— Какой этаж?
— Третий. Я тебя вижу! Вот, машу тебе, правее смотри, — рыскаю по окнам третьего этажа роддома в поисках Саши.
Вижу улыбающуюся рыжую голову в ужасно широкой сорочке, выглядывающую в окно. Филатова машет рукой и прижимается близко к стеклу. Ее волосы заплетены в косу, из которой торчат медовые прядки, лицо подруги немного отекшее, но широкая счастливая улыбка перечеркивает ее уставший вид.
Я тоже машу подруге и посылаю десяток воздушных поцелуев! Сашка ловит их всех, прижимает к груди и в ответ отправляет свои.
В ее отдельной палате горит тусклый свет, потому что на улице уже стемнело. Не смогла дождаться выписки и приехала повидаться с подругой, тем более Сашуля слезно просила привезти ей обезжиренный кефир, который вместе с подписанной открыткой с поздравлениями я передала через дежурную медсестру.
Помню после рождения Никиты она вот так же упивалась кефиром!
Сашка складывает сердечко указательными и большими пальцами рук и крутит его влево-вправо.
У меня в одной руке телефон, а в другой розовый воздушный шарик с надписью «Счастливая Юлия». Наверное, это становится традицией, потому что практически девять лет назад, я вот также стояла под окнами роддома, держала в руке голубой шар, подписанный как «Счастливый Никита». Разница лишь в том, что со мной рядом находился Игнатов.
Сегодня я стою одна…
Сашка смеется и прижимает ладошку ко рту. Жестами я ей показываю, чтобы она взяла телефон, и набираю подругу.
— Юльку покажи! — прошу Александру.
— Ага, подожди, — скрывается из вида Филатова.
Теперь в окне их двое: Сашуля и маленький сиреневый сверток.
Я не вижу ребенка, только запеленованное тельце и крохотную головку в шапочке. Саша пытается приподнять ребенка, чтобы я смогла разглядеть, но девочке скорее всего неудобно, потому что подруга начинает покачиваться и поглаживать ребенка по головке. Филатова виновато пожимает плечами и прижимает ребенка к груди.
Всматриваюсь в эту идеальную картинку и чувствую, как медленно стекает по щеке слеза. Саша наклоняется и целует малышку, бережно покачиваясь из стороны в сторону. Ее любящий материнский взгляд направлен на своего ребенка, и это настолько волнительно и волшебно, что сдерживаться у меня больше не получается.
Смотрю на них и плачу.
Смахиваю горячую влагу и крепко зажмуриваюсь.
Открываю глаза и вижу Сашу, взгляд которой устремлен не на меня, а мне за спину. Она машет в приветственном жесте кому-то рукой и снова широко улыбается.
Медленно поворачиваюсь, но уже чувствую, кого увижу позади.
Леон стоит в паре метров от меня, опустив руки в карманы джинсовых шорт. Я искренне удивлена видеть его здесь в такое время.
На лице Игнатова тоже некое подобие неверия. Тоже не ожидал меня здесь увидеть?
— Привет, — сдавленно произносит бывший муж.
— Привет, — здороваюсь я и поворачиваюсь обратно к Саше.
Но подруги уже нет в окне.
— Что ты здесь делаешь? — не выдерживаю и вновь оборачиваюсь к Леону, который поравнялся со мной и встал рядом.
Его взгляд устремлен на окно палаты Саши, на меня он не смотрит.
— Макс попросил подкинуть. Привез Саше кое-какие вещи.
Он всё так же смотрит в тускло подсвеченное окно, а я разглядываю бывшего мужа.
Мне так нравится в нем простой летний стиль: шорты, простая футболка и кеды. Он выглядит моложе в этом небрежном одевании, и я узнаю в нем того молодого Леона, в которого когда-то влюбилась: веселого, добродушного парня-студента.
Я уверенна, он чувствует, что я смотрю на него, но предпочитает отстранённо смотреть вперед.
Его рот растягивается в улыбке, и я прослеживаю за его взглядом. Сашка вновь появляется в окне, одной рукой машет, а второй придерживает плотно прижатый к стеклу лист бумаги, на котором большими буквами выведено слово «ЗАПУСКАЙТЕ».
Черт!
Как же я забыла?!
Розовый шарик все еще болтается в моей руке, ожидающий своего выхода. Точнее вылета.
«Запускайте».
То есть … вдвоем?
Мой телефон пиликает сообщением. Открываю мессенджер и вижу послание от Саши: «Вдвоем. Прошлый раз это сработало».
Вот и ответ на мой внутренний вопрос.
Встречаюсь глазами с Сашей. Подруга кивает, а я задыхаюсь.
Игнатов разворачивается ко мне, смотрит на воздушный шарик и мягко улыбается. О чем он думает?
