Идеальные разведенные

17. Агата

Сегодня у меня практически выходной: я провела один мастер-класс, навела порядок в своей студии и к обеду уже была дома.

По видеосвязи позвонила родителям и поздравила папу. Я так рада была видеть улыбчивую маму, серьезного, но счастливого папу и гуру еврейского юмора — дядю Натана, что аж прослезилась.

Сейчас я особенно остро ощущаю себя одинокой, когда все мои близкие улыбаются мне в экран телефона, а я делаю вид, будто всё прекрасно.

Я скучаю.

И идея, чтобы взять билет и махнуть в Израиль, уже не кажется нереальной.

Представляю, как помогала бы сейчас маме готовить леках[3], который так обожает папа, смеялась над еврейскими шутками дяди и уплетала аппетитные румяные латкес[4].

Но вместо этого я совершенно одна в пустой квартире, слоняюсь из угла в угол, не зная, чем себя занять. Я позвонила Сашке, но она сбросила, прислав сообщение о том, что находится на приеме у врача, созвонилась с Юлькой, у которой намечались грандиозные планы на вечер и куда я, естественно, не вписываюсь, полистала ленту соцсетей, порадовалась потрясающим снимкам Яны с мужем, отдыхающим в Италии в свой медовый месяц.

У всех всё хорошо, все счастливы и каждый на своем месте.

Нет, я не завидую, я безумно рада за них всех, но царапающее чувство одиночества зажимает в тисках и давит, давит, давит…

А, впрочем, к черту рефлексировать и жалеть себя. Я никогда не славилась подобным качеством и сейчас не собираюсь впадать в уныние.

Что мешает устроить себе праздник, пусть и вдали от родителей?

Открываю поисковик и ищу рецепт медового кекса леках.

Гугл вновь сообщает, что готовить его незатейливо и просто. Да и продуктов необходимо по-минимуму. Спускаюсь в супермаркет за ингредиентами для кекса, а выхожу из него, груженная двумя огромными пакетами продуктов.

Пока готовлю традиционное еврейское лакомство, переписываюсь с Егором. За легкой естественной болтовнёй, не замечаю, как на столе пышет жаром леках, в кастрюле томятся куриные котлетки, а на противне остывают румяные картофельные лепешки.

Вау, Игнатова! Да ты просто волшебница!

Ну и Богиню никто не отменял!

Обвожу глазами аппетитные яства и понимаю, что хочется похвастаться своими успехами. Фотографирую и отправляю Филатовой. Она присылает смайл в виде вверх поднятого большого пальца. Тоже самое проделываю и с мамой, только через пару секунд уже жалею об этом, потому что мама снова начинает закидывать меня вопросами — «кто я и что сделал с ее дочерью?» и «все ли со мной в порядке?».

Мое нескромное тщеславие и неугомонная гордыня требуют оваций и восхищения. Я — человек с гипертрофированной зависимостью от чужого внимания и мнения. Мне важно, чтобы меня хвалили, меня это подпитывает, позволяя творить и создавать красоту.

Благодаря моей работе, у меня много знакомых, но близких и таких, кому, не раздумывая можно позвонить и поделиться новостями, — практически нет. Вожу пальцем по экрану и пролистываю мессенджер.

Один контакт из трех букв настырно мерцает проблесковым маячком, заставляя обратить на себя внимание.

Колеблюсь и закусываю нижнюю губу, давая себе немного времени на раздумывания в то время, как пальцы сами по себе строчат:

Привет. Как самочувствие?

Сегодня Игнатов сидит в окопе, не атакуя меня кучей сообщений. Целый день от него тишина.

Муж: Привет. Нормально

Я сомневаюсь и потираю вмиг вспотевшие ладони. Моя секундная бравада быстро улетучилась, оставив смятение и замешательство.

Глупый, необдуманный порыв, Агата.

Пока я предаюсь излишним сантиментам, на телефон падает новое сообщение от Леона.

