где познакомился с дипломатами, лоббистами и несколькими иностранными бизнесменами. Так я и основал дело, которым сейчас занимаюсь».

«Что случилось с твоей мамой?» — спросила Селеста.

«Она умерла», — сказал Шутер и покачал головой, и Селеста поняла, что дальше расспрашивать не стоит.

Одурманен. Что именно это значит? У нее нет времени на размышления, потому что Шутер ведет ее вниз по улице к другому фермерскому фургончику. Он покупает три тепличных помидора и буханку португальского хлеба.

— Помидоры, майонез и хороший белый хлеб, — говорит он. — Мой любимый летний сэндвич.

Селеста скептически выгибает бровь. В детстве она всегда ела сэндвичи с мясом или птицей: с индейкой, ветчиной, салями или ростбифом. Возможно, ее родители испытывали финансовые трудности, но на ее бутербродах всегда было много мяса.

Но Селеста меняет свое мнение, когда Шутер приносит ей свой любимый сэндвич, пока она сидит у бассейна в одном из новых купальников. Шутер поджарил хлеб до золотистой корочки, сдобрил толстые и ароматные ломтики помидоров морской солью и свежемолотым перцем и добавил идеальное количество майонеза, чтобы придать сэндвичу пикантность и сочность.

— Что думаешь? — спрашивает Шутер. — Неплохо, да?

Селеста пожимает плечами и откусывает еще кусочек.

Они расположились на соседних лежаках и нежатся в лучах послеобеденного солнца. Перед ними раскинулась прохладная темная гладь бассейна. На дальнем конце установлен широкий кран, из которого в чашу бассейна водопадом льется вода. Ее плеск напоминает Селесте симфонию, колыбельную, грозящую убаюкать девушку в середине очень важного разговора. Они с Шутером обсуждают лучшие песни всех классических рок-исполнителей, каких только могут вспомнить.

— «Роллинг Стоунз», — говорит Шутер. — Ruby Tuesday.

— Beast of Burden, — парирует Селеста.

— У-у-у-ух, — выдыхает Шутер. — Хороший выбор.

— Дэвид Боуи, — продолжает Селеста. — Changes.

— А я за Modern Love, — говорит Шутер.

Селеста качает головой:

— Терпеть ее не могу.

— «Дайр стрейтс», — говорит Шутер. — Romeo and Juliet. — Он тянется и ступней пихает ногу Селесты. — Просыпайся. «Дайр стрейтс».

Ей нравится песня о девочке на роликовых коньках. Она снимает фильмы на натуре, но не знает, что это значит. Закрыв глаза, Селеста тонет. Все глубже и глубже. Как называется эта песня? Она не может… вспомнить.

Селеста просыпается, когда кто-то зовет ее по имени:

— Селеста! Земля вызывает Селесту!

Она открывает глаза и смотрит на соседний лежак. Там пусто. Она щурится. На другой стороне бассейна она видит мужчину в костюме без пиджака: штаны, рубашка, галстук. Это Бенджи. Бенджи здесь. Селеста садится и поправляет верхнюю часть бикини.

— Привет, — говорит она, но тон ее голоса изменился.

Она говорит не от сердца.

— Привет, — отвечает Бенджи. Он отодвигает полотенце Шутера и садится на его место. — Как ты? Как провели время?

— Я в порядке, — говорит Селеста. — Все… нормально.

Селеста пытается понять, какими деталями она может поделиться: они ели лобстера на ужин, пели Sweet Caroline в баре, плавали в одном нижнем белье после заката, когда Селеста уже давно должна была быть в кровати, ели трюфельное масло. Селеста думала о деревьях, падающих в лесу.

Нет.

Может ли она рассказать об их поездке на велосипедах и лучах утреннего солнца, ласкавших ее лицо, о букете из львиного зева, космей и цинний, о сэндвичах с помидорами?

Внезапно она вспоминает название песни.

— Skateaway, — вырывается у нее.

— Что, прости? — спрашивает Бенджи.

Селеста быстро моргает. Перед ее глазами плавают яркие бесформенные пятна, словно она слишком долго смотрела на солнце.