Идеальные разведенные

22. Леон

Я не находил себе места: ни на работе, ни дома. Все мои попытки связаться с Агатой катились в тартарары: она внесла мой номер в черный список, а в соцсетях заблокировала. Я раздражался, посылая ее ко всем чертям, но тут же обрывал телефон в надежде, что меня разблокировали. Мое настроение в течение дня менялось со скоростью света, как у подростка в пубертатном периоде: от «пошли все на хрен» до «обнимемся?». Я не понимал, что со мной происходит, но отчетливо осознавал, что нам катастрофически важно поговорить.

«Дружеский перепих» — так я назвал то невероятное, что случилось с нами. Я до сих пор не могу спокойно смотреть на тот ковер, где произошел тот самый «дружеский перепих». А потом еще два раза на диване. ТАК друзья не занимаются сексом, ТАК занимаются любовью только близкие друг другу люди. То, с каким вожделением, с какой страстью Агата умоляла не останавливаться, с каким желанием и трепетом отдавалась во власть моим губам, рукам и языку, то, как меня прошибало электрическими разрядами от каждого прикосновения к ее нежной коже, то, как сплетались наши мокрые тела — эфемерно заставляет надеяться, что мы — еще существуем.

Я мчался к студии Агаты с твердым решением поговорить. Слова Алины о том, что мы не готовы друг друга отпустить, глубоко засели в подкорке моего сознания. И я понимаю, что она чертовски права.

Мудрая, сильная, рассудительная Алина… Почему сердце всегда выбирает то, отчего же потом и страдает? С кем не бывает легко, с кем забываешь про гордость и позволяешь вытирать об себя ноги, с кем плавится мозг, с кем больно и одновременно сладко до выкручивания рук и онемевших ног, до закусывания губ и горьких слез.

Его я увидел сразу и как-то сразу понял, что он ждет мою жену. Холеный до неприличия, лощеный, словно начищенный рубль, весь правильный богатенький хлыщ.

Она летела к нему, широко улыбаясь, воздушная в своем легком зефирном платье. Кто он, черт подери, такой, что заслужил такую искреннюю улыбку? Она остановилась рядом, неловко переминаясь с ноги на ногу, когда как долговязый потянул к ней свои клещи и зажал в совершенно недружеских объятиях. Я прожигал ее спину таким безумным взглядом, что, клянусь, она должна была почувствовать и обернуться.

Возможно, я также, как и Агата, делаю преждевременные выводы, ссылаясь на этот конкретный момент, не разобравшись. Возможно, он ее клиент, муж или брат клиентки, да кто угодно, черт возьми, но мое скребущее предчувствие настойчиво мигало красной лампой «Опасно!».

Долговязый протянул моей бывшей супруге какие-то пакеты, отчего та растеклась довольной лужей.

Че за дела?

Навряд ли этот напыщенный индюк мог быть курьером, судя по его тачке, которая в несколько раз дороже моей.

Мне хотелось покинуть свое нечаянное укрытие и броситься к этой воркующей парочке. Мне хотелось послать на все стороны мира долговязого за то, что тянул свои грязные лапы и трогал мою жену. Мне хотелось наорать и надавать по заднице мелкой заразе, позволяющей себя обнимать и так свободно принимающей подарки от чужого мужика. Мне до скрежета зубов все это хотелось, но я стоял бездушной статуей и лицезрел, как моя жена садится в машину и уезжает с блаженным лицом.

Недолго думая, я запрыгнул в машину и поехал за ними, всё еще на что-то надеясь.

Но надежды мои разбились, как волны о скалы, когда эти двое приехали к Набережной и неспешно продолжили вечерний променад.

Я стоял и смотрел на удаляющиеся от меня фигуры: моей бывшей жены и высокого заинтересованного в ней мужика.

Что я чувствовал? Не знаю.

Смешалась всё: обида, ревность, ярость. Но как-то эту стадию я быстро прошел, и возник интерес. Да, интерес. Мне вдруг стало интересно, насколько далеко они зайдут, и как долго это будет продолжаться. Я сам удивился этой мысли, отмечая про себя, что отныне стану наблюдателем, ее тенью, шапкой-невидимкой.

И стал…

Ровно полпятого уже несколько дней я занимаю оборонную позицию недалеко от студии. Я отменяю деловые встречи, переношу совещания, отмахиваюсь от важных звонков и стараюсь не замечать ошарашенных взглядов моего персонала, когда в начале пятого я срываюсь с работы и мчусь в свой наблюдательный пост.

Я превратился в обезумевшего сталкера, выслеживая бывшую жену и долговязого. Мне до сих пор так и не удалось узнать, кто такой этот крендель. Засланный казачок Филатов не смог ничего выяснить у Сашки, потому что та ничего не знает про чертова ухажера Агаты, и сама была искренне удивлена этому.

И я ей верю.

Циркуль встречал ее практически каждый день: то у работы с цветами, то она сама ехала на встречу, и они подолгу гуляли. Всё на той же Набережной, не спеша прогуливаясь вдоль канала. Они не держались за руку, не обнимались, не целовались, но с каждым днем я отчетливее понимал, что теряю ее.

Мой номер до сих пор находится в черном списке, а я — в ее личном списке персон нон грата. Я предельно четко осознаю, что либо нужно что-то делать, пока еще не поздно, либо отпустить. При мысли о последнем сердце жалобно скулит, а в голове надрывно мигает та самая красная лампа «Моя».