Вспоминает события девятилетней давности?
Чувствую прикосновение теплых пальцев. Мою ладонь, удерживающую ленточку, накрывает рука Игнатова и некрепко сжимает ее. Теперь мы стоим напротив друг друга, смотрим в глаза и совместно держим воздушный розовый шар.
— Раз, — начинает отсчет Леон.
— Два, — продолжаю, еле шевеля губами.
Одновременно поворачиваемся к Сашке, которая с широченной улыбкой до ушей показывает три пальца.
Бывший муж расслабляет пальцы, но руку с моей ладони не убирает. Ленточка медленно ползет, устремляя воздушное чудо в небо. Шарик взмывает вверх, подкидываемый потоками ветра, извивается змейкой и скрывается за крышей родильного корпуса.
Пусть это и выглядит по-детски наивно, но в данный момент я прошу резинового гелиевого друга донести мое пожелание как можно выше к тому самому, кто там наблюдает за нами с небес.
Я смотрю ему в след, хотя он давно уже потерялся из вида, но опустить взгляд не решаюсь. Боюсь встретиться с НИМ глазами и увидеть то, чего не должна. Мы так и стоим напротив друг друга, Леон держит мою влажную ладошку в своей теплой сухой руке и, видимо, отпускать не собирается.
Слишком интимно, слишком знакомо…
— Привет, Агата, — нарушает этот момент голос Филатова.
Одновременно с Леоном вздрагиваем, и он нехотя отпускает мою руку.
Возвращает свои ладони обратно в карманы и отходит на несколько метров от меня, надевая на лицо маску отчуждения и равнодушия.
— Привет, Макс! — обнимаемся с другом. — Не ожидала вас встретить здесь. Саша ничего не говорила, — зачем-то оправдываюсь, будто меня в чем-то обвиняют.
— Привез кое-какие вещи. Кстати, — Максим бросает быстрый взгляд на окно палаты Саши, но в нем никого нет, — возможно, завтра после обеда их выпишут.
— Так быстро? — удивляюсь я.
— Если все благополучно, то долго там не держат, — пожимает плечами Филатов, — поможешь с выпиской?
— Конечно! — восторженно вскрикиваю я.
Думаю, Макс основательно заморочился с выпиской для своих девочек.
Я так взволнована тем, что, возможно, уже завтра увижу подругу с их малышкой, что готова не ложиться спать совсем!
— Ну тогда созвонимся утром, — Макс смотрит на запястье, а потом поворачивается к Игнатову, — че, погнали? Агат, подвезти?
Бывший муж отвлекается от телефона, увлеченно что-то печатая, и смотрит на меня.
Кручу отрицательно головой, они и так знают, что я на машине.
— Секунду подожди, — просит Леон Максима.
Филатов кивает. Машет мне в прощальном жесте рукой и направляется в сторону парковки, оставляя нас наедине.
Ну зачем, а?
— Я хотел извиниться.
— Извиниться? За что?
Знаю за что.
— За свое поведение в ресторане. Я не должен был себя так вести. Прости, что испортил тебе вечер.
Испортил ТЕБЕ вечер… Он принципиально обезличивает Егора, акцентируя свое внимание только на мне.
Но на самом деле мне уже плевать. И о том вечере я предпочитаю вообще не думать, потому что последнее время появились вещи, куда более важнее, чем неудачное свидание с парнем, с которым у нас нет ни единого шанса на отношения. Но Игнатову знать об этом не обязательно, пусть считает, что тот вечер для меня многое значил.
Вообще, прежняя Агата бы сейчас съязвила какую-нибудь едкую гадость, фыркнула, устроила скандал и с гордо поднятой головой прошествовала в закат. Сегодняшняя Агата примирительно молчит и принимает извинения.
Во мне что-то надорвалось, изменилось, я чувствую это.
У меня совершенно нет сил спорить, кричать, отстаивать свою правоту. Мне не хочется впустую растрачивать свою энергию, внутренний голос нашептывает, что она мне скоро понадобится. Это то самое тревожное чувство, которое вот уже несколько дней не покидает меня. Оно плотно прорастает в меня, только пока не понимаю, отравляя или наполняя.
— Хорошо, — уверенно говорю я. Вижу, как неподдельно удивляется, ожидая моей обычной реакции, — но заканчивай, Леон, с преследованиями. Мы развелись, помни об этом. Иди, — киваю в сторону машины, — тебя Максим ждет.
— Агат, я…
— Всего хорошего, Леон.
Не даю ему договорить.
Не нужно усложнять.
Мы и так уже выглядим в глазах друзей полными идиотами.
Обхожу Игнатова, оставляя бывшего мужа в недоумении, и уезжаю домой.
Там меня ждет ненавистный, но такой желанный томатный сок…