Муж: Приедешь?

Вот так просто — «приедешь?».

Через полчаса — ну раз так можно, тогда также просто отвечаю я.

И действительно, через полчаса я стою под дверью Леона с сумкой, в которой лежат контейнер с латкесом и котлетами, бутылка вина и пышный леках.

Аккуратно выбритый Игнатов открывает дверь и широко улыбается. Сегодня он выглядит гораздо лучше и опрятнее. На нем чистые вещи, свежее лицо, слегка влажные волосы и глуповатая улыбочка.

Он пропускает меня вперед и забирает сумку. Такие уже привычные действия.

В квартире чисто и пахнет мужским гелем для душа. Значит, действительно, перед моим приходом Игнатов принимал душ.

Выкладываю из сумки еду, ловя вопросительный взгляд Леона.

— Голодный?

— Как волк. В обед доел суп, — шарит глазами по блюдам, а от меня не укрывается восторженный огонек в них. — Мы что-то отмечаем? — спрашивает, изогнув бровь, когда видит бутылку вина.

— Папин день рождения, уже забыл? — протягиваю Леону бутылку, — откроешь?

Бывший муж забирает вино из моих рук, находит в ящике штопор и легким движением откупоривает красное полусладкое.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Накрываю на стол, в микроволновке подогреваю остывшие котлеты и лепешки, в центр водружаю политый темным шоколадом медовый кекс. Мою оставшиеся помидоры-черри, раскладываю по тарелкам.

— Агата, не пугай меня, — Игнатов стоит за моей спиной и рассматривает накрытый стол.

— Что? — лукаво улыбаюсь и делаю вид, будто не понимаю, о чем он.

— Скажи, что это всё ты купила, — просит.

Он не верит, что я могла сама приготовить. Да я и сама с трудом верю, поэтому нисколько не обижаюсь.

— Не скажу. Сама приготовила! — поворачиваюсь к нему, вдыхая запах мужского одеколона. — Нравится? — провокационно спрашиваю, расправляя плечи и задирая голову.

— Нравится, — Игнатов подходит ближе, мы практически касаемся телами друг друга. Смотрим глаза в глаза. — Очень нравится, — шепчет бывший муж, и почему-то мне кажется, что к еде его слова отношения не имеют.

Слишком жарко.

Слишком близко.

Всего слишком: этот родной запах, это родное крепкое тело заставляют мое сердце ускоряться, а дыхание учащаться.

Так нельзя.

Очень волнительно. Очень.

Нервно потираю левое запястье, отвожу взгляд, потому что хочу вырваться из плена его серых теплых глаз.

Где же чертовы вилки?

Бывший муж чему-то усмехается, отходит в сторону и берется за бутылку вина.

— Эй, полегче! — останавливаю Леона, когда тот разливает полусладкое по бокалам.

Он замирает с бутылкой в руке и непонимающе смотрит на меня.

— Ты пьешь антибиотики, тебе нельзя алкоголь, — ставлю перед ним упаковку сока. — Сегодня пью только я, — торжественно объявляю и сажусь за стол.

— Согласен, — кажется, бывшего ни капельки не огорчает такой расклад. Он невозмутимо наливает себе сок и присаживается напротив.

— За папу! — я поднимаю свой бокал с вином, а Леон невесомо касается его своим.

Первый глоток.

И вновь глаза в глаза.

Неловко и необычно. И по-другому: свободные, ничем не связанные и никому ничего не обязанные.

Мы неспешно рассказываем друг другу новости, искренне интересуемся рабочими делами, ужинаем.

Не знаю, какую Игнатов преследует цель, но мой бокал слишком уж часто пополняется, но я малодушно отпускаю себя и просто наслаждаюсь этим странным вечером.

Чай с кексом мы пьем, сидя на ковре перед телевизором.

Какое-то удивительное волшебство в этом есть: этот полумрак, пляшущие блики от телевизора и мы, сидящие плечом к плечу.